Софья Ролдугина - Пикантный кофе с имбирём
— Всем оставаться на местах, у меня заложница! — оглушительно рявкнул Даррелл. Руки у него подрагивали, грудь ходила ходуном — дыхание сбилось. Резко и неприятно пахло кислым потом. — А в зале заложена бомба! Нет, две бомбы! Три! Вы все умрете! Сдохнете! Скоро! Сейчас!
Если до сих пор и сохранялось некое подобие порядка, то теперь воцарился полный хаос. Ту часть любопытствующих, которые надеялись остаться и понаблюдать за опасным представлением, разом охватила паника; немногие, кто еще сохранял спокойствие в силу твердого характера или по долгу службы, оказались буквально сметены визжащей от ужаса толпой. Эллиса сбили с ног — и в сумасшедшем, оглушительном гвалте я с удивительной четкостью различила его крик.
Дуло пистолета качнулось, сильнее надавливая на висок.
«Святые небеса, неужели мне суждено тут умереть?»
Древние, звериные инстинкты выживания на мгновение оказались сильнее логики и здравого смысла. В порыве слепого ужаса я изо всех сил рванулась вперед и вбок, одновременно ударяя локтем куда-то назад. Промахнулась, потеряла равновесие… и рухнула на пол под грязную ругань злодея.
Грянул выстрел.
— Стерва вертлявая! — взвизгнул Даррелл, и в следующую секунду голова у меня чуть не взорвалась от боли. Я поперхнулась всхлипом и, кажется, тоненько взвыла. Скула у меня словно превратилась в пульсирующий комок. По шее текло что-то теплое. — Поднимайся, живо! Живо, я сказал! Ну!
Сил, чтобы вздернуть меня на ноги, тощему Дарреллу явно не хватало, и пришлось вставать самой, а колени подгибались и дрожали. Глаза напрочь отказывались открываться, слезы текли ручьем, а в ушах что-то низко гудело, как пароходный сигнал. Между мной и ужасающей, невозможной реальностью словно проложили плотную подушку. Я пыталась хоть немного успокоиться и понять наконец, что происходит вокруг — но тщетно.
— …обеспечить мне выход отсюда, слышите? Иначе я убью ее! Вы, все, валите из зала! Увижу хоть одну гвардейскую морду — девке не жить, клянусь!
— Мы сделаем все, что вы скажете. Отпустите заложницу.
— Ну уж нет, как я ее пущу — вы меня же и пристрелите сразу. Давайте, давайте, на разворот. Чем быстрее учешете отсюда, тем скорее я ее отпущу. А вам и так работы потом хватит… — истерический смешок. — Бомбы искать. Их тут много…
Потом была долгая, бесконечно долгая пауза — относительная тишина и покой. Где-то далеко раздавались стоны, кто-то на кого-то кричал, но зал, похоже, опустел. Я с трудом разлепила веки.
«Так и есть. Мы в зале одни. Помоги мне, Святая Роберта, покровительница смелых…»
А еще мне в голову пришла мысль, что если и были среди гостей еще злоумышленники, то они, наверно, легко затерялись в этом хаосе. Да что там — даже Саймон в приметном розовом платье мог запросто сбежать.
— Не вздумай падать в обморок. Ты — мой щит, — голос у моего мучителя был сиплый, сорванный. — Ну, давай, вставай ровнее. Идем отсюда, пока они не прочухались… Идиоты. Давай-давай, шевели ногами, неженка, от разбитой скулы никто не умирал. А нам тут идти далеко… Отсюда только один выход, до которого «осы» не смогут быстро добраться…
Почему-то слова о том, что от разбитых скул не умирают, подействовали на меня бодряще. Кажется, в глубине души я все же опасалась, что Даррелл покалечил меня неисправимо — выбил глаз или зубы, к примеру, или проломил череп. Да и боль, мучительно-острая поначалу, сейчас немного поутихла, притупилась. Ноги по-прежнему дрожали и подгибались, но идти я уже могла, хоть и медленно. А Даррелл все же немного помогал — то ли поддерживал меня, то ли удерживал, пятясь к краю зала.
Через полминуты я осознала, куда мы идем.
К той лестнице, что вела на открытую галерею. Ту, где Крысолов показывал мне звезды — целую вечность тому назад.
— Иди сама, не заставляй меня быть грубым, — Даррелл пихнул меня в бок. — Давай, за мной. Шаг в шаг, чтоб эти твари не думали прицелиться в спину. Все поняла?
— Да, — я покорно опустила ресницы.
Чем дальше отступала боль, тем быстрей ко мне возвращался холодный, трезвый расчет. Где-то на периферии сознания полыхала ярость, но голосок разума шептал: не место и не время. Терпи. Выжидай. Ищи удобный случай, чтобы не схлопотать на этот раз выстрел вместо удара.
Даррелл опрометчиво повернулся ко мне кудрявым затылком. Но, увы, под рукой не было ничего тяжелого, а рисковать, ударяя кулаком, я не хотела. Все же сил у меня явно хватало, чтобы свалить здорового молодого мужчину.
Под арку, за которой была та самая лестница, Даррелл пропихнул меня первой — наверное, опасался засады. В комнате почему-то царил полумрак и слегка пахло газом; ни одна лампа не горела, а света из зала было недостаточно. Даррелл трусливо прижался к стенке и, прикрываясь мною, медленно попятился к лестнице. Пистолет он, слава Святой Роберте, держал теперь не у моего виска — дуло было направлено на светлый проем арки, откуда могли появиться гвардейцы или «осы».
— Саймон, идиот, все испортил, — бормотал Даррелл себе под нос. — Я ему устрою потом головомойку. Тоже мне, святая наивность, не мог потерпеть обыкновенный флирт…
И, хотя Даррелл и злился на показ, в голосе у него была неподдельная нежность. Мне пришла в голову странная мысль: а не родственники ли они? И у того, и у другого светлые волосы, да и тембр, если вслушаться, похож. А еще Саймон смотрел на сообщника, как на единственное свое спасение; как на того, кто всегда будет на твоей стороне. Просто на товарищей по клубу заговорщиков так не смотрят. Даже наивные мальчишки — на манипуляторов-организаторов.
Задумавшись, я замешкалась, и Даррелл весьма невежливо дернул меня за волосы:
— Давай, шевели ногами, курица. Они же сейчас поймут, что к чему, и нагонят солдат в парк и в то крыло. Тут пока один выход чистый, и дурак догадается, куда идти. Ну же!
Я послушно выпрямила спину и постаралась ускорить шаг, благо до лестницы оставалось каких-то два-три шага… А потом Даррелл как-то странно захрипел — и навалился на меня всем весом.
Бесполезный пистолет выпал из обмякшей руки.
По шее у меня потекло теплое и липкое — очень, очень много.
Я в ужасе рванулась вперед, и Даррелл осел мешком. Мертвый. Мертвый…
— Святая Роберта Гринтаунская и все создания небесные! — ошарашенно прошептала я, в изнеможении опираясь спиной на стену. Ноги подгибались уже просто неприлично — еще немного, и я осела бы на пол рядом с трупом. — Святая Роберта…
— Вы целы, леди Метель?
Услышав знакомый голос, донельзя искаженный медью причудливой маски, я вздрогнула и наконец-то нашла в себе силы отвести взгляд от тела Даррелла, вокруг которого постепенно расплывалась темная лужа.
— Крысолов?
Это, несомненно, был он. Стоял, непринужденно облокотившись на перила — но не со стороны лестницы, а со стороны темного закутка под нею. Наверняка очень удобного для того, чтобы спрятаться — даже от взгляда перепуганного, внимательного заговорщика-убийцы.
— Наверное, я должна поблагодарить вас?
Светлая арка, ведущая в зал; фантасмагория теней; изломанные очертания лестницы; ноющая боль в голове; слабый запах газа; теплый еще труп на полу; человек в маске, с легкостью убивший другого секунду назад и не испытывающий ни малейших угрызений совести из-за этого… Я словно очутилась в кошмарном сне. Мысли путались, и почему-то было смешно.
— Не стоит, — Крысолов присел на корточки около мертвого Даррелла и сунул ему руку под шею. Я зажмурилась на секунду, услышав сочный чавкающий звук, а когда открыла глаза, Крысолов уже обтирал нож краем одежды убитого. — Счастливое стечение обстоятельств. Я просто уже был здесь.
— Он сказал, что это единственный путь для отступления. К другим выходам быстро подошли бы гвардейцы, — ответила я тихо. Горло саднило. Вообще ужасно хотелось пить — наверное, отдала бы сейчас пятьдесят хайрейнов за стакан лимонада, не раздумывая.
— А он был разумным человеком, — Крысолов усмехнулся и посмотрел на меня снизу вверх — только маска поблескивала металлически в скудном свете. — Хорошо, что я убил его быстро. Иначе у нас могли бы возникнуть… трудности.
Я сглотнула. Получилось неприлично громко.
Крысолов медленно поднялся на ноги и осторожно направился ко мне — шаг, другой, третий, осторожно и плавно, как будто боялся спугнуть.
— У вас все лицо в крови, леди Метель.
— Знаю, — слабо улыбнулась я. — Он… ударил. И еще потом, и его раны… Святые небеса, я же выгляжу, наверно, ужасно!
— Ничего не может испортить вашу красоту, — совершенно серьезно ответил Крысолов. — Вы позволите?
— Да, — кивнула я прежде, чем, собственно, поняла, о чем он спрашивает. А потом вынужденно зажмурилась, когда батистовый платок прижался к разбитой скуле. — Ох…
Боль напомнила о себе — тянуще, огненно. Я вздрогнула и прерывисто вздохнула.