Некро-Тур - Ольга Рубан
- Но если вдруг несчастный случай? Или машина сломается?
- Не сочиняй, - отрезал Макс, - Не такая уж это и глушь. Всего в паре дней пешего пути – тщательно охраняемый Пече́ро-И́лычский заповедник. Уж это расстояние мы и на переломанных ногах одолеем.
Он увеличил карту и все оживленнее продолжил:
- Смотри. Добираемся по воздуху до Ухты́, потом на машине до Усть-И́лыча. Это небольшая деревенька на пересечении Пече́ры и И́лыча, и дальше вверх по течению Илыча почти до самых Уральских гор. Не доезжая пары десятков километров до его истока, будет вытекающая из него небольшая речушка - Суя. По ней и двигаемся на юг, и через несколько часов оказываемся в распадке. Ориентиры настолько четкие, что и слепой бы не заплутал.
Анка долго молчала, потом предприняла последнюю и крайне неуверенную попытку его отговорить:
- Может… там и смотреть-то не на что… Народ совсем темный. Может, просто решили кладбище перенести на более сухой участок, подальше от подземных источников… А может, ну… знаешь ли, всем охота поглядеть, что там – под землей – с родными происходит через год, два, пять лет после смерти… Да не все могут. А тут, вдали от цивилизации, вороти, что хочешь, никто слова не скажет…
Макс пожал плечами. Он устал спорить, но чутье подсказывало, что дело вовсе не в переносе кладбища. Вспомнились исписанные – словно многоразовые – кресты, торчащие из могил толстые кожаные ремни, словно… Словно могильщики, хороня «любачку» и остальных, заранее знали, что их придется откапывать. И скоро. Ремни еще не успеют сгнить…Да и кому взбредет в голову переносить кладбище ночью?
- Может и не на что, - примирительно отозвался он, - В таком случае, зачтем эту поездку как отпуск. Ты ведь давно хотела…
- На Урале? - Анка вскинула тонкие светлые брови, - Ты пошутил?
- Это не Урал, а Республика Коми. Суровый и прекрасный край густых лесов, глубоких озер и живописных рек.
- Ну, уж фигушки, - фыркнула девушка и потянулась выключить ночник, - На такой отпуск я не согласна…
…
Места были, действительно, живописными! И́лыч то расширялся до нескольких километров, то сужался до худенькой речушки, и Анка, с удовольствием разглядывая эти преображения, готова была останавливаться хоть каждую минуту - на прибрежный пикник. Реку то стискивали высокие, отвесные, поросшие густым сосняком, скалы, то ее берега становились вдруг пологими, травянистыми и ласково-пушистыми, приглашая расстелить покрывало, отдохнуть, расслабиться, искупаться в синих водах. Погода тоже благоприятствовала, радуя солнцем, веселым, пышным лесом и голубым небом. Мысль об отпуске в этом краю уже не казалась смехотворной.
Тревога вернулась, лишь когда они достигли Су́и – бурной и грязной речушки, которая выплескивалась из Илыча желтыми, словно подгнившими водами. Максим круто повернул по ее течению на юг, и вскоре сама местность тоже начала меняться. Как чертик из табакерки далеко впереди выскочили грузные дождевые тучи, солнце спряталось, лес поредел и поскучнел. Глядя на черно-желтую реку, по котором ориентировался Макс, Анка озадачилась питьевой водой. Впрочем, бутилированная занимала добрую половину просторного багажника, а она очень сомневалась, что они задержатся в этих местах дольше, чем на пару суток.
Созерцание неприглядной местности навевало древние воспоминания. Ее часто спрашивали и друзья, и подписчики, и даже Макс, откуда такой интерес к мертвечине. Она обычно отшучивалась или придумывала какие-то истории, не имеющие с настоящей первопричиной ничего общего.
«Все мы родом из детства», - сказал как-то старик Экзюпери, и был, несомненно, прав. Исток был там – в пятнадцати годах позади. В подмосковной деревушке, где Анка гостила по два месяца каждое лето, прежде чем ехать с родителями в заграничный отпуск. Там же она впервые повстречалась со смертью и влюбилась в нее раз и навсегда.
Она обожала пресловутое «лето в деревне». Помимо большой и дружной семьи, съезжавшейся сюда на отдых, ее встречали подружки, с которыми она пропадала с утра до ночи, возвращаясь домой только поесть и переночевать. Придешь домой и сразу вспоминаешь старика Бредбери. Родные на террасе. Пьют - кто пиво, кто чай - болтают обо всем и ни о чем, смеются, шутят. Она ложилась спать и, прижимаясь ухом к стене, словно и сердцем прижималась через стенку к их голосам…
Но её девятое лето началось с ужасной новости. Оказалось, что ее деревенская подружка Мирослава зимой умерла. Менингит. Конечно, Анка уже давно знала, что такое смерть, но, никогда с ней лично не встречавшись, не знала, что должна при этом чувствовать. Чувствовала она лишь сосущую пустоту там, где раньше находилась Мироська. Ей не хватало подружки – ее тоненьких ножек, крутящих педали велосипеда, смешной панамки с бантом, веселых карих глаз, се́нинок, запутавшихся в волосах после полуденной дремы в стогу…
Порой она пыталась представить Мироську в ее нынешнем непонятном состоянии, но все, что ей приходило в голову – это кадры из «Дракулы». Пышный, стеклянный гроб в мраморном склепе, где вместо вампирессы лежит ее Мирося – прекрасная, чужая и хладная. А вокруг свечи, цветы и густая паутина…
Однажды, привычно слушая негромкий бубнёж родных и уже задремывая, она вдруг встрепенулась, услышав папин голос:
- Сегодня Игоря Равенко́ва встретил. Скоро перебираются на Север. Работу хорошую предложили в нефтянке. Жилье, льготы…
- Давно пора. Толковый мужик, да и Лена там себе занятие найдет по душе, отвлечется…
Анка тут же вывалилась из кровати и выскочила на террасу.
- А Мироська-то как же?! Если они уедут, она что - одна останется?!
Родственники смущенно отводили глаза, переглядывались. Бабушка поджала губы и украдкой перекрестилась, а тетя Света притянула Анку к себе, усадила на пухлые колени и успокаивающе произнесла:
- Мирослава с ними поедет, не переживай.
- Как это? – удивилась Анка.
- А вот так. Заберут деточку с собой и на новом месте положат. Будут так же приходить, цветочки приносить, игрушки…
- Да,
