Позвонок (СИ) - Ланда Ив
Тогда он ощутил… Ощутил Ее прямо здесь, возле кургана. Деворинфир была над ним, в плотной серости пробуждающихся небес. Она была в его крови и в его голове. Ветер нес ее тихий голос, а листья и крылья ворона превращали его в слова древнего, давно забытого ныне языка.
Родного языка Молака…
Мужчина почтительно склонил голову.
«Пой… — шептал бесполый глас. — Празднуй меня…»
Сухие гневные губы жреца зашевелились. Они твердили заученную до автоматизма молитву на этеокритском. Славя Деворинфир, он разделял ее невеликое ликование и предвкушал нечто… грядущее. Словно шаман, предвидевший и теперь ожидающий грозу посреди ясного дня, служитель ожидал неизбежное событие, которое известно Госпоже, но не ему самому.
Грудь охотника начала вибрировать, издавая глубокий, насыщенный резонанс. Сиплый голос теперь более напоминал низкое карканье.
Удлинившись в спине, Молак выгнулся и распростер руки навстречу рассвету. О нет, он вовсе не пытался открыться светилу, что знаменует новый день и новую жизнь. Это был жест открытого вызова. Дерзкого и наглого вызова силам Победоносца, насмешка над Солнцем — элементом его символики.
Во славу Ее.
Последняя неделя обучения подошла к концу. Этой пятницей вся школа гудела, будто пчелиный улей. Подростки закрывали долги по учебе и сдавали экзамены, мыслями давно уже наслаждаясь заслуженным отдыхом.
Как раз сегодня выпускные классы демонстрировали знания на последнем экзамене по математике. Классы помладше пришли, чтобы получить задания на лето и обсудить запланированные каникулярные мероприятия. Были и ребята, которые, не оставляя надежды, отчаянно пытались исправить итоговые оценки.
Обстановка царила наполовину рассеянная. Несмотря на предусмотренное расписание, проводить полноценные уроки уже не хотели ни учителя, ни дети.
Выпускников вынудили одеться в строгом деловом стиле, только белый верх и темный низ. Для многих это условие стало лишь дополнительным фактором стресса. Например, для Киллиана, который от чувства неловкости постоянно теребил пуговицы на белой рубашке, готовый взорваться от ярости. Он никак не мог сосредоточиться на заданиях в билете и постоянно ерошил себе волосы, старательно зализанные мамой при помощи геля.
Чего таить, Франк Браун тоже чувствовал себя нелепо. Но не настолько, чтобы отвлекаться от итоговой работы. Да, ему было непривычно и не очень комфортно, но он понимал, что это вынужденная мера. Кроме того, люди Генри Луккезе, которые охраняли особняк, носили костюмы. Так что Брауну придется привыкать к деловому стилю, нравится ему или нет.
Но были в классе и те, кто на этот счет совершенно не переживал. Ослепительно белая шелковая рубашка и черные выглаженные брюки удивительно гармонично сидели на Базе. Парень напоминал холеного оперного певца и его не портили ни розовые пятна на щеках, ни нервное поедание ногтей над экзаменационным билетом. Взгляд его маленьких глаз обеспокоенно метался от одноклассника к однокласснику, от стола к столу.
— Что-то не так, мистер Монтгомери? — заметил это мистер Синч и с подозрением сощурился.
Юноша дрогнул и, замотав головой, тупо уставился в свой листок с ответами.
Стук в дверь заставил сердца всех присутствующих забиться быстрее. К всеобщему ужасу, в класс вошел директор Уорд. Он улыбался, осматривая учеников. Особенно, знаменитую троицу.
— Как успехи? — спросил он, глядя исключительно на Брауна. — Все ли получается?
Франк встретился с ним взглядом. Ему захотелось съязвить, сказать что-то вроде «а если нет, то что?», но вместо этого он просто кивнул. К тому же, особых трудностей с решением задач юноша в данный момент не испытывал.
— Вот и славно. Очень славно! — Директор взял свободный стул и поставил его за учительским столом, рядом с местом мистера Синча. Учитель протест не выражал.
— У нас полный порядок, — сообщил он. Вероятно, Синч надеялся, что директор удовлетворится царящей в аудитории дисциплиной и уйдет. Но этого не произошло.
— Замечательно, — ответил тот. — Я решил присутствовать сегодня на вашем экзамене. — Выдержав некоторую паузу, он еще раз оглядел угрюмые лица всех старшеклассников и ностальгически закачал подбородком. — Я помню, какими вы пришли в нашу школу. Такие разные, энергичные, шустрые… А теперь вы сдаете последний экзамен и отправляетесь прямиком во взрослую жизнь, полную новых забот, но и новых достижений. — Уорд вновь посмотрел на Франка Брауна, но на этот раз юноша проигнорировал его внимание. — Радует, что многие из вас вовремя взялись за ум, — он перевел взгляд на База. — Будучи хулиганом, похвальный лист не получишь. Верно, мистер Монтгомери?
— А? — тот отвлекся от решения примеров.
— Пиши-пиши, не отвлекайся. У тебя обязательно получится сдать экзамен. У всех вас получится.
— Мистер Уорд, — тактично прервал его учитель математики. Он подавлял в себе раздражение. — Давайте не будем перетягивать внимание ребят на себя? Все же, это итоговая работа. Они и так нервничают.
— Конечно, — согласился директор.
Вдруг Киллиан поднял руку. Вид у него был такой, словно парень терпел невыносимую боль: выпученные глаза нездорово блестели, шея, уши и нос раскраснелись, а под короткой торчащей ежом челкой поблескивал пот.
— Да? — отреагировал на его жест Синч.
— Мне нужно выйти.
— До конца экзамена осталось пятнадцать минут. Ты успеешь закончить?
Верзила кивнул, скривив губы. Какой там, он и половины примеров не решил… Скорее всего, Синч об этом догадывался, но давить на ученика не стал. Он разрешил ему покинуть класс.
Вылетев за дверь, Киллиан спустился на первый этаж, лихо перемахивая по две ступеньки сразу, и забежал в тот самый туалет, который когда-то принадлежал ему, Базу и Франку.
Он с грохотом опустил крышку унитаза, сел сверху и, запершись, принялся рыскать по карманам дрожащими руками. Где же он подевал сигареты? Не мог же он их потерять…
Нащупав смятую упаковку в боковом кармане брюк, юноша почувствовал облегчение. Он закурил прямо в кабинке, глубоко и с задержкой вдыхая горький дым. Глаза его слезились, но он отчаянно ждал успокоения.
Надежда сдать экзамен таяла, как лед на батарее. Учитывая остальные оценки, Верзила рисковал остаться на второй год. Это значило лишь одно: о собственной машине, о которой Киллиан мечтал и которую ему обещали родители в честь выпуска, можно было забыть.
В неконтролируемой ярости он пнул металлическую дверь кабинки и скривился, вновь запустив пальцы в колючую шевелюру. Парню хотелось бить все подряд, рычать и рыдать одновременно. Все рушилось. Его мечта умирала.
Неожиданный резкий хлопок разнесся хлестким эхо по всему первому этажу. Он вырвал юношу из пучины горевания, заставил насторожиться. Но почему этот звук так встряхнул все нутро? Это могла уронить ведро уборщица или чем-то сильно его стукнуть. Что-то могло упасть в столовой… Да что угодно могло издать этот громкий звук.
Верзила вышел из кабинки, но не из туалета, и прислушался к обстановке вокруг. За дверью кто-то поспешно скрипел резиновыми подошвами.
— Нет! — выкрикнул знакомый женский голос. Тут же снова раздался хлопок. Да такой, что Киллиан дернулся и почувствовал, как в ужасе немеет весь низ, включая ноги.
Хлопок. Хлопок. Да что же там происходит?!
Набравшись смелости, Верзила толкнул дверь и вышел коридор, чтобы своими глазами узреть, что оборвало приступ его самобичевания. Почти сразу он наткнулся на распростертое тело уборщицы. Едва не споткнулся. Она лежала на спине, прижав руки к груди и хмурясь. По смуглым щекам стекали еще теплые слезы. Киллиан разглядел темно-красную точку под ее пальцами. Однако, мозг не соглашался принимать тот факт, что женщина убита. Ведь этого попросту не может быть. Ничего ужасного в этой школе происходить не может. Потому что все предсказуемо и все под контролем.
Предсказуемо и под контролем…
«Нужно позвать мистера Киртена!» — оживился парень, когда, наконец, перестал отрицать очевидное, он с усилием двинулся вперед. Страх мешал переставлять ноги, а затылок и виски сковало сильной давящей мигренью.
