Демонология по Волкову - Наталья Николаевна Тимошенко
— Ты когда‑нибудь сталкивался с таким?
— Нет. Читал однажды, но информации очень мало. Обычно демоны вселяются в людей, чтобы получить их душу. Люди в такие моменты не помнят или почти не помнят себя, не осознают своих действий. Могут причинить вред близким. Ну, ты сама все видела.
Алиса кивнула. Историю Алексиных она помнила очень хорошо, прошло всего‑то несколько недель с тех пор.
— Но бывают другие демоны. Они ищут в человеке не жертву, а своего рода партнера. Как ты понимаешь, подходят им не всякие люди. И уж точно не несчастные и слабые. Демону нужен достойный партнер.
— Представляю, на что способен такой дуэт, — пробормотала Алиса.
— Очевидно, мы имеем дело именно с таким дуэтом. Когда‑то демон взял в партнеры Оливера, теперь нашел другого.
— А Стражница не может рассказать подробнее? Если я правильно поняла, что слышала, она многое знает.
— Она не расскажет. Ее призвание — защищать проход. А вовсе не помогать людям.
Алиса не была наивной, чтобы думать, что Стражницу можно уговорить. Тут и люди порой не хотят помогать себе подобным, если это не входит в сферу их интересов, что уж говорить о потусторонних существах? Стражница остановила Леона не потому, что он мог стать жертвой демона, а потому, что у нее просто нашелся легальный повод это сделать. Леон сказал, что ей не нравятся его контакты с другими мирами, но, очевидно, помешать ему она не может. Только если он сам не захочет.
Они вышли из пещеры, с удивлением обнаружив, что уже занимается рассвет. Надо же, провели в пещере много часов, а даже не заметили. По ощущениям Алисы, прошло максимум три. День обещал быть пасмурным, тяжелые тучи цеплялись за верхушки деревьев, поэтому Алиса поплотнее закуталась в куртку, в очередной раз думая о том, что пора переходить на что‑то более теплое.
— Когда она появилась, со мной что‑то случилось, — снова заговорила Алиса. — Мне показалось, что я очутилась в другом гроте, чуть не свалилась в пропасть.
— Это иллюзии, — идя вперед и не оборачиваясь, отозвался Леон. — Такое бывает при ее появлении. Я был в защитном круге, она не могла ни войти в него, ни вытащить меня из него. А на тебя повлияла. Скорее всего, даже не сознательно.
Алиса аккуратно подтянула манжету куртки, разглядывая следы от ногтей на своем запястье. Это не было иллюзией, совершенно точно. И хоть Леон явно не был расположен к разговорам, Алиса не могла не спросить главное.
— Леон!
Он остановился, но так и не обернулся к ней. Алиса догнала, заглянула в лицо.
— Что Стражница имела в виду, говоря, что ты что‑то скрываешь от меня?
Он должен был оценить ее деликатность. Она не сказала «врешь», как Стражница, заменила на более приличное «скрываешь». Однако его это ничуть не смягчило.
— Тебя это не касается, — холодно ответил он, собираясь идти дальше. Алиса не отставала.
— А мне показалось, что как раз касается.
Как она теперь могла доверять ему, зная, что у него есть тайна, напрямую ее касающаяся? Если только, конечно, она еще не знает этой тайны. Не имела ли в виду Стражница тот факт, что Леон специально взял Алису на работу, чтобы использовать ее вместо Анжелы? Или что он все‑таки имеет отношение к ограблению ее квартиры? Если так, то для нее это не станет новостью. Хоть и будет крайне неприятно.
Однако правда оказалась такой ошеломляющей, что на долю секунды Алисе захотелось вернуться в прошлое и никогда ни о чем Леона не расспрашивать.
Он сделал еще три шага, а потом остановился, повернулся к Алисе. На его лице больше не было раздражения или злости, только собранность.
— Я умираю, — спокойно сказал он, будто говорил о ком‑то чужом, постороннем, а не о себе. — Едва ли доживу до весны. До лета уж точно нет. Тело человека не способно выдерживать такие перегрузки, постоянные контакты с тьмой. А я нагружал его слишком сильно. Поэтому еще месяц‑два, и оно откажет. Стражница следит за мной. Не может заглянуть в голову, но прекрасно видит то, что происходит на террасе. Должно быть, решила, что между нами что‑то есть. И считает, что я должен быть с тобой честен.
Желание вернуться в прошлое и ни о чем не спрашивать исчезло так же быстро, как и появилось. Алиса не из тех, кто прячет голову в песок. И как бы больно и страшно ни было, всегда предпочитала знать правду.
— Антон ничего не может сделать? — спросила она прямо.
— Нет. Даже тот, с кем я связан контрактом, ничего не может. Можно пришить игрушке оторванную голову, но, когда истрепался мех, сгнили нитки — ничего нельзя сделать. Проще выкинуть и купить новую.
Алиса несколько мгновений разглядывала его лицо в утренних сумерках, а потом шагнула ближе и коснулась губами губ. Хотела оставить легкий поцелуй, но Леон не позволил отстраниться. Скользнул ладонью ей на затылок, второй рукой обнял за талию, притягивая еще ближе. Целовал страстно, отчаянно, будто собирался умереть не через два месяца, а уже сегодня вечером. Затем почти грубо оттолкнул ее от себя, отступил назад.
— Я не хотел, чтобы ты меня жалела, поэтому не сказал.
— Я не жалею.
Алиса вдруг поняла, что просто‑напросто не умеет жалеть. Есть в ней разные чувства, но жалости природа не заложила. Либо она растеряла ее там, еще в интернате. Она никогда не жалела себя, лишь считала, что не была достаточна хороша, чтобы мать не захотела променять ее на новую семью. Она не жалела больную Дианку. Смысл жалеть того, кто даже не понимает, в каком кошмаре живет и в какой кошмар превратил жизнь окружающих? Она и мать не жалела. Та сама решила взвалить на себя заботу о больном ребенке. Все это не мешало Алисе любить близких и помогать им, но жалеть их она не жалела.
Леон, если уж на то пошло, тоже знал, чем рискует, связываясь с силами, к которым лучше никогда не обращаться. Получил закономерный итог, что уж тут жалеть?
— Кто еще знает? — спросила Алиса.
