Бездыханные ІІ - Кон Айзель
После этого началось самое интересное. Мы вышли на улицу, на задний двор дома Сальмори. Небольшая свободная площадка, огражденная высоким забором. Там было достаточно места для следующего эксперимента, как сказал Локки.
— Что мы будем делать? — с нетерпением спросила я, когда парень притащил из дома небольшой ящик с непонятным содержимым. Когда он открыл его, там оказалось несколько десятков желтеньких мячиков для тенниса.
Локки ухмыльнулся, погрузил руку в ящик и достал её, зажимая между пальцами три мячика.
— Будем проверять твою реакцию. Отойди от меня примерно на пятнадцать метров.
Я удивилась, но сделала так, как он сказал. Отмерив шагами эти пятнадцать метров, я повернулась к парню, и сразу же была атакована желтым мячиком. Из-за такой неожиданности я не успела среагировать как надо, и мячик попал мне прямо в лоб.
— Плохо, — донесся голос Локки с того конца площадки, — слишком медленно.
Из моей груди непроизвольно вырвался недовольный рык. Я резко подняла с земли эту желтую беду и запустила нею прямо в парня. Мой бросок был мощнее, но Локки все-таки успел увернуться, хотя мячик прошел всего на расстоянии миллиметра от его лица.
— А вот этого не надо, — серьезно сказал он, и его голос предательски дрогнул.
Я лишь фыркнула.
После короткого объяснения я поняла — Локки будет кидать эти мячики, а я должна их ловить. При этом угол его броска будет постоянно меняться, в результате чего мне придется бегать по всей площадке. Но уже после пятого броска я вошла в азарт.
«А это весело» — заметила я и невольно начала получать от происходящего удовольствие.
Это было так занятно — бегать и прыгать, стараясь поймать этот желтый комок, чтобы потом положить его на землю к остальным пойманным и успеть словить другой, который следует сразу же за предыдущим. В результате я поймала все мячики, которые бросал Локки, и даже не заметила, как ящик опустел.
— Мио! — услышала я голос парня, когда вертела головой, пытаясь заметить в воздухе что-то желтое. — Все, можешь успокоиться.
— А? — я пару раз удивленно моргнула и повернулась к нему, — Что, уже все?
Он кивнул.
— Идем назад в дом.
Нет, честно, я даже немного расстроилась. Но долго грустить мне не пришлось — мы начали проверять мою интуицию. Это было веселее, чем нюхать разные предметы. Локки прятал у себя в руке горошину, а я должна была угадать в какой именно. Всего он прятал двадцать раз, семнадцать из которых я угадала. Потом он брал игральную карту, и я должна была угадать, какой она масти. Здесь из десяти случаев я угадала восемь.
Было еще много мелких экспериментов и обследований, поэтому закончили мы только к шести часам вечера. Теперь мне предстояло узнать результаты.
Мы вышли с лаборатории и направились на кухню. В отличие от меня Локки нужна была еда, поэтому он быстро сварганил себе яичницу и сел напротив меня за стол. Когда с едой было покончено, он достал свою синюю тетрадь, в которой делал пометки на протяжении всего сегодняшнего обследования, открыл ее и начал рассказывать:
— Итак, что мы имеем… Твоя максимальная скорость на данный момент составляет приблизительно шестьдесят километров за час. При большей скорости твои мышцы перегружаются и рвутся. Но если ты будешь каждый день пробегать по десять километров, то примерно за месяц-два твоя максимальная скорость может увеличиться на двадцать пять процентов. Если это произойдет, то ты будешь почти в три раза быстрее самого быстрого человека в мире.
— Ого, — только и смогла выговорить я, — к-круто.
— Дальше, — Локки пробежался глазами по странице тетради и пролистнул ее. — У тебя идеальное зрение, но сам зрачок слабо реагирует на свет. Несмотря на это твои глаза почти моментально адаптируются к любому освещению. И еще один интересный факт: когда я надел на тебя очки, которые предназначены для людей со зрением -2, ты прекрасно все видела, хотя предметы должны были быть расплывчатыми. Я провел еще пару экспериментов на эту тему и сделал вывод, что твое зрение может «ухудшатся» когда это необходимо, как в случае с очками. То есть, если в определенной ситуации, ты сможешь видеть только тогда, когда процент твоего зрения будет ниже или выше, то он таким и станет! Так… — парень провел пальцем по странице, — Ага! Насчет обоняния и вкусовых рецепторах. Тут дело обстоит немного хуже. У тебя нюх как у животного. То есть таким способом ты можешь определить — съедобна ли вещь или нет.
— Правда что ли? — я опять удивилась.
Парень кивнул.
— Когда я давал тебе не съедобные вещи, ты говорила: «воняет», «не пахнет», или «не знаю». На мясо, сыр, чай, кофе и так далее, ты говорила что это: «что-то съедобное», «какая-то еда», «приятно пахнет» и тому подобное. Со вкусовыми рецепторами то же самое. Все съедобное ты совершенно точно определяла в категорию «еда»; питьевая вода, чай, и остальная жидкость, которую мы употребляем — это была «вода»; а пластик, метал, резина и тому подобное были для тебя безвкусными и иногда даже гадкими, как ты говорила. Дальше… о, слух! Ну, он у тебя, как и зрение — сильно обострился. Твой слух в два раза острее, чем у среднестатистического человека. Но я заметил одну странность…
Локки замолчал, задумавшись, и я переспросила:
— Странность?
— Да. Вот смотри, звук шелестящих на ветру листьев ты слышишь, но не реагируешь. А вот шелест этих самых листьев, которых поворошил человек, или еще кто-то, вызывает у тебя такие условные рефлексы, как легкий поворот головы в сторону звука и обострение внимания. Или, например, звук льющейся воды. На дождь ты не обращаешь внимания, а вот звук текущей воды из крана заставляет тебя насторожиться.
— И что это значит? — непонимающе спросила я.
— А это значит, что не только нюх у тебя стал как у животного, но и слух. То есть все природные звуки: шум ветра, дождь, шелест листвы, ты воспринимаешь как естественное. А вот бытовые звуки: шаги, или то, что может выдать чужое присутствие, воспринимаются тобой как потенциально опасные. С этого можно сделать вывод, что
