Карина Демина - Изольда Великолепная
– Когда?
– Сегодня-завтра станет ясно.
– Надолго?
Я не хочу, чтобы он уезжал. Мне будет страшно. За себя. За него тоже. Я не уверена, что справлюсь здесь одна. И вообще, что справлюсь.
– Пока не знаю. – Нежный поцелуй в шею в качестве утешения.
Нам не позволят остаться вдвоем надолго. И это тоже цена, которую я не готова платить, вот только выбора не остается. Кайя размыкает объятия и подает руку.
Нам пора.
В резной надстройке накрыты столы. И гости ждут. Наша светлость улыбается. Плакать в подушку мы будем потом, когда не останется никого, кто увидел бы слезы.
Играет музыка. И акробат, пытаясь удержаться на ногах, подбрасывает разноцветные кольца. Он корчит рожи, пугая шутов. Те с хохотом ныряют под столы. И дамы взвизгивают, краснея. Учись улыбаться, Изольда. Как Магнус говорил: петь всем назло.
И я пытаюсь.
Вечером корабль украшают бумажными фонариками. Свет отражается в воде, стирая ощущения верха и низа. Мы плывем в черноте, пытаясь сбежать от узкого серпа луны. Кайя снова исчез. И Урфин держится в стороне, словно понимая мое настроение.
– Ваша светлость, – я оборачиваюсь, узнав этот хрипловатый мягкий голос, – прошу прощения, что отвлекаю вас…
Леди Арианна в белом платье похожа на привидение. Крупное. И какое-то домашнее.
– Рада вас видеть. – Я вполне искренна. Мне симпатична эта женщина хотя бы тем, что она не чурается меня. – И вы меня не отвлекаете. Как раз ничем не занята.
– Со временем это изменится.
Надеюсь.
Мне нужно отыскать тысячу дел, которые займут все время, чтобы не осталось ни одной свободной секунды. Иначе я сойду с ума от тоски.
– Вы… вы не могли бы… дело в том, что я слышала… вы ищете семью для девочек…
– Девочки. Ее зовут Иннис. Она совсем еще кроха.
Может, поэтому никто не захотел связываться? Я переговорила с каждой женщиной из списка Кайя, и лишь две отозвались на просьбу. Завтра леди Айли и леди Ньета покинут замок.
Долэг останется при сестре.
А Тисса выйдет замуж за Урфина, если, конечно, не успеет натворить глупостей.
– Я… понимаю, что не очень подхожу. Мы не так и богаты. И род не столь уж древний. Но если бы вы знали, как я хочу девочку! У меня четыре сына. Два брата. И муж. Мужчины безумно утомляют! Я их люблю. Всех. Но хочу девочку. И если бы ваша светлость…
– Изольда, – я позволяю себе прервать пламенную речь, – называйте меня Изольдой.
– Если бы вы сочли нас достойными…
– А ваш супруг не будет против?
– Не будет, – отмахнулась леди Арианна. – Он у меня любит с детьми возиться. И сам бы дочку хотел… но вот не случилось.
Могу ли я желать лучшей семьи для Иннис? Тайрон немногословен, но надежен. А леди Арианна действительно леди, хотя и обходится без париков и кринолинов. Я знаю ее не так долго, но чутье подсказывает, что они – хорошие люди. Урфин, на которого я бросаю взгляд, кивает: у него нет возражений. Следовательно, Кайя не будет против.
– Что ж, я рада, что Иннис нашла дом.
Хоть что-то хорошее сегодня.
– Изольда, – леди Арианна не спешит уйти, – вам, наверное, следует знать: за эти дни я много слушала. Недоброго. Голоса немногих звучат громко. И может показаться, что они говорят за всех. Это не так. Север помнит то, что здешние люди забыли.
– И что же?
– У войны одно сердце.
Нарвалья скала светится в темноте. Белый маяк, на который летит наш барк.
– Север поддержит вас, Изольда.
Что ж, выходит, не все так плохо, как я думала.
Спасибо.
Ее легко было бы убить сейчас.
Подсечка. Захват. И падение по инерции в разрисованную отблесками фонариков черноту. Слабый всплеск, возможно – вскрик.
И погружение.
Море примет и этот подарок, как принимало прочие. Оно спеленает жертву ее же юбками, потянет за золотые кандалы, чтобы навеки скрыть в мягком илистом дне. И только нарвалы будут плакать.
– Нет. – Наниматель возник за спиной. – Не сейчас. Хватит игр.
– Когда?
Юго ведь ждал. Он был послушен, но любое ожидание имеет предел.
– Я скажу когда.
– Месяц? Год? Два? – Юго нужно было знать. Мир уже опутал его сетью обязательств. И с каждым днем она становилась прочнее.
– Не вы ли утверждали, что умеете ждать? И будете ждать столько, сколько понадобится? Не сами ли назначили цену? Она была принята.
Юго не нашелся что ответить. Наниматель был в своем праве. Это злило.
– Видите? – Он указал на берег, который проступал из темноты. – Там слишком тихо. Этот город нужно раскалить, чтобы люди очнулись. Чтобы увидели наконец чудовище. Ваш выстрел его разбудит…
– За что вы так его ненавидите?
Кайя Дохерти подошел к жене, заслонив ее ото всех. Удобная мишень. Большая.
– Ненависть? Отнюдь. Где-то мне его жаль. Я просто хочу изменить этот мир.
Юго многое мог бы рассказать о том, как меняются миры. Но разве его спрашивали? Наниматель, как и все до него, свято верил в собственную правоту. Пусть их. Задача Юго – вовремя нажать на спусковой крючок. А что до остального, то… все почему-то забывали о цене.
День шестой. Вчерашняя непогода за ночь переродилась в бурю. Я с замковой галереи смотрю за черным морем, которое рвется к берегу и, не сумев сдержать себя, разбивается в кровь.
У моря кровь соленая. В этом оно близко с людьми.
– О чем думаете, леди? – Майло забрался на подоконник с коленями и, приклеившись к стеклу, глядел на бурю с жадным любопытством, которое свойственно лишь детям.
О чем я думаю?
Не знаю.
– Смотрите, корабль! – Майло тычет пальцем в белую щепку на горизонте, что отделяет темное небо от темной воды. – Сейчас разобьется!
– Или нет.
Майло уже не слышит. Он увлечен кораблем, который дерзнул бросить вызов буре, и не замечает моего ухода. Мне страшно: я никогда еще не судила людей.
Я не сумею.
Кто я, чтобы определять: виновен человек или нет? И если от моего слова зависит чья-то судьба, то как сказать правильное слово? Но нашу светлость ждут в Зале Суда. И Магнус долго, нудно рассказывает о том, что мне предстоит сделать.
Семеро.
Непредумышленное убийство в трактирной драке. Смягчить приговор…
Паренек переступает с ноги на ногу. Он боится Кайя, меня, Высокого Совета, собственной тени, которая дергается, словно припадочная. И даже будто бы не слышит. А поняв, что вместо виселицы его ждет три года на каменоломнях, падает на колени, благодаря.
Незаконная работорговля и преступный сговор. Оставить без изменений.
Трое. Держатся уверенно. Говорят тихо, но так, что я слышу каждое слово. Наша светлость должна понять, что некоторые обвинения суть клевета… и не отправит на смерть людей невиновных…
Отправит.
Мне тошно: я никого никогда не приговаривала к смерти сама. Но ярость Кайя – лучшая поддержка.
Многоженство. И сутуловатый лысый мужичок, который выглядит совершенно несчастным, он словно не понимает, как сюда попал. Он не стал бы ничего просить, а вот жены… все пятеро рыдают.
Многоженец отделывается штрафом.
– Ты все делаешь верно, – шепчет Кайя.
Надеюсь.
Мошенничество… снова убийство, на сей раз из ревности…
Я делаю так, как сказано, но каждый раз все равно боюсь оступиться. Цена – чужая жизнь.
Последнее дело. Она ни о чем не просит, эта женщина с блеклым лицом и мертвыми глазами, точно заранее смирившаяся с участью. Смотрит на собственные руки, на кандалы и цепи.
И я не знаю, что делать. Магнус сказал решать самой.
Она убила мужа, и ни о каком состоянии аффекта речи не идет. Она напоила его и, привязав к кровати, истыкала ножом. А после сама вышла к страже.
Созналась.
Но если все так просто, то…
Я снова и снова просматриваю бумаги, пытаясь найти ответ на вопрос, и понимаю, что никто его не задавал. Значит, придется мне.
– Скажите, зачем вы это сделали?
Она вздрагивает, но упорствует в молчании.
– Он вас бил?
Кивок.
– Поэтому?
– Нет, – голос у нее неожиданно громкий, – он… он продал наших детей, леди.
– Вы обратились с жалобой к гильдийному старшине? – Кайя нарушает молчание.
– Да. Он сказал, что я ошибаюсь. И мои дети… умерли. Все трое. Он сам тому свидетель. Я пошла в храм, но… зачем отдавать вам то, что я сама могу сделать?
И как мне быть сейчас? Кайя молчит. Магнус тоже. Совет ждет – шакалья стая, готовая растерзать меня. И, словно со стороны, слышу собственный голос:
– …три года рабства…
Совет недоволен. О нет, Совет в ярости. И Макферсон встает:
– Ваша светлость, ваша супруга не понимает, что создает прецедент. Женщина подняла руку на мужчину и осталась безнаказанной! Это возмутительно!
– Моя супруга сказала свое слово.
Кайя поднялся и обвел зал таким взглядом, что возмущение как-то быстро улеглось.
– И это слово будет исполнено. Как и все другие слова, которые она скажет во время моего отсутствия.
Ох, чувствую себя… нехорошо так себя чувствую… свежим кормом для белых акул.
