Джессика Спотсвуд - Дар или проклятье

— Вы не похожи на любительницу иносказаний, поэтому я буду говорить прямо, — начинает она, складывая руки на коленях. — Вы старшая. На вас смотрят ваши сестры.

Я раскрываю рот, чтобы ответить, но она жестом отметает все мои возражения.

— Смотрят, признаете вы это или нет. Чтобы я могла успешно выполнять свои обязанности, мы с вами должны поладить. Я понимаю, что вам не слишком приятно постоянно видеть у себя в доме постороннего человека. Но совершенно очевидно, что ваш Отец обеспокоен тем, что его дочери растут без женского влияния. Полагаю, гувернантка все же лучше, чем мачеха?

Боже, кажется, сегодня все сговорились удивлять меня.

— Я не намереваюсь командовать вами или заменять вам маменьку, мне ведь всего восемнадцать, — доверительно сообщила она. — Было бы нонсенсом, если бы я претендовала на какую-то особую мудрость. Но если мы придем к взаимопониманию, это пойдет нам обеим на пользу.

Мне становится любопытно, и я подаюсь вперед:

— Каким же образом?

— Вы замкнулись после смерти вашей маменьки. Маура испытывает недостаток общения. Я могу стать ей другом. Я могу быть искренней, не так ли? Моя работа заключается не столько в том, чтобы заниматься с вами французским — даже Тэсс уже вполне свободно им владеет, — сколько в том, чтобы научить вас беседовать со всякими скучными личностями. В этом никто из вас не преуспел. Не важно, что побуждает вас избегать общества, — она смотрит на меня так пристально, что мне становится неуютно, — важно, что это уже привлекает ненужное внимание. Миссис Корбетт сказала, что у вас репутация «синих чулков». Братство весьма недвусмысленно высказывается насчет роли женщины. Нас должно быть не видно и не слышно. Мужчинам нужны кроткие и покладистые жены, а не умные и самоуверенные. Вы должны научиться быть более приятной в общении, Кейт. Для вашей же собственной безопасности. И я могу вам в этом помочь.

Я сощуриваюсь.

— Вы имеете в виду, стать миленькой маленькой куколкой?

— Стать женщиной, которая умеет вовремя закрыть рот. — Голос Елены делается резким, как хлыст, и я вздрагиваю. — Вам не приходило в голову, что далеко не все женщины, которые играют по этим правилам, — безмозглые дуры? Быть может, они просто достаточно умны, чтобы не выделяться?

Она что, намекает, что я виновата в нашей сомнительной репутации? По ее мнению, такое положение вещей сложилось от того, что я недостаточно умна? А я ведь стараюсь уберечь сестер от Харвуда, от Братства и его шпионов. И, что бы там ни говорили старые коровы в городе, я считаю, что мне это удается.

— Именно это вы сделали с Региной Корбетт? Научили ее не выделяться? — усмехаюсь я.

Но Елена не попадается на удочку.

— У Регины недостаточно мозгов, чтобы выделиться. Ее мать щедро заплатила мне за то, чтобы она удачно вышла замуж. Другой задачи передо мной не стояло. Вы и ваши сестры — совсем другой случай. Вы вполне можете преуспеть.

— В чем преуспеть? Что вы имеете в виду? — Мне становится еще любопытнее. Ее откровенная оценка Регины практически совпадает с моей.

— Вы тоже можете сделать удачные партии, если пожелаете. — Мне очевиден подтекст ее слов. Она имеет в виду, как и Регина. Как и любая другая пустоголовая дурища. — Вроде бы у вас есть кавалер? Или вас привлекает стезя Сестричества? И вы, и ваши сестры — очень образованные барышни, не правда ли?

— Тэсс и Маура — да.

Я вспыхиваю, вспоминая, как мучился со мной Отец. Я вечно забывала имена античных богов и богинь, путалась в склонениях и спряжениях, безбожно коверкала иностранные слова. Правда, я быстро считаю в уме, быстрее, чем Отец, но что в этом проку? Это помогает вести домашнюю бухгалтерию, не более того. Женщинам все равно не разрешено иметь собственные деньги.

— Ясно. — Елена поджимает губы, и я чувствую себя несчастной от того, что разочаровала ее. — Сестры помогут вам продолжить образование. В Нью-Лондоне просто волшебные библиотеки. И сады. В Сестричестве ценят образованных женщин.

— У нас не слишком-то благочестивая семья, — замечаю я.

Она поднимает одно скрытое пышным рукавом плечо.

— Можно пойти другим путем. Я осиротела, и Сестры взяли на себя заботу обо мне, дали мне дом и образование. Я уверена, что могла бы добиться для вас или для Мауры приглашения на собеседование, если, конечно, вы в этом заинтересованы. Или даже для Тэсс: в монастырских школах учат девочек с десяти лет.

То, что Елена рассказывает о Сестричестве, кажется мне невозможным. Выходит, мы втроем могли бы не разлучаться и дальше? Но ведь тогда нам, наверно, придется принять постриг, поклясться в верности учению Братства и дни напролет изучать писания да твердить молитвы в обществе множества набожных девиц. Девиц, которые, конечно, не преминут осудить нас, если узнают, кто мы такие на самом деле.

— Вы провели тут всего несколько часов. Я думаю, несколько преждевременно принимать решения насчет нашего будущего.

— Не могу с вами согласиться. Для девушки вашего возраста жизненно важно рассмотреть все возможные варианты ее дальнейшей судьбы. Господь знает, что их совсем немного.

Елена закатывает глаза; невооруженным глазом видно, как она раздражена. Интересно, как ее характер совмещается с Сестричеством? Разве Сестра не должна служить образцом идеальной благочестивой женщины? Но Елена не похожа на кроткую и покладистую:

— Я уверена, что вам будет хорошо в Нью-Лондоне.

— Мы едва знакомы, — ощетиниваюсь я. — Откуда вам знать, где мне будет хорошо?

— Ну здесь вы не слишком счастливы, — прямо говорит она, вынуждая меня поморщиться.

Она права, но дело тут не в Чатэме. Я люблю наш дом, и мой сад, и близлежащие фермы. Меня тревожат Братья и то, что день, когда я должна буду объявить о своей помолвке, неумолимо надвигается.

— Подумайте об этом, Кейт. Не делайте выводов, не зная всех фактов. Допустите, что у других людей тоже могут быть здравые идеи.

Я открываю рот, чтобы возразить, чтобы попенять ей за дерзость, но она улыбается и выходит из комнаты.

Я не так много знаю о Сестрах. Ребенком Мама училась в монастырской школе, но рассказывала об этом редко. В шестнадцать лет она окончила школу, встретила Отца и через месяц вышла за него замуж. Они так быстро поженились! Раньше я всегда считала, что это очень романтично, но сейчас, зная, как мало Мама доверяла Отцу в по-настоящему важных вещах, я думаю, что ей просто хотелось побыстрее оставить монастырь.

Я направляюсь в свою спальню, чтобы наконец взяться за Мамин дневник, но тут на лестнице передо мной возникает Маура, хватает меня за руку и тащит в свою комнату.

— Ну что? — раздраженно спрашиваю я.

— И что ты думаешь? — громким шепотом спрашивает она, прикрывая дверь.

Я плюхаюсь на небрежно накрытую покрывалом кровать. Скоро должна прийти Лили; Маура никогда не застилает нормально свою постель.

— О чем?

Она устраивается на подоконнике.

— О Елене, дурочка.

— Ну, — по возбужденному голосу сестры я понимаю, что гувернантка пришлась ей по нраву, — пока рано говорить. Я бы пока что не стала доверять ей никаких секретов.

— Значит, нельзя было давать ей читать мой дневник? — Маура тревожно распахивает глаза.

У меня подкашиваются ноги. Я понимаю, что это шутка, только когда сестра хихикает.

— Ты же не ведешь дневник, — вздыхаю я.

— Не веду, — соглашается она. — Господи, ты нервная, как дикая кошка. Сядь уже.

Я сажусь и начинаю крутить в руках одну из ее подушек. На ней неровными розовыми буквами в окружении цветов и сердечек вышито слово «Семья». У меня есть такая же голубая.

— Не люблю, когда в доме посторонние.

— По тебе заметно. Она вроде бы неплохая, правда же? Совсем не такая, как мне представлялось. Нет, я помнила, что она хорошенькая, но ее платья! Я помогала ей распаковывать вещи, и они все не хуже того, в котором она приехала. Все из парчи высшего качества, а нижние юбки из тафты и шелка. У нее даже есть, — Маура понизила голос, — шелковое белье. И прекрасные лайковые перчатки для церкви, и замечательные зеленые бархатные комнатные туфли, а на них вышиты маленькие розовые бутончики. Я сказала ей, что у нас нет никакой новой одежды, и она пообещала поговорить об этом с Отцом, так что, может быть, у нас скоро будет что-то новенькое, когда мы пойдем на чай к миссис Ишида. Особенно если Отец согласится немного переплатить за срочность.

— Не надо нам ничего, — возражаю я.

— Еще как надо. Тебе, конечно, все равно, в чем бродить по саду… погоди-ка! Как прошла твоя прогулка с Полом? Он ведь флиртовал с тобой, да? Интересно, где он этому научился?

Я думаю о том, что рассказал Пол о своей жизни в Нью-Лондоне, и мне совсем не нравится мысль о том, что он заигрывал там с девушками, провожая их домой после богослужения. Совсем не нравится. Но он ведь вернулся ко мне, не так ли? Я вспоминаю, как звучал его голос у самого моего уха, как его дыхание щекотало мне шею, и крепко прижимаю подушку к груди. Интересно, а каким бывает настоящий приличный поцелуй? Или неприличный, если на то пошло.