Как стать богом (СИ) - Востриков Михаил
— Где храбрец?
— Его будут в печку сажать, — немедленно откликается Алик и радостно улыбается, ужасно довольный, что у него так быстро и ловко получается. Я давно уже привык к странным вопросам. И к странным ответам я привык тоже, но это, видимо, случай, неожиданный даже для Сэнсея. Он молчит, разглядывая радостного Алика со странным выражением: то ли ему сделалось вдруг интересно, то ли он вообще ошеломлен.
— А где трус? — спрашивает он, наконец, с недоверием в голосе.
— Побёг всех закладывать!
Сэнсей молчит и осведомляется вкрадчиво:
— Джека Лондона почитываем?
— А кто это?
Но, Сэнсей не задерживается на Джеке Лондоне (рассказ «Зуб кашалота» в переводе Клягиной-Кондратьевой).
— Кто скачет, кто мчится под хладною мглой? — спрашивает он требовательно.
— Рыцарь.
— Какой рыцарь?
— Железный. Блескучий. С копьем.
— А как он скачет?
— Во всю ивановскую! — радостно выпаливает находчивый юный джентльмен.
Я слушаю их вполуха, а сам смотрю на элегантного родителя и только диву даюсь поразительному его равнодушию к происходящему. Поначалу он, надо сказать, заинтересовывается: глазки блестят, сидит он пряменько и, полуоткрыв змеиный рот, с любопытством переводит взор свой с Сэнсея на мальчишку и обратно, явно пытаясь понять, что происходит, — обычная реакция свежего человека на наши экзерсисы. Но потом, довольно скоро, отчаивается что-либо понять, скучнеет, тускнеет, откидывается в креслах и принимается задумчиво играть со своей зловещей указкой, — ловко, виртуозно, неуловимо для глаза то отправляя ее в небытие, то снова возвращая из ниоткуда, словно это у него волшебная палочка.
Странный, однако, родитель. Хотя, видим мы, бывает, и не таких, конечно…
Сцена 14. Сеанс с сыном Аятоллы
СЮЖЕТ 14/1
— Что сделала эта кошка?
— Она съела тигра.
— А что сказала кошка?
— Я победила тигра! Я съела тигра!
— Откуда взялся тигр?
— Он там был. Светлогорящий.
— Тигр, о… тигр светлогорящий в глубине полночной чащи? Этот?
— Нет. А тот, который любит все.
— Не тигр, а Тигра?
— Да! Я победила Тигру! Я съела Тигру!
Сэнсей уже вяжет — щелкает спицами, высоко поднимает руки, продергивая нити, но глядит он только на мальчишку и не видит он сейчас никого и ничего, кроме мальчишки. И не слышит. И не замечает. Можно, например, уронить на пол компьютер или запустить на полную мощь «Полет валькирий», или, скажем, подраться с родителем — Сэнсей ничего этого не заметит, только голос повысит, да задерёт до потолка свои голые брови.
Вообще-то я все понимаю: вопросы — это серьезно. В конце концов, с вопросов начинается все-все-все в этой жизни. Например, вся наука. Это любой дурак знает. Даже последний дурак знает, что правильно поставленный вопрос содержит в себе половину ответа.
Не будем спорить о цифрах, половину — вряд ли и далеко не всегда, но заметную долю, да, несомненно, содержит. Однако сэнсей-то не ставит ПРАВИЛЬНЫХ вопросов! Правильно поставленные вопросы его совершенно не интересуют. Было время, когда я часами сидел, уставясь в стену, и перебирая в памяти какой-нибудь сеанс, мучительно пытался уловить стратегию, или хотя бы тактику, или хотя бы мимолетный смысл в этой череде вполне бессвязных фраз с вопросительной интонацией. И не находил ничего…
— У папы черные глаза, у мамы черные глаза, а у сына — серые. Верите, что такое может быть?
— Верю. (Они уже играют в «веришь-не веришь».)
— А что у папы серые глаза, у мамы серые глаза, а у сына черные, верите?
— Не-а. Не верю.
— Правильно, не верите. А что кузнечик слышит ногами, верите?
— Верю.
— А что есть такие утверждения, что их нельзя ни доказать, ни опровергнуть, — верите?
— Верю!
— Умница. А пример привести можете?
— Могу. «Бог создал все». Ничего не докажешь.
— Хм… А что Бог существует, верите?
— Верю.
— А я вот — нет…
СЮЖЕТ 14/2
A propos: я СОВЕРШЕННО не помню тех вопросов, которые задавал он мне двадцать лет назад, когда мама привела меня к нему на тестирование. У меня абсолютная память (бывает абсолютный слух, а у меня абсолютная память). Я помню все. Помню, что сеансов было четыре. Помню, как была одета мама во время каждого из этих сеансов, и тогдашний коричневый шлафрок Сэнсея (с пятном от мороженого на левом обшлаге) тоже помню прекрасно. Даты помню, и соответствующие дни недели помню, и погоду помню температуру воздуха, атмосферное давление, скорость ветра. А вот вопросов не помню. И совершенно не помню своих ответов.
СЮЖЕТ 14/3
…Может быть, он ищет гёделевские вопросы (приходит мне иногда в голову) — те самые вопросы, на которые нельзя ответить ни «да», ни «нет», не погрешивши при этом против истины? Сомнительно. Но если даже он их и в самом деле ищет, то — зачем?.. Он постоянно жалуется, что ему не хватает вопросов. Но некоторых вопросов он не задает никогда. Например, великий вопрос любой современности:
«Почему — я⁈».
Вопрос-вопль. Вся наша Ойкумена стоит на нем, как Петербург на болотах. Довольно трудно, правда, представить себе контекст, в который встраивается этот вопрос. Но, какое ему дело до контекста?
«Мы переходим сейчас в новую фазу культуры, в которой ответом на вопросы будут не утверждающие высказывания, а новые, более глубоко сформулированные вопросы». Это написал В. В. Налимов в своем философском трактате «Канатоходец».
Не знаю, не знаю. Почему-то все современные философы оставляют у меня впечатление безответственных говорунов. Никакой солидности. Никакой, понимаете ли, обстоятельности. И даже спецтерминология (испытанное оружие классиков) им не помогает — только возрастает протестное ощущение, что тебя, кроме всего прочего, еще и дурят. Что-то кашпировское вдруг обнаруживается в серьезном тексте, что-то чумаковское…
— Кому это принадлежит?
— Его все равно нет.
— Кому это будет принадлежать?
— Кто первый придет.
Та-а-ак. Начитанный мальчик. Конан Дойла он тоже почитывает. «Обряд дома Месгрейвов», перевод Д. Лившиц. Но, цитирует неточно. Надо было: «Тому, кто ушел» и «Тому, кто придет»
— В каком месяце это было?
— В летнем месяце.
Надо было: «В шестом, начиная с первого».
Но все равно — очень и очень недурственно. Какая смена подрастает. Конкуренция, Боб Валентиныч, конкуренция! Рынок.
— Где солнце?
— Над елкой.
— Где тень?
— Под палкой.
— Сколько надо сделать шагов?
— Десять и десять, а потом еще пять и пять…
— Что мы отдадим за это?
— Все, что у нас есть, все и отдадим.
Сэнсею вдруг надоедает «Обряд Месгрейвов», а может быть, этот сюжет попросту исчерпывает себя, и он, вдруг, резко меняет тему.
— Голова буйвола, рога его и четыре ноги проходят через окно. Почему же не проходит его хвост?
— Потому, что зонтик раскрылся!
— У всех есть родина. Какая родина у тебя?
— Утром я ел рисовую кашу, а на обед будет суп с фрикадельками и блинчики с абрикосовым вареньем.
— Чем мои руки похожи на руки Бога?
— Играют на пианино.
— Почему мои ноги напоминают ноги осла?
— У нашего Барсука они разного цвета.
Это, какие-то незнакомые мне тексты. Или, может быть, он принимается придумывать вопросы сам — такое тоже бывало, хотя и нечасто.
— Что надо делать по двенадцать часов в сутки?
— Этот вопрос я по стеночке размажу!
— Что такое Будда?
— Такая специальная палочка.
— Вот, как? А что такое чистое тело Дхармы?
Тут пацан вдруг задумывается. До сих пор он отвечает, словно блиц-партию разыгрывает, а тут замолкает, насупливается и неуверенно говорит:
