Рассказы - Грэм Мастертон
— Ну, и что же сказал Руфус, услышав от тебя такое? — спросила она, держа обеими руками чашку с чаем и дуя на неё.
— На самом деле он держался довольно хорошо, хотя, вообще-то, мог бы и обхохотаться. Большинство остальных из группы так и поступили бы.
— У Руфуса тоже есть своя история, — сообщила Элис. Дэвид вздёрнул бровь, ожидая услышать рассказ об этом, но она явно не собиралась развивать эту тему.
— Ты слыхал слово «ветошь»? — спросила она.
— Конечно.
— Большинство людей считают, что это значит нечто дрянное. Ну, знаешь, что-то второсортное. Но это слово также означает шерстяную пряжу, изготовленную из ношеной одежды. Старые куртки и свитера режут в клочья, а затем прядут заново, добавив чуточку новой шерсти. Большую часть новой одежды изготавливают так.
— Нет, этого я не знал, — заметил Дэвид.
— В викторианские времена эти парни бродили по улицам, звонили в колокольчики и собирали старую одежду. Их звали «ветошниками». В наши дни этим занимаются в основном литовцы, которые утаскивают все мешки с одеждой, отданной на благотворительность. Они везут эти мешки обратно в Литву, перерабатывают в новую одежду, а затем опять продают нам.
— Что-то я не вполне понимаю, куда ты клонишь.
Элис отхлебнула чаю, а затем продолжила:
— Бывает, эта самая ношеная одежда принадлежала кому-то, весьма жестокому. Бывало, что и убийцам. А одежда перенимает характерные особенности своего владельца. Знаешь, как будто примерять чужой пиджак. Появляется чувство, будто ты — это он.
— И что ты пытаешься до меня донести? В моём халате могла оказаться шерсть, когда-то входившая в одежду какого-нибудь убийцы?
— Вот именно, — кивнула Элис.
— Но это было не так, как если бы я его надел и я же убил своих родителей. Халат ожил. Халат совершил это сам по себе!
Внезапно Дэвид осознал, что слишком громко разговаривает, а две малолетних матери таращатся на него во все глаза.
Он сбавил тон и спросил:
— Как это он ожил сам по себе? Я хочу сказать, как такое вообще возможно?
— По-научному такое называется «крепускулярная анимация», — отвечала Элис. — Это значит, что, когда темнота сгущается, то неодушевлённые предметы как бы оживают. Большинство людей не понимают, что тьма — не просто отсутствие света. Тьма — сама по себе стихия, и она ищет другую тьму, чтобы напитаться. Той ночью, когда у тебя выключили свет, тьма в твоей комнате обнаружила тьму, укрывшуюся в халате, ещё больше напитала её своей тёмной энергией и вызвала к жизни.
— Извини, Элис. У меня всё это в голове не укладывается.
Элис положила свою холодную длиннопалую ладонь поверх его руки. Её зелёные глаза смотрели, не мигая.
— А что другое могло произойти, Дэвид? По твоим же словам, в дом никто не вламывался, а ты сам этого не делал. Ты и не смог бы этого сделать, у тебя просто не хватило бы сил. И твоя марионетка тоже ожила, ведь так? По-твоему, как такое случилось?
Дэвид пожал плечами. — Чёрт его знает. И с чего это мой халат ожил именно тогда, той ночью? До неё он провисел там месяц. Мама купила его мне в октябре, чтобы я надел его на ночь Гая Фокса.
— Ну, на этот вопрос я не отвечу. Но это могла оказаться какая-то памятная дата. Может быть, годовщина с того дня, когда тот, кто носил одежду из шерсти, вошедшей в твой халат, кого-то убил. Тут точно не скажешь.
Дэвид долго сидел и молчал. Элис ковырялась в салате и потягивала чай, но он даже не притронулся к пицце.
— Откуда тебе всё это известно? — поинтересовался он. — Всё про эту, как ты её назвала, скреспусулярную чушь?
— Крепускулярную анимацию. «Крепускулярный» значит всего-навсего «сумеречный». Прабабушка рассказывала мне. Когда шла война, с одним из её сыновей что-то произошло. При светомаскировках темноты было хоть отбавляй. Повсюду целое море тьмы. Прабабушка говорила, что раньше в местном парке стояла статуя плачущей женщины — мемориал Первой мировой войны. Видимо, её сын вместе с другом ночью решили срезать путь через парк, а статуя ожила и погналась за ними. Голову её сына раздавили о металлическую ограду, а шею сломали.
Никто, разумеется, не поверил второму мальчугану, кроме моей прабабушки, потому что она его знала и знала, что он всегда говорит правду. Она принялась исследовать, как оживают неодушевлённые предметы в темноте и записывать всё это в тетрадь, и эта тетрадь перешла ко мне. Никому больше из семьи она оказалась не нужна. По их мнению, всё это от поехавшей кукухи.
Для большей выразительности, она покрутила пальцем у виска.
— Ну, не знаю, что и думать, — сказал на это Дэвид.
— Просто опасайся тьмы, — посоветовала Элис. — Относись к ней почтительно. Вот всё, что я могу сказать. И если увидишь, что халат выглядит так, словно вот-вот оживёт, поверь, такое может случиться.
Тем вечером Дэвид поздно вернулся домой. В прихожей перегорела лампочка, и ему пришлось пробираться в гостиную наощупь.
В гостиную падал слабый свет с близкой автомагистрали. Дэвид обитал на цокольном этаже некогда большого родового гнезда, теперь поделённого на восемь раздельных апартаментов. Ему принадлежали самые маленькие, но зато он был очень педантичен и всегда поддерживал дома порядок. До конца прошлого года Дэвиду приходилось делить большую квартиру с двумя сослуживцами, и это был просто ужас: в кухонной мойке громоздились грязные тарелки, а на журнальном столике толпились переполненные пепельницы и пустые пивные банки. Но хуже всего обстояли дела с одеждой, которая валялась на полу, украшала спинки стульев или висела на крючках с внутренней стороны каждой двери.
Дэвид включил две настенных лампы и телевизор, хотя и без звука. У левой стены стоял книжный шкаф, где все книги выстроились по авторам в алфавитном порядке. Перед книгами стояли два серебристых щита для игры в сквош и несколько фотографий улыбающихся отца и матери. А ещё, само собой, на краешке верхней полки сидел Палочный Человечек и таращился на него округлыми, немного безумными глазами.
Напрыгнув на Дэвида той ночью, когда его родителей убили, Палочный Человечек перепугал мальчика, но Дэвид верил, что тот лишь пытался предостеречь и поэтому хранил куклу все эти годы. Разве Палочные Человечки не были всегда помощниками и посланниками, развлекающими солдат в Италии во время войны и передающими донесения под артиллерийским огнём? Может, Палочный Человечек и пугал Дэвида в детстве, оживая по ночам, но, в конце концов, он всего лишь отплясывал.
— Эй, Палочник, — позвал он, но Палочный
