Последний опыт - Говард Лавкрафт

Говард Филлипс Лавкрафт, Адольф де Кастро

ПОСЛЕДНИЙ ОПЫТ

(перевод О. Басинской)

I

Немногим известна подоплека истории Кларендона, как, впрочем, и то, что там вообще есть подоплека, до которой так и не добрались газеты. Незадолго до пожара Сан-Франциско эта история стала настоящей сенсацией в городе — как из-за паники и сопутствовавших ей волнений, так и вследствие причастности к ней губернатора штата. Губернатор Дальтон, следует припомнить, был лучшим другом Кларендона и впоследствии женился на его сестре. Ни сам Дальтон, ни его жена никогда публично не обсуждали эту тягостную историю, но факты каким-то образом стали известны ограниченному кругу людей. Но именно поэтому, а также ввиду всех прошедших лет, придавших ее участникам некую безликость и неопределенность, приходится помедлить, прежде чем пускаться в исследование тайн, столь тщательно сокрытых в свое время.

Приглашение доктора Альфреда Кларендона на должность руководителя тюремной больницы в Сан-Квентине (это случилось в 189… году) было встречено в Калифорнии с живейшим энтузиазмом. Наконец-то Сан-Франциско удостоился чести принимать одного из величайших биологов и врачей того времени, и можно было ожидать, что ведущие специалисты медицины со всего мира начнут стекаться сюда, чтобы изучать его методы, пользоваться его советами и методами исследований, а так же помогать справляться с местными проблемами. Калифорния буквально за одну ночь превратилась в центр медицинской науки с мировой репутацией и влиянием.

Губернатор Дальтон, стремясь распространить эту важную новость, позаботился о том, чтобы пресса поместила подробные и достойные сообщения о вновь назначенном лице. Фотографии доктора Кларендона и его дома, расположенного неподалеку от старого Козлиного холма, описания его карьеры и многочисленных заслуг, доходчивые изложения его выдающихся научных открытий — все это печаталось в самых популярных калифорнийских газетах до тех пор, пока публика не прониклась некой отраженной гордостью за человека, чьи исследования пиемии в Индии, чумы в Китае и прочих родственных заболеваний в других местах вскоре обогатят медицину антитоксином, имеющим революционное значение — универсальным антитоксином, который будет подавлять лихорадку в самом зародыше и обеспечит ее полное уничтожение во всех формах.

За этим приглашением стояла длинная и довольно романтическая история ранней дружбы, долгой разлуки и драматически возобновленного знакомства. Десять лет назад в Нью-Йорке Джеймс Дальтон и Кларендоны были друзьями — и даже больше, чем просто друзьями, так как единственная сестра доктора, Джорджина, в юности была возлюбленной Дальтона, а сам доктор — его ближайшим приятелем и протеже в годы учебы в школе и колледже. Отец Альфреда и Джорджины, акула Уолл-стрита из безжалостного старшего поколения, хорошо знал отца Дальтона, настолько хорошо, что в конце концов обобрал его до нитки в день памятной схватки на фондовой бирже. Дальтон-старший, не надеясь поправить свое положение и стремясь обеспечить своего единственного и обожаемого сына с помощью страховки, немедленно пустил себе пулю в лоб; но Джеймс не стремился отомстить. Таковы были правила игры, считал он, и не желал зла ни отцу девушки, на которой собирался жениться, ни многообещающему молодому ученому, чьим поклонником и защитником он был в годы их учебы и дружбы. Вместо этого он сосредоточился на изучении юриспруденции, понемногу упрочил свое положение и через соответствующее время попросил у «старого Кларендона» руки Джорджины.

Старый Кларендон отказал ему твердо и публично, торжественно заявив, что нищий и самонадеянный выскочка-юрист не годится ему в зятья. Последовала бурная сцена. Джеймс, высказав наконец морщинистому флибустьеру то, что следовало сказать давным-давно, в гневе покинул его дом и сам город и окунулся в политическую жизнь Калифорнии, надеясь после множества схваток прийти к должности губернатора. Его прощание с Альфредом и Джорджиной было кратким, и он никогда не узнал о последствиях сцены в библиотеке Кларендонов. Лишь на день разминулся он с известием о смерти старого Кларендона от апоплексического удара, и, таким образом, изменил весь ход своей карьеры. Он не писал Джорджине все последующие десять лет, зная о ее преданности отцу и ожидая, пока его собственное состояние и положение смогут устранить все препятствия к браку. Не посылал он весточек и Альфреду, который относился ко всему происшедшему с холодным безразличием, так свойственным гениям, осознающим свое предназначение в этом мире. Храня постоянство, редкое даже в те времена, он упорно поднимался по служебной лестнице, думая лишь о будущем, оставаясь холостяком и интуитивно веря, что Джорджина тоже ждет его.

И Дальтон не обманулся. Возможно, недоумевая, почему от него нет никаких известий, Джорджина не обрела иной любви, кроме той, что жила в ее мечтах и ожиданиях, и со временем занялась новыми обязанностями, которые принесло ей восхождение брата к славе. Альфред не обманул возлагавшихся на него в юности ожиданий — этот стройный мальчик неуклонно возносился по ступеням науки, и притом с ошеломляющей скоростью. Худой и аскетичный, с пенсне в стальной оправе и острой каштановой бородкой, доктор Кларендон в 25 лет был крупным специалистом, а в 30 — мировым авторитетом в своей области. С безразличием гения пренебрегая житейскими делами, он целиком зависел от заботы и попечения своей сестры и втайне был рад, что память о Джеймсе удерживала ее от других, более реальных союзов.

Джорджина ведала делами и хозяйством великого бактериолога и гордилась его успехами в покорении лихорадки. Она терпеливо сносила его странности, успокаивала во время случавшихся у него иногда вспышек фанатизма и улаживала его размолвки с друзьями, которые время от времени происходили из-за открытого пренебрежения брата ко всему менее значительному, чем целеустремленная преданность чистой науке. Несомненно, Кларендон временами вызывал раздражение у обычных людей, так как никогда не уставал умалять служение личному в противовес служению человечеству в целом и осуждать тех ученых, которые смешивали семейную жизнь или житейские интересы с занятиями абстрактной наукой. Его враги называли его утомительным человеком, но его почитатели, замирая перед накалом исступления, до которого он доводил себя работой, почти стыдились того, что имеют какие-то иные интересы или устремления за пределами божественной сферы чистого знания.

Доктор много путешествовал, и Джорджина обычно сопровождала его в коротких поездках. Однако трижды он предпринимал долгие одинокие путешествия в странные и удаленные места, исследуя экзотические лихорадки и полумифические виды чумы, потому что знал, что именно из неизведанных земель таинственной древней Азии происходило большинство болезней на земле. В каждом из этих случаев он привозил с собой экзотические сувениры, которые добавляли эксцентричности его дому, и без того прослывшему странным ввиду неоправданно большого штата