Как стать богом (СИ) - Востриков Михаил
— Перекурим — тачку смажем, — говорит он вслух, — Тачку смажем перекурим…
— Воистину так! — восклицает Работодатель и, словно спохватившись, принимается затаптывать окурок в пепельнице, — Поехали! Нам еще пилить и пилить — сорок пять кэмэ по слякоти.
— Пусть принесёт остальное! — вдруг, гаркает Работодатель кому-то по телефону, — Так ему и передай. И таким же вот тоном. Пускай в штаны поднавалит, Простатит Аденомыч неоперабельный!
«Простатит Аденомыч» — это жемчужина дня и Юрий с удовольствием аплодирует, отдавая Работодателю должное. Однако Работодатель настраивается уже на серьезный лад.
— Собирай писалку, — командует он, — Да, пошевеливайся, я уже одет, как видишь.
— Секретку или обычную? — спрашивает Юрий.
— Бери обе. На всякий случай. Обе пригодятся.
— Слушаюсь, командир, — говорит Юрий и принимается собирать регистрирующую аппаратуру.
СЮЖЕТ 7/4
В машине Юрий налаживается подремать — расслабляется, пристроив голову в щели между спинкой и стенкой, закрывает глаза и пытается думать о приятном. Как он идет в подвальчик «24 часа» и накупает там вкуснятинки для Жанки: карбоната, семги, осетринки горячего копчения… французкий батон… маслица «фермерского»… «икорки, понимаю-с»… И бутылку 'Бефитера", и швепс-тоник, разумеется…
«Пусть это у нас будет пир духа, — думает он со сладострастием, — Вечер плотских утех и радостных возлияний… Только вот если клиент попадется нехороший, ничего из плотских утех не получится, измотаюсь, как жесть на ветру…»
— И где это всё будет у нас происходить? — спрашивает Юрий.
— В населенном пункте Мотовилово.
— О, Мотовилово! Пуп земли русской.
— Нет, браток, — возражает Работодатель, — Пуп земли это Большое Мотовилово, а мы с тобой едем в Малое.
Юрий снова закрывает глаза и расслабляется. Малое, так Малое. Хоть и вовсе Микроскопическое. Микро-Мотовилово — это звучит даже недурно. Макро-Мотовилово и Микро-Мотовилово…
«Еще часа три, — думает он, — Ну, пускай четыре, и все кончится, и я дома, и можно будет на все наплевать. Лишь бы клиент не оказался тяжелым».
— А кто он такой — этот твой, Галошин? — спрашивает Юрий, не раскрывая глаз.
— Не Галошин, — говорит Работодатель наставительно, — и не Калошин, а Колошин. От слова «колоситься». «Раннее колошение хлебов»… Он секретоноситель.
— То есть?
— То есть, лицо, которому известны сведения, оставляющие государственную тайну.
Услышав это, Юрий тревожится и раскрывает глаза:
— Еще чего нам не хватало! Зачем это тебе?
— Не боись, не боись. Все схвачено. Никто — ничего. На самом деле он у нас глубокий инвалид, бесконечно от всего далекий. Так что успокойся и дрыхни дальше. Нам еще пилить и пилить, а дорога — вон какая.
СЮЖЕТ 7/5
Дорога — каток.
«Вляпаемся сейчас в какой-нибудь „Мерседес“, — думает Юрий, окаменело уставясь в роскошные красные фонари впереди ползущей иномарки, — Вовек не расплатимся… Или в нас кто-нибудь вмажется, мэн крутой. С тем же результатом»
Машину ведёт без всякой видимой причины. Юрий крепче вцепляется в скобу правой рукой, а левой упирается в Торпедо — для прочности.
«Для прочности, для легкости и для удобства стекания крови», — проносится через сознание ни с того ни с сего.
В лучах фар впереди сверкает синий указатель «М. Мотовилово, 6 км». Работодатель снижает скорость до минимума и с величайшими предосторожностями поворачивает направо (хорошо хоть, что, не налево!), на заметенную девственным снегом дорогу с неглубокой колеей. По обеим сторонам здесь высятся восхитительно безопасные сугробы, за сугробами чернеет шатающийся под ветром кустарник, а в лучах фар, слава Богу, теперь нет ничего, кроме столбов крутящейся снежной крупы и серебристо-черной пустоты.
А если встретите ее на воле вы,
То не старайтеся собой увлечь
Здесь, за решеткою, в темнице каменной,
Лишь я любовь ее могу сберечь…
С последними словами этой древней тоскливой песни, сочиненной, говорят, знаменитым тюремным бардом еще времен Великих Посадок, подъезжают они к настежь распахнутым, с покосившимися створками воротам в дощатом высоком заборе.
СЮЖЕТ 7/6
Малое Мотовилово
Обширный двор внутри изгороди пуст. В глубине светится разноцветными зашторенными окнами трехэтажный плоский дом с заснеженными автомобилями у подъезда. В светлом и пустоватом вестибюле висит некий незнакомый, но крепкий дух, не больничный какой-то, скорее, зоологический или ботанический, а может быть, просто сердечных капель в смеси с легким, словно бы мерцающим, запашком какого-то неопределенного говнеца.
Работодатель, видимо, уже бывал здесь. Они входят без стука в стеклянную, но закрашенную белой краской по стеклу дверь с табличкой (которую Юрий прочитать не успевает: что-то вроде «дактилоскопия» или «отоларингология» мелькает и в памяти не задерживается). За дверью оказывается комнатушка — стол, стеклянные стеллажи (с лекарственными пузырьками) справа-слева, страшноватые медицинские схемы-расчленёнки, развешанные по стенам.
За столом читает газету «КоммерсантЪ» человек в белом несвежем халате, похожий на кого угодно — на палача, на мясника, на гардеробщика, но никак не на врача и даже, пожалуй, не на санитара. Газету он тотчас же опускает и откладывает в сторону, а сам начинает смотреть на вошедших светлыми, редко мигающими глазами — круглоголовый, коротенькие волосы белобрысым ежом, тяжелая челюсть и массивные плечи профессионального вышибалы.
— Алексей Матвеевич нам назначил, — поспешно сообщает ему Работодатель с некоторой даже (как Юрию показалось) угодливостью и снова глядит на часы, — Романов, Павел Петрович. Контора «Поиск-стеллс».
Плечистый доктор опускает глаза, разбрасывает толстым пальцем на столе беспорядочные бумажки и тем же пальцем ведёт сверху вниз по какому-то явно списку. Видимо, обнаружив там царственные ФИО Работодателя, он легко поднимается и, подойдя к дверям в глубине кабинетика, два раза деликатно стукает костяшками пальцев по филенке. Никто и никак ему вроде бы не отвечает, но он легонько толкает дверь и делает Работодателю приглашающий жест: прошу!
СЮЖЕТ 7/7
Они входят. Войдя, Юрий сразу же слепнет и покрывается нервическим потом. В помещении стоит тьма и оглушающе горячий воздух, словно в деревенской бане по-черному. Освещена только неестественно белая постель со скомканными простынями и человек посреди этих простыней — вернее нижняя половина человека: ноги в кальсонах, босые и словно бы неживые, словно бы брошенные кое-как кем-то посторонним.
— Чего ж ты опаздываешь, голубок? — скрипит из темноты сварливый голос, — Сказано было, как? Сказано было: с четырех до пяти. А сейчас сколько?
Голос с неприятной то ли трещинкой, то ли хрипотцой — слыша его, мучительно хочется откашляться.
— Мы так с тобой не договаривались. Сейчас вот отправлю тебя в обратный зад и буду в своем праве!
Работодатель, ничего на этот внезапный выговор не отвечая, извлекает у себя из-за пазухи зеленый пакетик, перетянутый резинкой, и аккуратно кладёт его на прикроватный столик среди стаканов, бутылок, бокалов и тарелок с засохшими объедками.
— Хм… — неприветливый человек в кальсонах немедленно смягчается.
— Ладненько, — говорит он тоном ниже, — Плюнули и забыли. Что так задержался? Дорога плохая?
— Гололед, — подхватывает Работодатель как ни в чем не бывало, — Еле добрались, честное слово. Думал, разобьемся…
— Не тот первый прибежит, кто быстрее бежит, — произносит хозяин постели назидательно, — А тот, кто раньше выбежит! Раньше выезжать надо было, тогда бы и не опоздал. Тогда бы и меня, старого человека, не заставил бы нервничать…
— Виноват, Алексей Матвеевич, — говорит Работодатель смиренно, — Более не повторится.
— Уж я надеюсь! — говорит хозяин заносчиво и спрашивает с отчетливой неприязнью в голосе, — А это кто с тобой? Он — с тобой, я полагаю?
