Демон движения - Стефан Грабинский

Сначала встречались на публичных мероприятиях, в театре, на концертах, потом у нее дома, на прелестной вилле «Гопляна»**. Бывал там охотно, ибо ему это льстило, однако без всяких пылких чувств. Пани Ольшицкая не раз давала

____________

* Красивый равнодушный (невозмутимый) господин (фр.).

** Согласно народным верованиям — водяная нимфа, обитающая в озере Гопло; фантастический персонаж драмы Ю. Словацкого «Balladyna» (1834).

- 420 -

ему понять, что он мог бы стать ее мужем, обещала блестящую карьеру благодаря поддержке влиятельных родственников; Кобержицкий делал вид, что не понимает, или же вежливо, но решительно уклонялся от ее предложений. Был слишком гордым, чтобы обманывать ее, слишком благородным, чтобы брать в жены женщину, к которой не испытывал влечения. В то время Стася была для него всего лишь очень симпатичной — он любил ее безмерно и любовался ею, словно прекрасным творением природы, из чисто эстетических побуждений — только и всего. О каких-то эротических чувствах тогда, по крайней мере, не могло быть и речи...

Пока не наступил памятный для обоих день 22 августа 1891 года. В тот день они должны были вместе поехать на автомобиле за город. Около четырех часов пополудни Кобержицкий, как всегда изысканный и элегантный, шел по Липовой улице в сторону «Гопляны». На повороте, там, где улица резко изгибалась, поворачивая прямо к вилле, почувствовал запах дыма и услышал гул встревоженных голосов.

«Горит!» — подумал он, впадая в состояние необыкновенного возбуждения. Через минуту уже знал, где вспыхнул пожар: черный столб дыма, время от времени прорезаемый факелами пламени, расцветал над виллой пани Олыиицкой...

Бегом бросился вперед по улице и через пару минут яростно протискивался сквозь собравшуюся толпу людей, которая полукругом окружила дом, преградив доступ спасающим.

— С дороги! — кричал он, едва осознавая себя. — С дороги!

Ворвался через застекленную веранду внутрь пылающего дома.

— Пани Станислава! — кричал, разыскивая ее по всем комнатам. — Где вы?

Несмотря на завесу густого дыма и огонь, который уже поглотил правое крыло виллы, первым делом бросился в ту опасную сторону.

Однако там ее не нашел. Чумазый, черный от копоти, с обгоревшими волосами, вырвался из пламени и вбежал через прихожую в спальню. Там и застал ее, полусомлевшую

- 421 -

от ужаса, беспомощно лежащую поперек кровати. Ее длинные волосы с медным отливом, выскользнув из переплетения завязок, рассыпались золотым покровом на подушке.

— Как же ты красива! — зашептал он, подавая ей стакан с водой. — Как же необыкновенно красива!

Стася открыла глаза и узнала его. Чувственная и сладкая улыбка осияла ее прекрасные черты:

— Дорогой!

И среди гула пламени, среди клубов дыма она отдалась ему в неописуемом наслаждении.

Пьяный от счастья, вынес ее в объятиях через окно и легко, осторожно, как дитя, положил на траву в парке позади виллы...

Тем временем прибывшая в критический момент пожарная команда спасла дом; благодаря ловкости и энергии пожарных «Гопляну» удалось уберечь от полного уничтожения. Ущерб, причиненный огнем, исправили в течение нескольких недель, и через месяц после происшествия прекрасная вдова могла принимать гостей, как раньше, в своем роскошно обставленном салоне.

Поведение Кобержицкого после того случая было загадкой для Стаей. Долгое время после пожара он не появлялся на вилле и как будто избегал ее. Только после неоднократных приглашений пришел, крайне робкий и смущенный. От страсти, которая так стихийно вспыхнула на краткий миг, не осталось и следа: снова, как и раньше, был утонченным и предупредительно-вежливым, однако не выходил за рамки обычного знакомства. Казалось, что он напрочь забыл о том, что произошло между ними во время пожара.

Несмотря на очевидные проявления чувств со стороны Ольшицкой, вел себя скромно и сдержанно. О повторении сцены, случившейся двадцать второго августа, не могло быть и речи: чувствовал себя просто физически неспособным к чему-то подобному; отсюда и вытекала преувеличенная сдержанность в отношении чувственных излияний Стаей, которых он не мог бы удовлетворить как мужчина.

Однако, заглянув поглубже внутрь себя, он заметил, что в его эротической жизни произошла некоторая перемена:

- 422 -

несмотря на полное чувственное равнодушие, он ощущал симпатию к золотоволосой женщине, более сильную, чем прежде; однако это чувство было вполне платоническим, если вообще то, что он испытывал к ней, можно было назвать чувством. Во всяком случае, он быстро понял, что расставание было бы для него сейчас слишком досадным, если не болезненным; нуждался в ее обществе и с нескрываемой радостью спешил на свидание.

Однако ей этого было недостаточно. Пани Ольшицкая полюбила его сильной и страстной любовью здоровой и нормальной женщины и желала, чтобы он ответил ей взаимностью. Его непостижимое сопротивление, особенно после того, что между ними произошло, оскорбляло ее женское достоинство и раздражало чувства.

Неудивительно, что вскоре это привело к жарким и ожесточенным столкновениям.

Как-то вечером, в довольно поздний час, он провожал ее домой из театра. Перед воротами дома хотел было попрощаться, но она чуть ли не силой затащила его внутрь. Он уступил, и они вместе поужинали. Отослав слуг, подсела к нему на софу и, неожиданно обняв за шею, страстно поцеловала в губы.

Кобержицкий не ответил на поцелуй, лишь слегка отодвинулся и мягко отвел ее ласкающие руки.

На лице Стаей отразилось выражение неизмеримой боли.

— Пренебрегаешь мной? — спросила, гордо выпрямившись.

— Нет, напротив. Почитаю и уважаю вас, как мало кого. И поэтому так поступаю.

Сдвинула великолепные дуги бровей и проникновенно всмотрелась в него:

— Не любишь меня!

Кобержицкий встал и, ласково взяв ее за запястье, спокойно ответил:

— Наоборот, я люблю тебя, но не так, как другие. Я люблю тебя, Стася, но на свой манер. Не умею иначе. Моя любовь лишена чувственности.

- 424 -

— В таком случае, как мне понимать твое поведение тогда? — спросила она, заливаясь пурпуром стыда при воспоминании о моменте наслаждения.

— Прошу прощения, — шепнул он, склоняясь к ее руке. — Я обидел тебя. То был особый момент, когда я не владел собой, словно был без сознания.

Он провел ладонью по лицу, будто хотел стереть с него глубокую черту страдания, которые пробороздила его в этот момент.

— Прости, Стася, прости! Умоляю тебя! Во время пожара я не отвечаю за себя.

Бросился к ее ногам, обнимая колени руками.

— Я ненормальный, — простонал он, пряча лицо в ладонях. — Я выродок,