Эфраим Тзимицу - Осколки, острые, как ножи

Как ему прожить теперь? Или проще было бы шагнуть вслед за ней, туда, к острым скалам?

Он уже сделал шаг к краю площадки, но что–то остановило его. Он услышал какие–то голоса, буквально на краю слуха… Что же это могло быть? Два голоса как будто спорили… Сверху…

Он поднял взгляд наверх, и никого не увидел… Да, это все почудилось, бред… Он просто пытается отвлечь себя от тяжелых мыслей, найти хоть какой–то повод не делать того, что должен был сделать…

И он снова перевел взгляд вниз, на острые скалы…

— Постой, стой! Не смей даже делать так! Не надо! — услышал он женские крики. Обернувшись, он увидел девушку, которая бежала к нему, по той самой тропике…

Когда он узнал её, глаза его сузились — это была она, подружка–разлучница. Она подбежала к нему.

— Что ты тут делаешь? Что… — начала она, но он резко оборвал её.

— Она умерла, умерла из–за тебя, из–за нас! Ты понимаешь?! Её нет больше!

— Как? Что ты говоришь? Как она могла…

— Она умерла — повторил он — Она прыгнула со скалы. Видишь — показал он шарф — Она никогда не расставалась с ним, и вот теперь…

— А ты уверен, что она не просто бросила его?

— Уверен… Она бы не могла…

— Но ты обидел её… Я же тоже знаю её уже много лет… Она могла просто бросить его…

— Уверена?

— Да.

— И что же тогда? Почему она пришла сюда, чтобы бросить его? Ты думаешь, что она не могла… — он снова посмотрел в сторону обрыва — Не могла броситься со скалы?

— Да нет, что ты такое говоришь — замахала руками девушка — Ну сам подумай, как она могла решиться на такое?

— На, прочти — протянул он ей записку.

— Что это?

— Её прощальная записка…

— Дай скорее — схватила она тотчас же записку и быстро пробежала строчки, выведенные знакомым почерком.

— Да… — задумчиво проговорила она — И в самом деле… Похоже на это… Но нет, конечно же, она где–то рядом!

— Но где?

— Ходит где… Я же её с детства знаю… Она может поплакать в сторонке где–то, а потом уже вернуться как ни в чем не бывало!

— Разве? — недоверчиво переспросил парень — А мне казалось, что вы знакомы чуть меньше…

— Ну, это только казалось — попробовала улыбнуться девушка — А так то…

— Что?

— Знаешь — положила она руку ему на плечо — Может пойдем домой?

— Как? А если ей сейчас плохо? Если она… Если с ней что–то все же случилось…

— Мы найдем её у нас дома — взяла она его за руку — Идем!

— Нет — резко отвернулся он и снова устремил взгляд в море, на лениво плещущие волны — Мы должны её искать…

Но тут она оборвала его речь. Оборвала долгим и страстным поцелуем. Он поначалу попробовал отшатнуться, но через миг уже сам страстно целовал её, как тогда, когда его возлюбленная застала их…

Они обнимались и целовались долго… Он уже не помнил зачем пришел сюда, лишь смутные отголоски тех мыслей касались его сознания… Но от отгонял их прочь, поддавшись ласкам той, которую он сжимал в объятиях, он уже и правда поверил, что та, кто написала записку, и легкий белый шарф которой, как последнюю память он все еще сжимал в кулаке, что она и правда уже вернулась к ним дом, будто бы никуда и не уходила…

— Ну, пойдем- оторвалась она от его губ — Нам нужно будет долго и серьезно поговорить…

— Да идем — кивнул он ей, обняв её за талию.

И так они пошли вдвоем, по той самой тропинке…

Девушка улыбнулась, и негромко произнесла одними губами: «Теперь ты мой»…

Ротнемрот молча смотрел со скалы, на которой он сидел, как целующаяся парочка покинула каменную площадку, которая стала свидетелем трагедии, гибели разбитого сердца.

— Ну и как тебе? — осведомился знакомый голос, и рядом с ним возник Бона, который делал попытки отряхнуться — он уже успел где–то промокнуть.

— Ты где был? — хмуро спросил у него мучитель.

— Девушку искал… Точнее нашел и принял последний вздох, так сказать..

— И как она?

— Умерла… Она еще перед смертью как то догадалась чем её возлюбленный занимается… Так что отошла в мир иной она не очень спокойным образом… Ну я утешить не смог… Да и не старался особенно, по правде то, говоря…

— Зачем тебе это?

— А интересно стало так вот, близко все это увидеть. Никогда, знаешь ли не видал — усмехнулся Бона.

— Ну и как тебе?

— Да, грустно, что и говорить…

— Не могу поверить — проговорил Ротнемрот, глядя ему в лицо — Что тебе может быть кого то жалко.

— Ну и что с того? Я много могу, могу и жалеть… Да если я сейчас эту девочку не пожалел, то и что с того? Это что–то изменит?

— Ничего — покачал головой мучитель, снова уставившись на площадку.

— А ты то у нас как? Пожалел кого, или еще что, может быть?

— Скорее, я смутился…

— Да ну, и отчего?

— Да этот… герой. У него любимая девушка умерла… по его же вине…

— Немного напоминает кое–кого — сладостно улыбаясь, проговорил Бона.

Ротнемрот, пропустив мимо ушей его реплику, продолжил — А он сразу же полез целоваться с другой девчонкой… Собственно, из за которой все и случилось!

— Ну, это люди — пожал плечами Бона — Что с того? Сейчас будешь заламывать руки, и причитать, «Да как он мог?!» Да и почему ты говоришь, полез? Он, по–моему, и не прекращал… Точнее, он как с этой девахой начал, так и продолжил свои… Хм, скажем так, взаимоотношения…

— Ладно. Ну и? Ты хотел мне преподать очередной урок?

— Нет… Просто мы с тобой нечаянно стали свидетелями вот такого вот происшествия… Грустного, правда, но уж как есть. Что теперь скажешь, ученик мой?

Ротнемрот промолчал, глядя вслед удалявшейся вдаль парочке.

— Что совсем ничего не хочешь сказать?

— Наши разговоры… Они всегда так затягиваются… Ты пытаешься меня всегда учить чему–то… Но зачем тебе это?

— Я уже упоминал, что давно искал себе собеседника… Всегда любил поболтать… — пожал плечами Бона.

— А ты не хочешь мне сказать, что мне делать теперь?

— Ты хочешь, чтобы я приказал тебе? — вопросительно поднял бровь его учитель.

— Нет… Просто сейчас я смотрю на них…

— И?

— Я хочу просто убить их! Одного за то, что он бросил любимую девушку, что он предал её ради какой–то… А вторую за то, что предала свою подругу… Довела её до смерти, и теперь радуется этому! Она же знает, что вон та девчонка с хвостиками на самом деле мертва?

— Знает — кивнул Бона.

— И как она может?..

— А что это так тебя то трогает? Тебе они вообще кто? Такое ощущение, что ты занялся состраданием, вместо страданий… Нда, любопытная игра слов выходит…

— Тем не менее… Я хочу убить их! По настоящему хочу, а не так, как тогда, когда я убивал потому, что… Потомучто не мог иначе.

— И тогда в городе? Когда ты произвел такую милую смену производственного цикла на заводе? — усмехнулся учитель Ротнемрота.

— То было несколько другое… Это была просто безликая масса людей… Как материал на том заводе…

— Так размышлять о живых людях… милый парняга, однако… — пробормотал себе под нос Бона. А его ученик тем временем продолжал.

— Равнодушные, сердца которых уже умерли… Да я скорее оказал им услугу, оживив их сердца, перед тем, как они умерли! А тут… Я проник в мысли этих людей… Ощутил их, их чувства, все в них. И все что я увидел в них, возбуждает во мне лишь одно желание — убить их, наказать их за предательство!

— Наказать? — деланно удивился Бона — Так теперь ты из кровавого монстра решил стать благородным мстителем?

— Пусть так.

— Ну, хорошо, ты сейчас пойдешь и убьешь их, так? Сил у тебя хватит опыта тоже… И к чему? Ты сам потом не будешь терзаться вопросами и измышлениями?

— Не знаю… Наверное уже не буду…

— Считаешь, из тебя уже ушли все сомнения… Все, скажем так, человеческое?

— Может быть… Ты сказал, человеческое? Почему ты так сказал?

— Знаешь ли — задумчиво прищурился Бона — Быть человеком и быть кем–то вроде нас… Совершенно разные вещи.

— А ты сам… Ты знаешь что такое, когда перестаешь быть человеком и становиться… Кем–то вроде нас?

— Нет — покачал тот головой.

— Нет? Ты не знаешь, что такое быть человеком?

— Смутно… Тяжеловато знаешь ли это… Тут надо помнить… Изучать…

— Помнить? Изучать? Ты не знаешь, каково это — быть человеком? А кто же тогда ты сам? Откуда ты?

— Я зримое воплощение страданий и мучений — вскинул голову Бона — Я уже сказал тебе об этом, и ты должен был это запомнить, ученик, Ротнемрот, мучитель!

— Ты был таким всегда? Или ты тоже когда то был… Таким, как я?

— Нет, знаешь ли не был — ухмыльнулся Бона, очевидно, что то вспомнив.

— Ты всегда улыбаешься, когда речь заходит о страданиях и мучениях…

— Ну если учитывать то, кем или чем, я являюсь, то нет ничего удивительного.