Осенние (СИ) - "Джиллиан"
— Он хочет быть со мной, — задумчиво сказала я, убрала с огня чайничек и с чашкой горячей воды вышла к маме на балкон. Едва договорила, услышала странное негромкое постукивание. Прислушалась. Поняла — дождь.
— Ты говоришь это так уверенно, — недоверчиво сказала мама.
— Понимаешь, мам… Может, я его немного и придумала, но, мне кажется, я всё-таки начинаю понимать его характер, — со вздохом сказала я. — Он похож на осень. Очень стихийный. А эта мымра — она как зима: застыла в своём покое и не собирается хоть как-то меняться. Глупо, конечно, так говорить, но я сужу по тому, какой её видела рядом с ним.
— Меняться? Ты имеешь в виду — приспосабливаться к нему?
— Нет. Не приспосабливаться. Не знаю, как выразить это. Скорее — делать шаг навстречу друг другу. Когда мы познакомились… Нет. Скорее… Помнишь, я тебе рассказывала? Когда раньше у меня временами в конторе не было работы, Порфирий отпускал меня подышать свежим воздухом в сквер за домом конторы. Ну, ты помнишь, я там голубей кормила? Я ведь тебе рассказывала.
— Это помню.
— Костя увидел, как я их кормлю. Сам бы он не додумался, наверное. Но ему понравилось. Однажды пришёл… Мог бы просто сидеть на скамейке, а он купил булку — специально купил, чтобы птиц кормить. — Я вспомнила, как рассердилась на него тогда, и улыбнулась. — Ему понравилось кормить их…
— А ты? Ты тоже делаешь шаги к нему?
— Мам! Ты меня сегодня видела? Это он попросил меня прийти не в брюках! Ты меня, вообще, помнишь не в джинсах?
Мама тихонько засмеялась.
— Ну, хорошо, что он хоть в этом повлиял на тебя положительно! Значит, вы постепенно идёте навстречу друг другу…
— Идём… — Я снова вздохнула. — Не без того, конечно, чтобы не споткнуться… Мымра ещё тут эта… Ой, ты бы видела, в какой интересный дом он меня сегодня привёл! Там даже своя картинная галерея есть! И знаешь, мам… — Я поставила на карниз кухонного окна опустевшую чашку. — Он ведь не предупредил меня, что мы поедем в такой богатый дом. Но, чтобы я не смущалась, он сам оделся как-то по-домашнему. Я всегда его видела в основном в пиджаках, а тут — в джемпере. — Подумав, я признала: — Хотя там некоторые мужчины тоже были в джемперах. Я-то сначала не поняла, почему он так просто оделся, а потом дошло: это чтобы я себя чувствовала уютно.
— Предусмотрел… А ты говоришь — стихия…
Но я пока сама себе досконально не могла объяснить Костю.
А вообще, заметила, что, стоит только начать говорить вслух, анализируя, — и сама потом многое понимаешь. Уже натянув, на себя одеяло, я вдруг подумала, что, когда Костя рядом, он помогает мне уходить от странной одичалости, когда я побаиваюсь появляться на людях, особенно в таких местах, где надо соблюдать какие-то условности. Но и тогда он как-то исподволь умеет не настаивать, а так отступать, что ни ему, ни мне в тягость это не бывает. Ну, не смог он меня затащить в парковое кафе. И что? Неплохо провели время и вне его.
И уснула.
Утро прошло в коротких пробежках.
Сначала, сразу после сна, посмотреть, как там Валера, и кое-что подправить на рисунке. Потом прийти в себя — ванная, кухня… Потом позвонила Таня, пожаловалась, что Пашка с утра ушёл на работу, а ей скучно ехать одной на работу по дождю, а поскольку я не работаю по расписанию, почему бы нам с утра не прогуляться до её работы? Ей к десяти — значит, можно успеть забежать в кафе и насладиться вкусненьким… Потом я заглянула на почту и распечатала присланные сканы — Порфирий уже на месте — как обычно, к восьми пришёл. Но это я буду потом печатать. Таня права — в такой дождь только и сидеть в кафе.
Дождь моросил, больше похожий на плотный туман, чем на капель. Промозглая погода, кажется, собиралась воцариться в городе надолго. Но Таня — молодец! Мы под зонтами встретились на остановке — не сразу узнав друг друга в плащах, над чем похихикали. А потом решили не садиться в троллейбус, где не только промозгло, но ещё и откровенно сыро, а пошли гулять, сколько сможем.
Оказалось — правильно. До кафе я успела рассказать Тане вчерашнее происшествие — в подробностях, после которых сама уверилась, что сделала правильно, бросив Косте дурацкую реплику насчёт увольнения и женатого. В самом кафе, где народу было маловато по причине пасмурной погоды, мы обсудили всё — от Веры до галереи (об автописьме Женьки, естественно, я умолчала). Моя душа, во всяком случае, успокоилась, и я поверила, что у нас с Костей не всё ещё закончилось. Заодно лично для себя выяснила, что остро не хочу, чтобы всё заканчивалось.
Потом Таня глянула на часы, сделала большие глаза и помахала от порога кафе.
— Я поскакала! Счастливо!
Мне показалось — дверь за нею не успела закрыться, как зазвонил мой мобильник.
С опаской взглянув, кто звонит, я с облегчением ответила:
— Здравствуйте, Порфирий Иванович!
— Здравствуй-здравствуй, — встревоженно сказал Порфирий. — Алёна, ты никому ничего не говорила насчёт работы?
— Нет. А что?
— Приходил тут один пару минут назад. Глазастый такой. Глазища — жёсткие, вкручиваются аж. Про тебя спрашивал, правда ли уволена. Дамы наши потом сказали, мол, был он один раз тут, искал тебя… Ну так я ему… Я клялся-божился — правда! Уволена, мол… Смотри, если что, не выдай. Контору-то закрывать придётся.
— Нет, что вы, Порфирий Иванович! — открестилась я, смутно подозревая, что глазастый — это Костя, пришедший узнать про меня.
— Уф… Гора с плеч. Сканы-то получила?
— Получила, Порфирий Иванович. Распечатала — скоро начну работу.
— Ну, ладно тогда. Пока, что ли?
— До свидания, Порфирий Иванович.
Итак, Костя приходил проверять первую информацию. Из моих воплей. Надо же — Порфирия напугал… Ну и пусть проверяет. Единственное — как теперь объяснить, что я продолжаю работать? Поверит ли? Скажет ещё — вру, раз меня уволили… Ладно — соображу потом, что сказать. Я собрала со стола наши с Таней картонные тарелочки и пластиковые стаканчики, отнесла к мусорной корзине. Теперь — к зеркалу, в коридоре на выход. Помаду-то съела…
Только достала помаду, только собралась закрыть сумку, как мобильник деликатно звякнул. Эсэмэска. «Я в сквере». С разбегу не сразу сообразила, кто это — я.
Интересно, что он там под дождём делает?
Любопытство и неясная тревога: не замёрз бы, — и позволили быстро собраться с мыслями и поспешить к остановке, чтобы ехать к месту своей бывшей работы.
Ехала и представляла, как он сидит на скамейке и ждёт меня под дождём.
С остановки шла спокойно и насторожённо, мало ли… Но, завернув за дом, не выдержала! Он приехал и позвал! Я бросилась в сквер изо всех сил — по плохой, давно не ремонтированной, потому что далеко в стороне от центральных трасс, дороге, на которой сплошь выбоины и рытвины, по лужам, разбрызгивая воду во все стороны, будто самого дождя не хватает!.. Сейчас я увижу его! Пусть ругается, пусть выясняет, что ему нужно, — я увижу его!
Притормозила только у входа в сквер. Пусть не думает…
… Ха, как бы не так — под дождём! Этот человек, кажется, умеет устраиваться с комфортом везде! Он сидел на чём-то вроде большого пластикового пакета, под огромным чёрным зонтом, больше похожим на пляжный зонтик, и спокойно кормил ошалевших от счастья: не булка, а семечки! — мокрых голубей.
Подходила я к Косте с опаской. Мало ли… Вдруг с самого начала ругаться будет? Прошла чуть полукругом, чтобы голубей не спугнуть. Неужели он специально для них купил семечек? Хм, надо же… Он бросил новую горсточку и вынул из кармана ещё один большой пакет, расстелил на скамье, рядом с собой.
— Садись. Моего зонта на двоих хватит. Свой можешь закрыть.
Ничего себе — быстро он в себя пришёл, и сразу — командовать!
Стараясь, чтобы он видел мою скептическую усмешку, я осторожно приблизилась к скамейке. Вроде спокойный. И увидела. День и так серый от дождливой мороси, а ещё и под зонтом у него сумеречно — и я с сочувствием заметила, как довольно внятно на Костином лице обозначился шрам, корявой нитью перечеркнувший глаз.
