Артур Мейчен - Мейчен

— Господа, вам известны наши правила. Книга подготовлена. Открывший ее на черной странице поступает в распоряжение комитета и мое лично. Пожалуй, пора начинать.

Кто-то стал тихо, но отчетливо произносить фамилии, и вызванный им человек подходил к столу, после чего наугад открывал большой фолиант, лежавший между свечами. В тусклом свете лица были почти неразличимы, но Филиппе услышал рядом стон и узнал старого друга, чьи черты были искажены почти до неузнаваемости охватившим его ужасом. Один за другим члены клуба открывали книгу, после чего удалялись в другую дверь. Наконец остался один человек — друг Филиппса. У него на губах выступила пена, когда он шел к столу, и задрожали руки, едва он прикоснулся к книге. Уильямс что-то шепнул президенту, прежде чем выйти, а потом вернулся и встал рядом со своими гостями. Ему едва удалось удержать их на месте, когда несчастный застонал в ужасе и упал на стол: он открыл книгу на черной странице.

— Прошу вас идти со мной, мистер Д’Обиньи, — сказал президент, и они вышли вместе.

— Нам пора, — проговорил Уильямс. — Дождь, верно, кончился. Помните о вашем обещании, господа. Вы присутствовали на заседании Клуба исчезнувших. Больше вы никогда не увидите этого молодого человека. Спокойной ночи.

— Неужели убийство? — с трудом выдавал из себя Остин.

— О нет, ничего подобного. Мистер Д’Обиньи, надеюсь, проживет еще много лет. Он исчезнет, просто исчезнет. Спокойной ночи. Вас ждет коляска.

Друзья отправились по домам, не произнеся больше ни слова. Три недели они не виделись, а когда встретились, оба выглядели больными и слабыми. Им было трудно ходить, и они старались не смотреть по сторонам, когда шли по Пиккадилли, чтобы не наткнуться взглядом на знакомое по ужасному клубу лицо. Неожиданно Филиппе остановился как вкопанный.

— Смотри, Остин, — прошептал он. — Ты видишь?

На рекламных щитах, разложенных рядом с тротуаром, пестрели заголовки вечерних газет, и на одном из них Остин прочитал то, что было написано большими синими буквами: «Загадочное исчезновение». Он купил газету и принялся дрожащими руками переворачивать страницы, пока не отыскал короткую заметку: «Мистер Сент Джон Д’Обиньи из рода сас-сексских Д’Обиньи исчез при загадочных обстоятельствах.

Мистер Д’Обиньи был в Стратдуне, что в Шотландии, откуда шестнадцатого августа выехал по делам в Лондон. Известно, что он благополучно добрался до Кинге-Кросс и отправился на площадь Пиккадилли, после чего пошел пешком. Говорят, в последний раз его видели на углу Гласс-Хаус-стрит, что идет от Риджент-стрит к Сохо. С тех пор о несчастном молодом человеке, которого очень любили в лондонском обществе, ничего не известно. Свадьба мистера Д’Обиньи была назначена на сентябрь. Полиция не дает разъяснений».

— Боже мой! Остин, это ужасно. Ты помнишь число? Бедняга, бедняга!

— Филиппе, мне, кажется, пора домой. Мне плохо.

О Д’Обиньи так ничего и не узнали. Однако надо рассказать самую странную часть этой истории. Друзья отправились к Уильямсу и обвинили его в том, что как член Клуба исчезнувших он виновен в ужасной судьбе Д’Обиньи. Сохраняя спокойствие, мистер Уильямс внимательно вгляделся в бледные лица своих приятелей и разразился громким хохотом.

— Ах, друзья, друзья, о чем это вы толкуете? Ничего более нелепого мне еще никогда не приходилось слышать. Говорите, Филиппе, что я показал вам дом, в котором якобы располагается клуб, когда мы были в Сохо? Правда, но это низкосортный клуб, в котором немецкие лакеи играют в карты. Боюсь, кьянти сыграло с вами дурную шутку. Тем не менее постараюсь убедить вас в вашей ошибке.

Уильямс позвал слугу, который поклялся, что весь август и он, и его хозяин были в Каире, и показал в качестве доказательства счета. Филиппе покачал головой, и молодые люди ушли. Следующим их шагом был поиск арки, где они укрылись от дождя, и в конце концов им удалось ее найти. Они постучали в дверь мрачного здания и посвистели, как это делал Уильямс. Дверь открыл респектабельный механик в белом фартуке, которого весьма удивил свист; он даже заподозрил, что стоявшие перед ним молодые люди слишком много выпили. В доме находилась фабрика, где изготавливали столы для бильярда, и находилась она в этом доме (как сказали соседи) уже много лет. Наверное, когда-то комнаты казались просторными и величественными, однако теперь оолышшетво из них было поделено деревянными перегородками па три или четыре мастерские.

Филиппе вздохнул: больше он ничего не мог сделать для своего исчезнувшего друга; однако ни он, ни Остин не чувствовали удовлетворения. В пользу мистера Уильямса нужно сказать, что лорд Генри Харкурт уверил Филиппса, будто в середине августа видел мистера Уильямса в Каире; подумав, он сказал, что шестнадцатого августа, но без особой уверенности, и еще он заметил, что исчезновение из города известных людей можно объяснить множеством причин и без Клуба исчезнувших.

Перевод Л. Володарской

Душным августовским вечером на островке безопасности, расположившемся между грохочущими потоками экипажей, направляющимися с севера на юг Лондона и с юга на север, столкнулись нос к носу два человека, которые не виделись много лет. Тотчас узнав друг друга, они обменялись рукопожатием.

— Мой дорогой Вильерс, — сказал тот, что был постарше, лет сорока и седой, — наверное, уже прошло лет семь-восемь с нашей последней встречи. Я рад видеть тебя — очень рад снова видеть тебя.

— Приятно слышать, Ричардсон. Как это мы умудрились потерять друг друга из виду? Живем оба в Лондоне, и вот на тебе. Как твои дела?

— Спасибо. Неплохо, должен признаться. Ты ведь знаешь, что я вел дела в Индии, и в последние годы мне удалось весьма расширить мои связи. Сейчас, могу признаться, мы прочно стоим на ногах. А ты чем занимаешься?

Вильерс весело, как ребенок, рассмеялся.

— Ничем, Ричардсон. У меня нет времени для бизнеса. Я занят изучением такого предмета, на которое, боюсь, не хватит всей моей жизни.

— Правда? Что-нибудь научное?

— Да, потому что я изучаю Лондон; исследую его население от Криклвуд до Тутинг и от Турнхем-Грин до острова Собак. Ты знаешь французский язык Сохо? А идиш?

— Нет, конечно. Мистер Джоунс, который занимается нашей корреспонденцией, хороший лингвист, но я не припомню, чтобы он говорил о диалектах, которые ты упомянул. Боюсь, Вильерс, ты так и остался шалопаем; а я-то надеялся, что после смерти своего несчастного отца ты будешь торговать с Китаем.

— Нет, я продал свою часть. Меня это совсем не интересовало, к тому же я выгадал, так как получаю неплохой доход. Ты все еще в «Клименте — Инн»?

Мистер Ричардсон покраснел. Это был человек довольно сурового вида, с твердой линией рта и устрашающими бакенбардами. В сущности, он был добрым малым, но суховатым и не понимающим юмор. Тем не менее он покраснел и странная лукавая усмешка заиграла на его губах.

— Нет, Вильерс, я больше не живу в «Климентс-Инн». Я женат.

— Неужели, Ричардсон? Ты женат! Вот уж удивил. А я-то считал тебя типичным холостяком. Поздрааляю. Когда же это случилось?

— Три месяца назад. Мы с женой познакомились случайно; в общем, мне пришлось ей помочь в споре с дерзким кучером, и наше знакомство перешло в привязанность. Вильерс, я очень счастлив.

— Ты это заслужил, Ричардсон, ведь ты хороший человек. Мне бы хотелось познакомиться с твоей женой.

— Почему бы нет? Ты завтра свободен? Отлично. Тогда приходи к нам на обед в шесть часов. Вот моя карточка.

Друзья расстались, стараясь использовать недолгую паузу в движении экипажей. Вильерс прочитал адрес на карточке: «Лайме, Энджелина-Террас, Клэфем».* Ему было в высшей степени любопытно, что за жену нашел себе этот добросердечный, суховатый горожанин; любопытство придавало остроту соусам, когда он обедал в итальянском ресторанчике на Рид-жент-стрит, и особый вкус — «фалерно». Даже когда он на другой день выходил с Клэфем-стейшн, любопытство все еще не оставило его.

Вильерсу понадобилось некоторое время, чтобы отыскать Энджелина-Террас. Это был совсем новый район, где два-три старых особняка с прелестными газонами и кедрами были переделаны под современное жилье, а в результате получился лабиринт новых «с иголочки» улиц, похожих друг на дружку как две капли воды, где все дома были построены по одному образцу из ослепительного белого кирпича с красной отделкой и зелеными ставнями. Жители считали свой район праздничным, художники плевались, а Вильерс отметил его как новую страницу в своем великом исследовании. Наконец он отыскал нужный дом и был проведен в гостиную. Ему хватило времени, чтобы разглядеть на круглом полированном столе большой том «Мемуаров преподобного Алекс. Ма-кау из Данблатера», прежде чем в комнату вошел сияющий Ричардсон.