Да будет воля моя - Евгений Кузнецов
Что-то на небе было не так, и Карчетов недовольно проворчал:
— Да еще этот месяц. Светит… черт знает как.
Ничто сегодня не умиротворяло Карчетова, он был нервозен и напряжен. Он отошел от окна и развалился на кровати, подмяв под локоть подушку.
Милана появилась на пороге с подносом в руках. На подносе были бутылка бренди, два высоких бокала и блюдо с мясной и сырной нарезкой.
— С кем ты тут разговаривал? — спросила она.
— А что ты подкрадываешься? — буркнул Карчетов.
— Звонил кому-то?
— Слушай, хватит уже устраивать мне допрос, мне этого и дома хватает. Налей лучше, а то сушит.
Милана недоверчиво оглядела Карчетова, но больше допытываться не стала. Она поставила поднос на прикроватную тумбочку и наполнила бокалы бренди.
Карчетов взял один из них и пригубил. Он вдруг грохнул бокалом о тумбочку и воскликнул:
— Мать твою, да это же галимая сивуха!
Милана, выпивая, испуганно вздрогнула:
— Ты чего так пугаешь?
— А ты что подсовываешь мне левое пойло?
— Что выбрал, то и подсовываю.
— Но я-то думал, что это французский марочный коньяк.
— За пятьсот-то рублей?
— А, ну тогда ладно, — быстро успокоившись, Карчетов потянулся к нарезанному сервелату.
Милана с бокалом в руке прилегла рядом с ним:
— Не расстраивайся, сейчас в тренде все наше, отечественное, родное.
— Водка, бабы, трихопол? — пережевывая колбасу, грубо пошутил Карчетов.
— Нет. Традиционные семейные ценности. Брак, семья, дети.
— Хорошее дело браком не назовут, — вновь плоско пошутил Карчетов.
Он взял с тумбочки бокал и отпил из него:
— А, к черту все, отныне я свободен.
Милана нахмурилась:
— Не поняла, что ты имеешь в виду? От чего это ты свободен?
— Это я метафорически. А если говорить конкретно, то человек вполне может быть свободным от всего.
— От чего, например?
— Да говорю же, от всего! Он может быть свободен от унизительной необходимости врать, лгать, извиваться, угодничать, лицемерить, пресмыкаться, добывая себе столь унизительным способом средства для достойной жизни, и при этом не трястись от страха, что придут и все отберут. Иными словами, свободен от всего этого бардака, именуемого семьей, работой, цивилизованным обществом, в конце концов!
— Это все мечты. Невозможно скрыться от цивилизации. Разве что уйти в монастырь.
Отпивая из бокала, Карчетов чуть было не подавился от возмущения:
— Да нет же! Свобода вполне может быть достижима и здесь, в миру. И для этого всего-то и нужно, что счет в офшоре.
— М-м-м, — промычала Милана в свой бокал. — Так вот ты о чем.
— Счет в офшоре, — с жаром продолжал Карчетов, распаляясь все больше, — и отныне ты волен сам созидать свою судьбу. Более того, отныне ты сам свой собственный Бог!
Карчетов задрал голову к сияющей на потолке, словно солнце в миниатюре, пятирожковой люстре и прокричал во весь голос:
— Что, бородатый, не ожидал конкуренции от раба своего? Привык, чтобы тебе потакали? Больше от меня покорности ты не дождешься!
Милана похлопала Карчетова по плечу:
— Дорогуша, притормози. Давай не будем его трогать.
Карчетов одним глотком осушил бокал и перевел на нее осоловелые глаза:
— Ты как со мной разговариваешь, блудница? Ну-ка, быстро сложила руки домиком и повторила за мной, да будет воля твоя, а не моя. Аминь.
— Да будет воля твоя, — равнодушно повторила Милана.
Карчетов состроил гримасу и погрозил Милане пальцем:
— Смотри у меня, блудница, как бы не пострадать тебе от кары небесной. А ну-ка, давай еще раз, но только прочувствованнее, а то как-то неубедительно получилось.
— Да будет воля твоя, а не моя, отче наш на небеси! — нараспев, театрально повторила Милана.
— Знаешь, я тебе совсем не верю. Тебе от меня нужно только бабло, а не моя воля. Стоит мне только проявить хоть чуток своей воли, как ты сразу начнешь ныть и канючить, смилуйся надо мною, Господь всемогущий. Что, не веришь? Сейчас я тебе докажу.
Карчетов попытался подняться на ноги, но его вдруг повело назад, и он, ударившись спиной и головой о стену, завалился обратно на кровать, где и замер без движения.
Милана обняла его за плечи:
— Тебе нехорошо, Лева?
Приподняв голову, Карчетов с недоуменным видом помассировал ушибленный затылок и пробормотал:
— Не знаю. В голове вдруг зашумело и земля поплыла из под ног. А еще язык прилипает к нёбу. — Откинувшись на подушку, он уставился в потолок. — Или к небу? В небе над нами пролетел самолет, завтра он упадет в океан, погибнут все пассажиры. Черт, голова кружится.
Карчетов перегнулся через край кровати, и его стошнило прямо на пол:
— Бё-ё-ё…
Милана подскочила с кровати:
— Черт, Левон!
Пока Карчетова выворачивало наизнанку, Милана громыхала чем-то в ванной комнате. Когда она вернулась с ведром воды и половой тряпкой в руках, Карчетов уже был на ногах. Он, покачиваясь, стоял в проходе между кроватью и шкафом-купе и зверски смотрел на Милану своими прозрачными, холодными глазами.
— Ты задумала меня отравить… — прохрипел он.
— Нет, Левон.
— …Чтобы завладеть моими деньгами.
Милана испуганно отступила назад:
— Не подходи ко мне.
Карчетов сделал шаг вперед:
— Да-да, я раскусил тебя. И вовремя выблевал твою отраву.
Милана почувствовала спиной холод стекла межкомнатной двери:
— Левончик, у тебя приход. Очнись, дорогой.
Карчетов вплотную приблизился к перепуганной Милане:
— Сейчас я тебя научу, блудница, как любить меня, а не мои деньги.
Он замахнулся рукой. Милана зажмурилась, приготовившись к самому худшему. Она не убегала от побоев, потому что помнила, что скрытая видеокамера холодно и беспристрастно фиксирует абсолютно все происходящее в этой комнате, и это сулит неслыханные рейтинги новому видео.
Глава 28
Карчетов насилу разлепил глаза, приподнял голову и огляделся. Он лежал на полу между кроватью и шкафом-купе. Ему в нос шибанул тошнотворный запах. Карчетов поморщился. На паласе перед ним темнело пятно с крупицами пережеванной, но не переваренной колбасы, от которого и исходило зловоние.
Карчетова замутило, затошнило и буквально вывернуло наизнанку.
— Бё-ё-ё… — вырвался из его горла утробный звук.
Он откашлялся и, прилагая немалые усилия, поднялся на ноги. Его повело в сторону, и он повалился на кровать. Рядом неподвижно лежала Милана. Она была обнажена. Она лишь простонала слабым голосом, но даже не пошевелилась. Карчетов уперся рукой куда-то в область поясницы
