Казя теперь труп - эН Ая
Немного отдохнув и поспав, Лекс одолжил у Склепа лопату и принялся копать лаз к собственному проходу в подземную часть кладбища. Не все же пользоваться Алинкиным лабиринтом!
Глава 8
Нежизнь как квест
В то время, как у Лекса и Алинки нежизнь била ключом, Кассимира Володарь мирно спала. Да, она пошла по светящейся ниточке, как подсказала баба Станислава. Но, сделав буквально три шага, почувствовала могильный холод, огляделась, испугалась, затопала ногами и лихорадочно прошептала:
– Топ-топ, хочу в свой гроб!
И немедленно оказалась на месте.
Казя ничего не знала о том, как ощущается течение времени в мире, где часы показывают то, что рассчитывали увидеть на них смотрящие. Она наивно полагала, что с момента ее погребения прошло максимум два дня. Если посчитать: вот она стоит у своей могилы, вот встречается с Фёдром, вот пытается пробиться сквозь купол, вот знакомится с остальными… Затем вечеринка, торт, прогулка по деревеньке. Потом почти сразу она оказалась в кубе. Попсиховала. Пошла по нитке. И – топ-топ, обратно в свой гроб. Двое суток.
Если бы ей кто сказал, что уже наступило двадцать первое сентября, она бы не поверила.
В любом случае, обнаружив себя в родном гробу после неудачной попытки пройти по ниточке, Казя решила, что пора поспать. О том, что трупам спать совершенно не обязательно, ей также никто не успел сообщить. И о том, что после топ-топа не отключаются надолго только в первый раз, тоже. Казя повернулась на правый бочок, подоткнула поудобнее подушку, слегка все-таки окуклилась и уснула. Она не слышала, как приходила тетя Таня, как стучала и кричала, проверяя, не вернулась ли новенькая. Как Фёдр приходил, она тоже не слышала.
Сон ее был сладок и несуетлив. Снилось ей, что ее куб трансформируется, что в нем, как описывал маньяк Маня, появляются «девчачьи» элементы: окна с занавесочками, бантики-телебинтики, прочая лабуда. «Хочу джакузи!» – пробормотала кубу Казя, не желая просыпаться.
Проснулась Казя, когда в реальном мире наступило всего-то двадцать второе сентября. Потустороннее Мироздание не подкачало. Отойдя от окукливания, Казя обнаружила два окошка с ситцевыми занавесками в яркий разноцветный горох, тьму бантиков в самых невообразимых местах и джакузи.
– Спасибо, но… Эгей! А вода где? Кран, водопровод, что-нибудь? – крикнула Казя в пространство.
Воды не было.
Немедленно захотелось пить. И голова чесалась – помыться бы.
Казя бросилась к окнам. Они открывались внутрь, но за ними красовалась стена куба.
– Шик, – сказала Казя. – Издевательство.
Однако скрежетать в пространство – дело непродуктивное. Надо было осмотреться, проанализировать случившееся и выработать стратегию поведения.
– Итак, что мы имеем из материального? – начала Казя. – Гроб со всеми причиндалами, два окна с занавесками, один горшок с геранью… Герань без воды засохнет, но горшок с землей никуда не денется.
Наивная Казя. Не материальное, а метаматериальное, – это во-первых. Куда угодно что угодно денется, и появится, и сгинет, и вновь появится. Как текст в вордовском файле: раз – и нет целого абзаца, два – и вставили новую главу. Все возможно.
– Джакузи, зайчик… – продолжала считать Казя. – Кстати, забавный зайка! Зайка-зайка, как тебя зовут?
Поскольку зайка был игрушкой, не механической и не говорящей, ответить он не мог.
– Тебя будут звать Кузя! – решила Казя.
Составив реестр имеющихся у нее в кубе-могиле «материальных» предметов, среди которых не нашлось никакой пищи, Казя взгрустнула. Ладно, можно, допустим, ходить с немытой головой и вонючими ногами, но без еды долго не продержаться. Значит, надо выбираться.
Как?
Вариант первый. Пройти опять по ниточке. Не испугаться. И будь что будет, авось не сгинешь, ведь ворожея плохого не посоветовала бы.
Вариант второй. Стучать в стену и кричать. Рано или поздно кто-нибудь подойдет ее проведать, хоть Фёдр, хоть Склеп Иваныч, хоть Лекс.
Вариант третий. Попробовать пробить потолок куба. Пока она только стены пробовала проковырять. Это не принесло успеха. Но вдруг потолок сделан из другого материала?
Казя залезла на подоконник и попробовала дотянуться до потолка, однако ей не хватало буквально десяти-пятнадцати сантиметров. Пришлось оставить попытки. Казя пригорюнилась. Обняла зайку:
– Кузя, Кузя, и что теперь? Подкоп, ты полагаешь?
Кузя ничего не полагал по причине отсутствия мозгов.
Казя принялась простукивать пол, попыталась поковырять в углу ногтем. Увы, пол был непробиваем. Как ей пришла в голову идея сдвинуть гроб, неизвестно. Оказывается, счастье было буквально под ногами – в виде массивной плиты с кольцом, скрытой под ковриком, на котором стояла скамья с гробом.
Вниз вела каменная основательная лестница. Казя глянула, конца ступенек не разглядела. Из глубины пахнуло вкусным. И хотя уловить как следует и распознать запах не получилось, сомнения развеялись немедленно: надо спускаться!
Двадцать пять ступеней вниз – и полная мгла! Если оглянуться, можно различить белый прямоугольник выхода, но свет его словно меркнет с каждой ступенькой, не равномерно, а порциями, полосами. Так не бывает в мире живых. Но тут был мир неживых. Где-то в районе двадцать третьей ступени свет кончался. Человеку тут без фонарика было бы не обойтись, но Казя более не была человеком – она видела.
Как видела? Чем видела? Что видела?
Ответить на третий вопрос куда проще, чем на первые два. У основания лестницы, слева от нее, стояла вешалка метра полтора длиной. На плечиках висело разное, словно кто-то готовился к карнавалу или спектаклю. Казя выудила камзол времен императрицы Елизаветы, а может, Екатерины – она не разбиралась ни в императрицах, ни в истории.
За камзолом последовали: спортивный утепленный костюм эпохи заката СССР, оранжево-желтое сари, маленькое черное платье, достойное Коко Шанель, кожаная куртка с бахромой в стиле вестерн и ковбойская шляпа к ней, некая вязаная хламида болотных оттенков, лакированный брючный костюм глэм-рок такого размера, что в него поместилось бы две с половиной Кази, яркие малиновые брючки, в которые Кассимира не влезла бы даже в двенадцатилетнем возрасте, и пара роскошных пеньюаров – эти ей пришлись впору.
Разобравшись с ворохом одежды и перемерив все, Казя переоделась в свое и обошла, наконец, помещение по периметру. Проход нашелся в дальнем углу, за пустым дубовым шкафом, пахнущим ванилью и камфарой. Кирпичная кладка стен, пыль, мох и паутина не оставляли сомнений в древности сооружения. Пройдя метров двадцать-тридцать, Казя уперлась в… Эм-м, в нечто непонятное. В загробном мире такие штуки называют «твердь», но Казе об этом, конечно, было неизвестно.
Твердь – это не стена, поскольку стена – препятствие непроходимое.
Твердь – это не дверь, поскольку дверь – препятствие проходимое.
Твердь – это нечто достаточно твердое, к чему можно, например, прислониться и не провалиться – независимо от того, труп ты или человек. При этом в твердь можно войти – если, конечно, ты уже труп, а не человек. Объяснить более внятно эту субстанцию, оперируя только терминами материального мира, невозможно. Да и нет смысла тратить время. Поясним только, что мертвяки могут спокойно проходить сквозь обычные материальные стены в мире живых. А сквозь стены и предметы Потустороньки проникать не получается (есть некоторые исключения, но о них – в другой раз!).
Казя постояла-постояла у тверди, простучала ее ладонями и каким-то образом, интуитивно, поняла, что может пройти дальше. Следующие метра полтора она двигалась, как в толще воды, но выбравшись, осталась сухой.
– Норма-а-ально так… – пробормотала Казя, увидев, где оказалась.
А оказалась она на роскошной средневековой кухне – нечто такого рода она видела в исторических фильмах, в тех, где речь шла о замках, королях и прочей лабуде (Казя мало интересовалась подобными постановками, предпочитая фантастику). Свежей еды тут не наблюдалось, однако дрова для очага были, пучки сухих трав висели на крюках, а в первом же сосуде обнаружились зерна кофе.
