Кого не взяли на небо - Клим Мглин
Он оказался в сказке. Или на обложке одного из тысяч одинаково безликих рау-блэк-метал альбомов. Развалины древнего замка. Одинокий донжон, возвышающийся над каменной грядой и остатки мощной крепостной стены, соединяющей пару уцелевших башен и внушительную, двухэтажную казармы, с крыши которой он недавно свалился. Солнце, клонящееся к закату, подсвечивало красный кирпич замка: казалось, тот блестел от пролитой крови.
«Мы проспали весь день», — ужаснулся сержант и струйки холодного пота потекли меж лопаток, — «И никаких часовых».
В ответ его грустным мыслям с крыши Ньялы, что застыла посреди лысого, мощёного булыжниками, замкового двора, сверзился Скаидрис. Лив едва держался на ногах и с трудом ворочал языком:
— Ты немного задержался, сержант. Я думал, что усну на посту и смена не придёт. Теперь мне можно немного поспать?
Его ноги подкосились и часовой рухнул на землю, моментально уснув.
Пуу поднял его, словно плюшевого медвежонка и унёс на крыльцо казармы, под козырёк.
Потом вернулся и распахнул дверцы грузового отсека, холодея при мысли об ожидающем его зрелище. Но всё оказалось в порядке: простояв десять часов в карауле, Скаидрис приговорил всего лишь один бочонок; остальные стояли в ряд, блестя влажными выпуклыми боками.
Вторая кружка эля напрочь разогнала остатки сурового похмелья. Пуу облегчённо вздохнул, прихватил початый бочонок и захлопнул дверцы салона. Теперь стоило найти предводительницу: возможно, у неё найдётся какая-нибудь боевая задача. Наверняка найдётся. Томимый непреодолимым желанием исполнить приказ, Монакура Пуу отправился обратно в казармы. Перешагнув через храпящего на весь двор Скаидриса, он оказался в огромном сумрачном зале; посредине стоял длинный дощатый стол, а в углу громоздился грубо сложенный каменный очаг. В противоположной стене виднелись три двери.
«Эники, беники, ели вареники», — Монакура толкнул створку и оказался на лестнице.
Откуда-то сверху раздавались приглушённые женские голоса. Пригибаясь под узкими притолоками, сержант тихонько крался, стараясь не скрипеть ступеньками. Естественно, лестница закончилась дощатой, обитой железными полосками, дверью. Голоса раздавались оттуда. Пуу хотел толкнуть дверь и войти, но взгляд его упал на огромную замочную скважину. Монакура поставил на пол бочонок, сверху разместил свою задницу и, весь превратившись в слух, приник глазом к отверстию.
* * *
Соткен крутилась перед треснутым зеркалом, примеряя ворованную одежду, а Йоля развалилась на грубом топчане, заваленном тряпьём, и наблюдала за ней. Кривушка напялила сиреневое длинное платье с глубокой шнуровкой на груди; повертелась так и сяк, потом вопросительно уставилась на предводительницу. Та скорчила недовольную мину и отрицательно качнула своей тёмно-красной головой. Сиреневое платье полетело на пол — к остальным отвергнутым нарядам.
— Тебе лучше всего без всего, — мурлыкнула Йоля.
Соткен благосклонно улыбнулась, и попыталась втиснуть свою кривую спину в узкую блузку, расшитую этническими журавлями.
— Когда ты выкупила этого упыря? — Соткен стояла в крестьянской рубахе и в, обтягивающем её маленький зад, спортивном трико, — Как только увидела?
— Угу, — Йоля хмурилась: ей не нравилась блузка, — А ты?
— А что я, Йоля? Я мясо жарила.
— Ну-ну. Снимай это непотребство.
Блузка с журавлями полетела на пол. Соткен наклонилась и принялась копаться в ворохе тряпья, ещё не прошедшего примерку. Её руки нащупали что-то твёрдое и извлекли небольшой бледный короб, покрытый сложной вязью сине-красных узоров. Соткен развязала шнурочки, служившие застёжками, и откинула крышку, выполненную из странной бледной кожи, очень старой на вид.
— Ты знала, что все на хуторе Андреаса — близкие родственники? — спросила Йоля.
— Естественно знала: Андреас — старый соратник Якоба, отошедший от дел, в угоду семье. Дед решил встретить смерть, ведя праведный образ жизни. А что тут странного? — тон Соткен звучал немного растерянно:кривушку что-то привлекло в древнем коробе.
— Праведный образ, — хихикнула Йоля, и, заинтересованная находкой, приподнялась со своей грубой кровати, — Твоя бывшая предводительница, Герта, просто невинная овечка в сравнении с этим праведником. Жаль, что мне не удалось с ней договориться. Она не захотела примкнуть к нашему отряду.
— Насколько я видела, ты и не пыталась с ней разговаривать. «Так тому и быть». А потом вжик — и голова с плеч, — ухмыльнулась Соткен.
Потом посерьёзнела:
— Ты с ней говорила точно так же, как со мной? Говорила у неё в голове?
— Я пришла к ней во сне, — ответила Йоля, — Но эта сучка не пошла на диалог. Она предпочла умереть. А могла бы стать моей подругой.
— Слугой, ты хотела сказать, — поправила предводительницу Соткен.
Йоля небрежно пожала плечами и промолчала.
— А какая цель у нашего отряда, Йоля? Почему мы вместе? Чтобы выживать? — Соткен бережно раскладывала на кровати бронзовые украшения и части старинного этнического костюма, выуженные из короба. Йоля подошла ближе и присела рядом.
— Мы готовимся к сражению. Но драться мы будем не за еду.
— Ох, прекрати, пожалуйста, эту чушь, Йоля. Ты же не будешь мне втирать про наёмников?
— Почему же? — Йоля удивлённо подняла левую бровь. Правая осталась недвижима. — Трезвая, интересная мысль. Вполне годное занятие, чтобы собраться с силами и немного подзаработать.
— Да брось, к кому наниматься? Народу выжило с гулькин хер, еды у всех мало, а чем ещё платить за услуги? И, главное, за какие.
Повисла пауза. Женщины восторженно взирали на одеяние, извлекаемое из сыромятного короба. Им оказалась полная экипировка благородной дамы древних латышей, по всей видимости. Одежда старая, выцветшая и потёртая, но на удивление крепкая. Соткен посмотрела на Йолю долгим взглядом, и принялась облачаться.
— Так что ты узнала об Андреасе? — прищурилась кривушка.
— Старик не болен и не безумен. Кстати, те две пары приходились ему его детьми, а пацан — внуком, результатом этого жёсткого инцеста. Однако семейка жила вполне счастливо. Пережила Апокалипсис, и даже сумела получить приплод, но вот незадача — старик расслабился. Потерял контроль.
Йоля подошла к Соткен сзади и поправила длинные толстые косы, зацепившиеся за край чёрного жакета, покрытого вязью серебряного тиснения:
— Они прекрасно знали, кто их любимый папочка. Они тоже расслабились, перестали следить за старым вожаком. А ещё лекарство подвело.
