Танго на треснувшем зеркале (СИ) - Шаль Вероника
В любом случае, размышления были бессмысленные. Распределение получено, и изменить его можно, только имея очень веские основания. Например, беременность или замужество. Обзаводиться такими основаниями у меня не было даже в планах. Выхода нет. Придется работать и вот так, погружаясь в волны депрессии, целый год вышагивать по этому мрачному, темному коридору.
С реальностью примиряло лишь воспоминание о желтых языках пламени, разгоревшихся во время нашей первой встречи в глазах Яна Игнатьевича.
Заводить роман на рабочем месте даже в мыслях не допускала. Что может быть пошлее? Но здесь, среди бесконечных пациентов, пожилых и не очень медсестер и санитарок, наличие представителя мужского пола с завораживающей внешностью заставляло сердце биться чаще.
Я замедлила шаг, отгоняя непрошенное воспоминание. Ну вот опять! Стоит подумать о мужчинах, как мозг услужливо подсовывает флэшбек моего самого большого поражения. Чтобы не забывала. И не повторяла ошибок.
Я остановилась, и прислонившись к стене, закрыла глаза и медленно сосчитала до десяти.
Непрошенный образ из серии «бойтесь ваших желаний, они могут исполниться», несмотря на ухищрения, все равно нарисовался перед глазами.
Сколько же можно, психанула я про себя! Стоило только подумать о мужчинах в целом, как перед глазами снова возник последний воздыхатель, встреченный в Тиндер, — ни ногой туда больше! — после отказа превратившийся в сталкера. И вздрогнула. Больше таких любовей мне не хотелось. И чтобы поклонник лез на балкон в припадке чувств, тоже не хотелось.
Ян Игнатьевич кажется совсем другим. Холодным и отстранённым. Безопасным. А еще я в первую встречу заметила печаль в глазах, которую он пытался скрыть. Как написали бы в любовных романах "его глаза собрали грусть всей Вселенной", хихикнула я про себя и, отлепившись от стены, зашагала к медицинскому посту, глухо стуча по полу каблуками.
Любопытство накрыло меня с головой, и ни о чем другом думать больше не получалось. Только о длинных русых волосах заведующего и о печали в его золотисто-серых глазах.
Проигрывая в воображении сценки, как вести себя в следующий раз при нашей встрече, я шла, не обращая внимания на происходящее вокруг.
Это была первая большая оплошность с моей стороны. Можно мечтать, можно быть рассеянной, можно забывать о чем угодно. Но только если ты не работаешь в психиатрической лечебнице. Здесь же потеря бдительности — не то, что может себе позволить новичок. А если сие случилось — лови, интерн, ответку.
В моем случае, ответка прилетела, совсем откуда не ожидала, разбивая второй рабочий день на два больших осколка.
Лампочка гудела, медсестры изображали активную деятельность, санитарка Виленовна яростно шурудила тряпкой. Я пыталась одновременно разгадать секрет грусти Яна Игнатьевича и придумать достойную манеру поведения, а рациональную часть меня манил флакон с интригующим названием СТ-649.
Шторм вожделения яростно обрушился на мою загруженную голову, едва дошла до поста медицинской сестры.
Завертев головой от непонимания происходящего, сначала ничего необычного не заметила. Но вожделение не отступало. Оно захлестывало весь коридор, заполняло мысли, и ни о чем другом думать не получалось. Даже заведующий с его новым препаратом оказался вытеснен на периферию сознания. Хотелось только одного: выключить эту эмоциональную шарманку.
Что здесь происходит?
Нервно завертела головой в поиске нарушителя спокойствия. Пробежалась взглядом по правой части коридора. Но ничего, привлекающего внимание, там не было. Только закрытые двери на лестницу, в служебные помещения и палаты. И Виленовна, орудующая тряпкой, оставляющая после себя мокрые следы. Уж точно не она источник столь пикантных эмоций.
Оглянулась налево, и горячая жадная волна ударила с новой силой.
Что за ерунда?!
Непонимающе уставилась в темноватый обшарпанный коридор и через пару минут увидела подрагивающую тень фигуры, приклеившейся за стенным выступом.
Кто здесь?
Фигура, поняв, что ее заметили, вдруг резко вышла на свет и двинулась в моем направлении.
Растрепанная борода мелькнула в тени от яркой лампочки светильника и прошлась зловещей тенью по стене. Ещё раз взглянула на тощего, похожего на пугало, мужичонка с горящими глазами и закрылась всеми ментальными силами, на которые была способна. Источник нарушения спокойствия опознан, как сказали бы в моих любимых фэнтези-фильмах.
Ну конечно! Это же Родственник Христа или, в миру, пациент по имени Иван.
Глаза Ивана, пересекающего коридор, — надо поинтересоваться у заведующего, почему пациенту разрешены такие вольности, — при встрече с моим взглядом заблестели пуще прежнего, и он тут же, не теряя времени, понесся по волнам безумия.
Ментальные силы оказались слабыми. Горячие волны желания тонкими обжигающими уколами пробивались сквозь защиту, словно это был лист бумаги и вонзались прямо в мозг. Растрепанная борода вдруг приобрела волнительные нотки небрежного шарма, а сам Иван притягивал взгляд и тревожил сердце в своем вожделении.
Изо всех сил закутавшись в старые воспоминания и размышления, я попыталась отгородиться от навязанного мне желания.
Дом, тетя, огород… Горячие иголки впиваются прямо в мозг. Не то…
Тетя сидит за столом… На весь дом стоит аромат ванили, а на столе целая горка румяных кренделей… Иголки становятся горячее, хотя, казалось бы, это уже невозможно. Не то.
А если вспомнить первую или вторую любовь?
Вот одногруппник. Светлые волосы, модная стрижка, блеск в синих глазах. Вечеринка. Темно, только одиночные огоньки подсветки и сосредоточенное лицо, уткнувшееся в гитарные струны.
Горячие иголки охладились и давление, которое, казалось, вот-вот сплющит голову, ослабло. Сработало! Ура!
Расплескавшееся вокруг вожделение, способное вызвать передозировку вплоть до рвотного рефлекса, вытеснено за пределы чувствительности и до меня долетали лишь его слабые отголоски. Так-то лучше! Нет, не лучше! Совсем другое дело!
Теперь понятно, как справляться с потоком чужих эмоций!
— Вы прелесть! — прервал мое размышление Родственник Христа.
Сделав самое серьезное выражение лица, на которое была способна, я собиралась пройти мимо, но мужичонка оказался не промах и сдаваться не собирался:
— Разрешите за вами поухаживать! — резко подскочил и гротескно протянув руку, то ли приглашая на танец, то ли помогая выйти из автобуса.
Катастрофа случилась внезапно. Как и все, что происходит в этой лечебнице, — со злостью, уже позже, думала я.
Когда аккуратно огибала Ивана слева, прикидывая, какие назначения требовать у заведующего для этого артиста, — иначе, чем «представлением» сие действо, назвать не могла, — он грохнулся на колени и схватился за мой каблук.
Почва уплыла из-под ног и, нелепо взмахнув руками, я едва не грохнулась всеми пятьюдесятью килограммами веса прямо на незадачливого воздыхателя.
Когда, казалось, ничто не может спасти от нелепого фиаско, пол вдруг снова покачнулся, а я вернулась в прежнюю устойчивую позицию.
Положение спас Егор, удачно проходивший мимо. Правой рукой он подхватил меня, а левую, сжатую в кулак сунул под нос Ивану.
Иван, хоть и псих, но намек понял однозначно и, заверещав, что он тут ни при чем и я сама чуть не грохнулась от его красоты на пол, шустро удалился прочь. Через мгновение ни одного отголоска его похабных мыслей не было в моей голове, даже закрываться не пришлось. Сам Иван исчез с поля зрения еще быстрее.
Да уж, нечего сказать, хорошо начинается рабочий день!
— Разрешите пригласить вас на чай, — улыбнулся Егор, и глядя на мое растерянное выражение лица, добавил. — Посидим в конце смены в ординаторской. У меня для вас кое-что есть.
Выглядел сегодня он сосредоточенным, почти не растерянным, как в прошлую нашу встречу. Пробежалась взглядом по волосам. Вчера мне они показалось, были длиннее и темнее. Может, стрижку сделал? Или мне показалось?
