Кого не взяли на небо - Клим Мглин
Крутой спуск завершился: поверхность ужасных двустворчатых ворот, преграждающих путь, бугрилась барельефами жутких лиц мертвецов, с челами, охваченными королевскими венцами.
— Я был уверен, что Кладезь Бездны — есть некое измерение, сфера, нежели явленное в материи место, — пробормотал Князь.
Авадонна отступил в сторону, освобождая путь. Каменное изваяние перекинуло край римской толги на другую руку и застыло недвижной глыбой.
Двери бесшумно растворились.
— Ты пригласил меня в свою обитель, но сам не смеешь ступить за ворота, — прищурился Люцифер, окидывая проницательным взглядом каменную скульптуру, — Что за чертовщина творится в твоей обители, Ангел Смерти?
Пыль под ногами надгробия пришла в движение: возле серых ступней прошёлся маленький торнадо, сложив песчинки в несколько неровных строк.
And so, despite his weighty armor, he lived in fear.
Of a delicate thing, ilttle more than a girl.
Where fire resideth, shadows twist and shrivel. But in the Abyss, there are shadows none.
Fear not the dark, my friend. And let the feast begin, — склонив голову, прочёл Князь мира сего.
— Люблю разгадывать квесты, мой друг, — мужчина в зелёном охотничьем костюме похлопал по плечу скульптуру, изображающую мрачного демона в римской тоге, и направился прямиком к воротам. Он прижал длинные пальцы, унизанные массивными перстнями к ликам мертвецов и сильно толкнул створки. Те бесшумно распахнулись.
Взору Люцифера предстала бескрайняя пустота, чернеющая отчаянием. Здесь не было ровным счётом ничего: ни смерти, ни жизни, ни времени, ни пространства — точка мрака, растянутая в бесконечность. Реальность этого места создавалась стеной: аккуратные каменные блоки, точно подогнанные друг к другу, резали темноту пополам. К стене лепилась лестница: бесконечные пролёты уходили вниз.
— Достойная, атмосферная иллюзия, визуально подтверждающая различие между Шуньятой и безнадёжным Всепиздецом, — присвистнул Люцифер, любуясь окружающим пейзажем.
— Что ж, будем спускаться, — он осторожно ступил на первую ступеньку.
Спуск давался превосходно: коричневые сапожки на высоких каблуках бодро преодолевали пролёты.
— Скучно тут, — пожал плечами Князь, — Спою, пожалуй.
Мощный баритон, исполняющий куплеты Мефистофеля из оперы Гуно, потревожил заупокойную тишину Кладезя.
— Однако же акустика здесь великолепная, — заключил повеселевший Люцифер, — Возможно мне стоит размышлять вслух и мои мысли разнесутся по всей Вселенной. Может статься — проникнут в глупый псиный мозг моей ненаглядной Упуаут. Общеизвестно: собаки — глупы, но, в то же время, считается, что эти существа тонко чувствуют любое проявление любви. Так где же я ошибся?
— Будучи белым ангелом, первым в свите коварного Яхве, по ночам я обдирал сады Эдема — подносил тебе райские яблочки и белые лилии; играл на арфе и пел дурным ангельским голосом — ты оставалась холодна... Так где же я ошибся?
— Познав истину и отринув ложного Отца, я стал великим воином — пришёл к тебе в доспехах, покрытых кровью и возложил трофеи к твоим ногам: отрубленные головы ангелов, крылья серафимов, чудесное сияние престолов — ты оставалась холодна... Так где же я ошибся?
— Пав в Бездну, я обрёл потрясающий облик и абсолютную власть над страстями мирскими — я купал тебя в океане удовольствий, чаши наслаждений курились ароматами похоти и разврата, кубки, наполненные чистейшим экстазом, никогда не пустели, я слал тебе поздравительные открытки каждое Рождество — ты оставалась холодна... Так где же я ошибся?
Ответивший ему глас хрипел ржавым дисторшеном:
— Ты воплощение эгоизма, Сатана, и путаешь любовь со страстью. Ты хочешь обладать объектом своего влечения, а настоящая любовь — это когда живёшь ради других.
Люцифер остановился и огляделся по сторонам:
— Всю эту чушь я уже слышал от этого, — он покрутил пальцем вокруг макушки, изображая то ли лысину, то ли нимб, — Избитая банальщина. Однако ж ты не Упуаут — эта сучка меня жёстко игнорит... Так кто ты, незнакомка?
— Я мать, — ответил тот же голос, — Мать тех, кто живёт в этом проклятом месте. Люблю своих детей, а они — меня.
Иллюзия сменилась — теперь Князь очутился в огромной зале — пол, обшитый листами гофрированного железа, заполняли отвратительные яйца — волосатая скорлупа сочилась дымящейся слизью. Посредине зала, растянутое на стальных тросах, громоздилось жуткое существо: фигура обнажённой женщины ниже пояса превращалось в тело чудовищного насекомого — инопланетной саранчи; неведомой хтони, чуждой этой галактике. Чёрные прямые волосы липли к скуластому лицу, искажённому гримасой муки.
— Меня зовут Ютта. Ютта Аулин, — прохрипело чудище; мерзкий, полупрозрачный яйцеклад, перевитый кривыми канатами сосудов, содрогнулся, извергнув наружу тошнотворный плод.
Цепкими и тощими, как у динозавра, передними лапками, она ухватила отродье и бережно поставила в ряд к остальной мерзости.
— Мои детишки, — лапки нежно обвели залу, — Добро пожаловать, Властелин Ада, я мечтала с тобой познакомиться. Всегда хотела узнать почему ты восстал против своего Отца. Расскажешь?
Люцифер немного потоптался на месте, а затем слегка пнул ближайшее к нему яйцо. То моментально отреагировало: скорлупа брызнула мелкой шелухой, и нечто, напоминающее кузнечика и курицу одновременно, бросилось на мужчину.
Трость с набалдашником в виде головы сатира мелькнула чёрной молнией; голова новорожденного урода треснула под каблуком кожаного сапожка.
— Хм,— устало выдохнул Люцифер, — в двух словах, и лично для тебя, ибо поражён глубиной твоего отчаянного безумия.
Он ещё раз печально осмотрел чудовище, качающееся в цепях напротив, глубоко вздохнул и произнёс:
— Однако ж баш на баш — я хочу знать, кто отец твоих, хм, детишек?
— Эта краснокожая сука создаёт монстров, ты только полюбуйся, Сатана, она их буквально плодит.
Новый голос. Старческий голос, дрожащий фатальной тревогой.
Люцифер сморгнул и огляделся.
— Давай знакомиться дружище. Назови себя, монстроёб, — приветственно воззвал он.
Зал с яйцами и маткой растёкся, размылся: Сатана оказался в тесной кельи, обустроенной тремя тёсаными каменюками. На первой, что служила постелью возлежал лохматый, заросший бородой по самые глаза, тощий седой старик. Второй, точно такой же, расположился на остальных камнях, используя их в качестве стула и письменного стола. В руках он сжимал кусок угля, которым чирикал в огромном, изодранном гримуаре. Стену кельи украшала тусклая картина, изображающая сцена, залитую светом прожекторов. На сцене обреталась хмурая девочка в короткой юбочке и спущенных гормошкой шерстяных гольфиках.
— Ответ на твой вопрос и одновременно представление новых персонажей, дьявол, — просипела Ютта, — Безумный русский шаман и его не менее съехавший товарищ — пара сумасшедших вояк, возомнивших себя новыми пророками,
