Поцелуй небес - Людмила Григорьевна Бояджиева
— Ты даже не представляешь, Жан-Поль, какая плохая шутка у тебя получилась…
— Прости… я думал, твою голову залечили.
— Голова-то в порядке. Но кроме истории болезни у меня больше нет… (она хотела сказать никаких документов и гражданских прав, но спохватилась). Кроме истории болезни у меня нет никакой истории будущего…
— Так не говорят. Это же совершенно неправильный оборот: «история» всегда «была», а будущее употребляется с глаголом «будет.» Жан Поль поймал ироническую усмешку Виктории и неуверенно добавил:
— Хотя, как поэтический прием… может быть…
…Брауны долго не спали.
— Что случилось, Алиса? — спросил Остин сразу же, как только они оказались в спальне. — Я же весь вечер видел твои глаза…
— А глаза Тони? Ты их-то видел… — Алиса села у зеркала и механически взяла щетку для волос. — Почти нет сомнения в том, что наша дочь беременна от лорда Астора…
— И… и как она к этому отнеслась? — опешил Остин.
— Удивлена, растеряна, но, кажется рада.
— По-моему, действительно, надо радоваться. Думаю Астор не будет возражать ускорить свадьбу? Да и нам пора внуков, старушка…
— Тебя занимает что-то другое, Остин. Весь вечер молчал, что-то обдумывал. Я даже слышала, как жужжали от напряжения твои извилины… Что случилось, милый?
— Меня встревожил утренний звонок брата Виктории. Неспроста. Тебе не надо объяснять, как опасны эти арабские мстители, — заметив как задрожали плечи жены, Остин присел рядом и крепко обнял ее. — Я не стал бы напоминать. Но они напомнили сами. Они позволили парню связаться с ней, чтобы показать нам свою осведомленность. Мол «ждите гостей, ребята!»
— Это и впрямь так серьезно? — встрепенулась Алиса.
— А Ванда? — напомнил Браун.
— Господи, Остин! Ты же сделаешь, что-нибудь? Тебе же всегда удавалось что-то придумать… — Алиса старалась заглянуть в озабоченное лицо. Он прижал к груди ее голову, и поглаживал волосы, тихонько покачал, как укачивают детей.
— Не тревожься, девочка. Я обязательно, что-нибудь придумаю… Пожалуй, я уже все придумал!
ЧАСТЬ 6
ДУБЛЕРША
1
— Йохим, это последняя моя просьба к Пигмалиону, — Браун и Динстлер стояли на бетонном молу, сосредоточенно рассматривая вспененные гребни.
— Пигмалиона больше нет. Потеряв Ванду, я дал зарок никогда не возвращаться к этому. Ее жизнь — слишком большая плата за мои дьявольские игры, — Йохим сжимал кулаки в карманах длинного черного пальто, ветер ерошил темные прямые волосы, заметно поредевшие на темени, капли воды поблескивали на толстых линзах очков. Взбунтовавшийся доктор Фауст или смирившийся? В любом случае — с ним придется нелегко. Браун был готов к трудному разговору, начав издалека.
— Не надо говорить о дьявольском, Йохим… — Остин повернулся к собеседнику и прямо посмотрел в замкнутое, отрешенное лицо. Пигмалион не думал о греховном искушении пока умел любить…
— В таком случае я всего лишь подтверждаю известную истину: сатана берет власть, когда уходит Бог… То есть, когда умирает любовь… — Йохим зябко повел плечами. — Старость если и не мудрость, то уж наверняка смерть дерзаний…
— Я не посмел бы обращаться к тебе сейчас, если бы мог справиться один. Мог обойтись без Пигмалиона… Я не имею права медлить, не смею доверять посторонним, не хочу воспользоваться прикрытием организации… Наконец — я не могу встать к операционному столу сам! — Браун перевел дух и горячо продолжал: — Я вообще могу в этой ситуации Ехи, очень мало. А должен сделать почти невозможное: спасти единственный живой росток, оставшийся от моего учителя… Эту русскую девочку ожидает участь Ванды. Она должна, пойми ты, должна жить! Йохим молчал и торопясь предвосхитить его возражения, Остин перешел к делу:
— Я все продумал. Ты быстро и абсолютно тайно сделаешь ей любое другое лицо, я — новые документы. Потом спрячу на время где-нибудь в отдалении. А после, когда все утихнет и нам, я надеюсь, удастся усмирить этих восточных фанатиков, девушка начнет новую жизнь. Йохим отстраненно слушал план Брауна, думая о том, что его рождественская молитва о судьбе сироты начинает действовать.
— Когда и где? — спросил он коротко.
— Завтра. Собери все необходимое, за тобой приедет старый знакомый Мио Луми. Место тебе тоже известно, вы уже там однажды поработали над милым болгарином. Тебе достаточно трех дней? Вот и отлично — работа простая, изобретать ничего не надо. Какие-нибудь маленькие штрихи, меняющие внешность. Главное — другой типаж.
— Ты просишь Родена поработать каменотесом? — усмехнулся Йохим.
— Извините, маэстро, мне приходится обращаться к золотых дел мастеру, когда я должен вызвать слесаря. Впрочем, если Виктория похорошеет, — мне не будет слишком неприятно. — Остин задумался. — Хотя эмоции и шутки здесь неуместны. Мы спасаем жизнь, а выжить в такой ситуации незаметной дурнушке намного проще. Может быть правильней будет взять курс на неприметную миловидность. Лицо, которое не запомнишь и не узнаешь в толпе даже после долгой беседы… В конце концов — Вика славная и умненькая девочка, она сумеет стать счастливой. Надо только немного помочь ей расправить плечи.
— Крылья, — уточнил Йохим. — Помочь ей расправить крылья и гадкий и гадкий утенок, как обещают сказочники, обязательно почувствует себя лебедем… Договорившись с Динстлером, Остин пригласил к себе в кабинет Викторию. Осталось совсем немного — убедить ее в необходимости спасения. Еще два дня назад он был бы уверен в обреченности своих усилий: погруженная в депрессию девушка не только не цеплялась за жизнь, но со всей очевидностью ею пренебрегала. Куда проще было бы уговорить ее проглотить мышьяк, чем пробежать сто метров, спасаясь от преследования. Но вчера что-то произошло — это необычное оживление Виктории, ее разговорчивость, подъем сил, последовавший после звонка брата. Похоже, кризис миновал и молодость победила, инстинктивно взяв курс на выживание.
— Садись, Вика, нам предстоит долгий разговор. Опускаю философское вступление, цитаты классиков, а также божественную проповедь. Давай исходить из очевидного: ты молода, ты дорога своим близким, а, значит, ты должна жить, — Остин отметил, как на лице девушки появляется удивление. Мы попали в трудную ситуацию и чтобы сохранить жизнь нужно бороться… Поверь мне, я сейчас говорю только то, что сказал бы твой отец. Считай, что я произношу его слова. — Остин замолчал, ожидая возражений, но Вика сидела смирно, сложив на коленях руки.
— Что я должна сделать для этого? — тихо спросила она.
— Довериться мне и доктору Динстлеру, а прежде всего — хорошенько уяснить ситуацию… Максим — еще ребенок, он просил своих влиятельных опекунов о разговоре с тобой и ему позволили сделать это вчера. Не
