Елизавета Дворецкая - Кольцо Фрейи
– Помогите мне! – крикнула она и вдруг бросилась на Хлоду.
Та не ожидала ничего подобного и лишь слабо вскрикнула, когда Гунхильда вцепилась в нее и со всей силы толкнула в источник. Сумеречная женщина сразу погрузилась с головой, а Гунхильда, стоя на коленях, крепко держала ее за плечи, снова и снова погружая в кипящие струи.
С птичьим криком две темные норны кинулись на нее, но отлетели, как хлопья золы под порывом ветра: старая норна с лицом Асфрид встала у них на пути и подняла посох: попробуйте подойти, старые замарашки! Хлода вопила, если ей удавалось поднять лицо над водой; вот она схватилась за руку и платье Гунхильды и потянула за собой, но та норна, что с лицом Тюры, встала позади и крепко обхватила Гунхильду за талию, не давая Хлоде утянуть ее в воду. Асфрид не подпускала к ним тех двух, а Гунхильда изо всех сил кунала Хлоду в источник, одной рукой придерживала, а другой старательно терла ей лицо и волосы, пока они не стали совсем белыми. А потом вдвоем с Тюрой выволокла ее обратно она берег.
Хлода стонала, лежа на зеленой траве меж камней. Искрящаяся вода стекала с ее волос и одежды, стремительно испаряясь и рея наверху жемчужным облаком. Но теперь молодая женщин стала чистой, как из бани: струи источника съели все дурное и грязное, что в ней было. Кожа сделалась белее снега, волосы золотились, даже глаза, когда она их открыла, были не тусклыми кусочками тающего льда, а голубыми самоцветами вроде тех, что украшают франкские и греческие кубки.
– Теперь ты не сможешь причинить ему вреда! – выдохнула Гунхильда, в изнеможении опустившись на траву.
Она запыхалась и тоже была вся мокрая, капли стекали по волосам и падали наземь. Но она сделала то, о чем мечтает каждый неудачник: отмыла добела свою черную судьбу, отчистила грязь. Отрубила хвост дракона.
– Этого… мало… – простонала Хлода, повернувшись к ней, но не вставая. – Мир… меняется. Новым королям мало быть потомками богов – они предпочтут стать рабами нового бога, но захватят еще больше власти на земле! Тот, кто сохранит верность старине – проиграет. И Харальд знает об этом… Он сделает выбор – между богами и властью. Ты… отмыла меня… теперь он сделает тот выбор, что пойдет на пользу ему и Датской державе. Не знаю, какой это будет выбор. И ты не узнаешь. Пока ты с ним, он не сможет расстаться с памятью о богах, потому что ты, Фрейя, отчистила его судьбу и всегда теперь будешь рядом…
– Но сейчас ты зря теряешь время. – Кто-то тронул Гунхильду за плечо, она обернулась и увидела склонившуюся над ней Тюру. – Он ищет тебя, свою богиню. Ищет в темном лесу своей судьбы. И если сейчас он не увидит огонь в твоей открытой двери, то может пропасть в чаще навсегда.
Гунхильда поспешно вскочила, оттолкнувшись ладонями от травы. Нужно бежать!
И едва она подумала об этом, как обнаружила, что сидит где-то в темноте, а руки ее сжимают кольцо Фрейи так крепко, что золотые края браслета впились в ладонь.
Сердце стучало, в ушах шумело. В глазах было темно… нет, это просто здесь темно. Она осторожно положила браслет на то, на чем сидела, нашла глазами открытую дверь. Уже темнело, снаружи повисли сумерки – густые осенние сумерки, вовсе не похожие на жемчужный полусвет возле источника Мимира. Да, она на земле, в ельнике, в домике ведьмы. А Харальд…
«Он ищет тебя! – настойчиво произнес в ушах голос Тюры. – Он должен увидеть свет в твоей двери!»
Гунхильда вскочила, пошатнулась, уцепилась за край лежанки, чтобы не упасть, и принялась торопливо складывать из сухих веток и лучин на очаге подобие шалашика.
***
Кетиль Заплатка давно отстал – сел прямо на мох, уронив рядом свою палку, и безнадежно махнул рукой: иди сам, я больше не могу. Харальд едва оглянулся и устремился дальше. Дорогу он помнил. А если бы не помнил, то снес бы к троллям весь этот проклятый ельник. Даже усталость после битвы не могла его остановить.
Войско Хакона оттеснили обратно к морю: отряд под предводительством Эгиля Паука, не участвовавший в общем сражении, прикрывал норвежцев, пока они садились на корабли, и пал весь целиком. Половина судов осталась на берегу: для них просто не хватило гребцов. Стяг Хакона еще трепыхался на ветру, будто Сигурд-Георгий воинственно грозил мечом остающимся. Иные из датских хёвдингов хотели посадить людей на вражеские корабли и пуститься вдогонку, но Харальд отверг это предложение. От его войска тоже осталась половина. Люди были измучены, изранены. Никого из соратников-вождей он не видел и уже послал их разыскивать. Стяг Олава нашли – он виднелся ярко-синим краем из-под тела убитого знаменосца. Тело Горма долго искать не пришлось – его люди видели гибель конунга и уже вынесли его с поля. Харальд подошел туда, когда норвежцы отчалили и он смог вновь повернуться лицом к своей земле.
Между плечом и шеей Горма зияла страшная рана, залитая черной засохшей кровью. Но лицо его было спокойно, почти радостно, как будто перед смертью он увидел что-то необычайно отрадное. Харальд стоял, свесив голову, ветер теребил его упавшие на лицо светлые волосы. Хирдман молчали, столпившись вокруг тесным кольцом.
– О такой смерти любой конунг может лишь мечтать! – сказал наконец Регнер, тоже осунувшийся, опирающийся на обломок копья. – В палатах Валгаллы Один с радостью примет нашего старого конунга. Но так как не годится данам оставаться без конунга хотя бы на один день, мы должны немедленно найти себе другого.
– Далеко ходить не придется! – Бродди поднял глаза на Харальда. – Да славен будет Харальд сын Горма, конунг данов!
Хирдманы закричали, еще нестройно, но с оживлением. Принесли щит, Харальд встал на него, и четверо хирдманов подняли его на уровень плеч, чтобы все, кто выжил после битвы, знали: у данов есть уже конунг, достойный преемник прежнего! Осталось найти женщину, что вышьет ему собственный новый стяг.
Сойдя наземь, Харальд велел выставить дозор у моря, а остальным собирать раненых, которым еще можно оказать помощь. Он и сам ходил по полю, пока не нашел Олава и Эймунда – один лежал поверх другого. Дядя и племянник, последние из йотландских Инглингов, ушли в Валгаллу вместе. И тела обнаружились совсем не там, где им полагалось бы… Харальд вздохнул: Олав и здесь явно шел впереди. Будь у него ума столько же, сколько сил и отваги – получился бы величайший герой! Но зато он умер так, как всегда хотел.
Гибель Эймунда искренне огорчила Харальда. Несмотря на все их раздоры, он не мог не уважать младшего Инглинга, а к тому же боялся представить отчаяние Ингер. И, подумав о сестре, он решил вернуться в усадьбу – там ведь тоже нужно готовиться к приему раненых и уцелевших.
В усадьбе его встретила растерянная челядь. Норвежцы Эгиля Паука на обратном пути подожгли было одно из строений, но слишком спешили вернуться к своим, и пожар удалось потушить – мокрая солома крыши горела плохо. Но кроме челяди, никто не вышел ему навстречу.
– Где женщины? – Харальд в беспокойстве огляделся. – Моя сестра, где Гунхильда?
– Йомфру убежали… – бормотали старые служанки, недостаточно легкие на ногу, чтобы последовать их примеру. – Здесь были норвежцы. Молодые госпожи убежали в лес, те гнались за ними…
Харальд похолодел. Пока они там воевали на поле, женщины в усадьбе остались беззащитны. Но кто мог подумать, что Хакон пойдет на такую подлость?
Он выбежал за ворота. На поле было пусто.
– Где молодые госпожи? – заорал он так, что его услышали во всей усадьбе сразу. – Ингер! Гунхильда! Кто-нибудь их видел?
– Я видела, норвежцы несли плащ и худ йомфру Гунхильды, – подала голос одна из служанок.
– А ее саму? – Харальд схватил ее за платье на груди.
– Не знаю… – Та в испуге сжалась. – Я видела ее синий плащ и ее белый худ, она в них убежала. А потом фру Ингер велела рассыпаться, чтобы не бежать всем вместе, и мы все разбежались в стороны, и они тоже. Побежали в лес. А потом… я не знаю, я пряталась.
– Я тоже видел плащ йомфру, – подтвердил один из рабов-водоносов. – Норвежцы бегом бежали из лесу и несли его. Самой йомфру я не видел.
Харальд немедленно приказал всем, кто есть в усадьбе, до последнего старика идти в лес и искать. Велел выпустить собак, но те не могли взять след, затоптанный десятками ног.
Вооружившись факелами, челядь и сколько-то хирдманов, кто не был ранен, устремились через поле в лес. Шагах в двадцати от опушки нашли Грима управителя: он был ранен в двух местах и лежал за кустами, перетянув рану на бедре обрывком своего подола, а глубокий порез в плече зажимая ладонью.
– Конунг… – с облегчение простонал он, увидев Харальда. – Фру Ингер… вы нашли ее?
– Где она? – Харальд порывисто наклонился к нему.
– Ее схватили норвежцы. Поймали здесь недалеко, она зацепилась за ветку, и ее схватили. Она дралась с ними, как бешеная, но они ее скрутили и унесли на руках.
