Карантин - Вероника Батхен
Ромка непонимающе посмотрел на друга. Лешка заметался по кухне
- Думаешь «что я могу»? Да ты в бандитов стрелял, чтобы людей защитить! Ты смелый!
- Я про Витю Коробкова вспомнил. Ему ведь лет было сколько нам с тобой, когда он пошел с фашистами воевать.
- Он погиб, - добавил Лешка.
- Скорее всего мы тоже умрем, - тихо сказал Ромка. – Но по крайней мере не сдохнем как крысы.
- Черта с два! Помирать он собрался. Я ещё в Москве не был. И в кино не снимался в главной роли. И не…
Оба мальчика покраснели. Ромка опомнился первым.
- Ты знаешь, где искать чуму в городе? А как её можно убить, уничтожить совсем?
- Понятия не имею. Айда в интернет! И наших заодно спросим.
К полуночи они знали о чуме все, что смогли найти и понять. Про Юстинианову чуму в Царьграде, про то, как генуэзцы привезли болезнь в Европу прямо из Феодосии, про лондонскую эпидемию, про вакцину Хавкина, про чумных докторов и их клювастые маски. Про злобную бактерию иерсиния пестис, про глупого врача, который таскал чуму на своих плечах и про святого, который остановил мор, построив церковь в городе за один день. И про то, что город Феодосия в карантине, выезд и выход за территорию запрещены до особого распоряжения, нарушителей наказывают по всей строгости военного времени.
Одноклассников в беседке оказалось всего шестеро. Неразговорчивый Костя, скандальный Сашок, мрачный Елистратов, перепуганная Яна, зануда Таня и позорно счастливая Колышкина – её папаша оказался умнее всех и успел вывезти семью прошлым вечером, едва завыла сирена. Правильную идею, конечно же подала зубрилка Таня – она смотрела старый-престарый фильм про чуму и видела, как болезнь выжигают огнем. У Кости дома лежали факелы, привезенные из прошлогоднего лагеря. Яна пообещала достать бензина из отцовского гаража. Елистратов посулил дедовский дробовик. А Сашок обозвал всех дебилами и отключился. Где искать чуму, не представлял никто. Договорились завтра в девять утра встретиться у подъезда и прочесать весь город. Вдруг повезет?
Зевнув во весь рот, Ромка выключил компьютер. За окнами гулял бешеный феодосийский ветер, дребезжала на крышах жесть, скрежетали деревья. Где-то внизу заунывно рыдала женщина, ей вторили безутешные псы.
Ромка виновато посмотрел на Лешку:
- Слушай, давай сегодня спать вместе, в одной кровати.
Лешка выпучил глаза:
- Как педики что ли?
- Придурок Дорош! Как братья, - Ромка покосился на зловещую темень. – Мне знаешь как страшно было здесь одному? Музыку включал громко, телевизор гонял, пистолет держал под рукой и все равно до утра дрожал.
- Ладно! Только чур не пинаться.
Сонный Ромка поставил будильник на восемь. Свет по молчаливой договоренности решили не выключать. Мальчики завернулись каждый в свое одеяло, прижались друг к другу тощими спинами и моментально уснули.
Глава 11. Дружба
Мама с папой говорили по скайпу до поздней ночи. Сперва они ругались, потом мама плакала, потом смеялась сквозь слезы и вспоминала что-то далекое, из тех времен, когда оба были студентами. Мамин голос стал теплым, щеки порозовели, она словно бы помолодела за время долгой беседы. Они с отцом разошлись десять лет назад, почти не виделись, говорили друг с другом редко, неохотно, порой враждебно. Тане нравился веселый и добрый папа, она любила его проделки, заразительный смех, мальчишество – и на дерево мог залезть и блинчик по воде запустить и на американских горках с дочерью прокатиться. Но к любви примешивалась толика снисходительной жалости - даже наивная, слабенькая мама казалась взрослей и серьёзнее. И с деньгами папа обращался неаккуратно – мог задержать на месяц или прислать меньше обещанного. Мама в такие дни раздражалась, переживала, а иногда и повышала на дочку голос. Таня видела все.
Но сегодня ночью папа звонил из Москвы – оставив все свои дела, он купил билет на первый рейс из Берлина. И к полудню, если самолет не отменят, обещался быть в Симферополе. Таня не помнила маму такой счастливой, никогда в жизни.
- Пир во время чумы, - улыбнулась мама и выключила компьютер. – В годину бедствий, как говорят классики, звезды светят особенно ярко. Я всегда любила твоего папу, и он тоже любил меня. Но мы были молодыми упрямыми идиотами, не думали ни друг о друге, ни о тебе.
- Что-нибудь переменится оттого, что вы стали старше? – не удержалась Таня.
- Фи! Хамить надо изящнее, - сделала гримаску мама. – Посмотрим. Если я знаю твоего отца, а я его знаю, он прорвется через оцепление. И вытащит нас отсюда…
- Хоть тушкой, хоть чучелом, - продолжила Таня.
Мама хихикнула. Спорить с ней было бессмысленно. К тому же в молодости, отец, если верить семейным легендам, хаживал автостопом в Финляндию и просачивался без билета на концерт Цоя. Вдруг и правду прорвется. Сделав сонное личико, Таня поцеловала маму в щеку и ушла в свою комнату. Предстояла нелегкая задача – улизнуть поутру из дома.
Уснуть не получалось, постель казалась жесткой, шум за окном пугал. Поход по городу, впрочем, пугал куда больше. Рассказ Дороша выглядел бредом, глупой мальчишеской выдумкой, чтобы привлечь внимание. Но Костя тоже видел страшную старуху в красном. Вдруг она и вправду злодейка-чума, как в сказке? И огонь освободит город от заразы? В старом фильме сумасшедший ученый поперся с факелом на похожее чудище, прогнал врага, защитил друзей, но сам не спасся. Что он там говорил? Убивая, ты убиваешь дважды… Нет, не помню.
Сильный ветер, как нередко случалось осенью, принес дождь. Тяжелые капли забарабанили по стеклу, в комнате стало холоднее. Дрожащая Таня вылезла из постели за теплой пижамой, накрылась пледом поверх одеяла и наконец-то уплыла в сон.
Будильника она не услышала, разбудила возня на кухне – напевая что-то про лесное солнышко, мама замешивала душистое тесто. Пахло ванилью, какао, разогретой духовкой и праздником. Словно давным-давно, когда они жили в Питере, в своей квартире на Петроградской, с тетей, бабушкой и котом Пиратом. Словно нет никакой беды, словно на улице не стреляли и сирены машин не воют каждые полчаса. На всякий случай Таня выглянула в окно – вдруг несчастья ей привиделись, во дворе возятся в песочнице малыши, сплетничают бабули, степенно приветствуют друг друга жильцы… Ни души. Битые стекла, брошенный тюк с вещами, неприятные темные пятна на асфальте. Дом - передышка, островок безопасности посреди дороги, но потока машин никто не отменял. Тане
