Ева Никольская - Чужая невеста
Правда, при подобном раскладе я окончательно уничтожу репутацию Ильвы и тоже стану изгоем, но это меня тревожило меньше всего. При наличии клейма шлюхи репутации и так хана. А уж запятнать «доброе» имя Брэда – прямо лапки чесались! Чую, довел он дочку до отчаяния. А может, и до самоубийства. Ведь не зря я получила именно ее тело – живой сосуд, лишенный души. Хотя в том, что Ильва сама остригла косы, которые в этом мире считаются главным сокровищем любой порядочной лэфы, я сомневалась. Запуганная, подавленная… она бы никогда не осмелилась на подобный поступок. Да и клеймо получить как-то надо было умудриться. Ведь на каждом шагу их не ставят. А туда, где ставят, уже отправились Йен-ри с Ташем и еще одним лэфири, присланным Касс-рилем, дабы выяснить сообща, что же произошло на самом деле.
Норды мне нравились, хоть и вызывали вполне обоснованную настороженность. Память Ильвы нашептывала, что они чудовища, уроды, сверхсущества, способные контактировать с природными духами – элементалями. Что прежние мальчишки, на телах которых появлялась зловещая метка, теряли не только семью и прежний облик, но и собственную душу, превращаясь в чудовищ. Вот только «чудовище» по имени Таш отнеслось ко мне по-человечески, в то время как «нечудовище» Брэд-риль – по-свински.
К тому же, как рассказали приставленные ко мне норды, из которых я потихоньку тянула информацию, ссылаясь на потерю памяти, обитатели Стортхэма в последние годы все больше сотрудничали с городскими. Потому что в силу своих мутаций и регулярных тренировок меченые являлись хорошими наемниками, способными выполнить практически любое задание, и надежными телохранителями. А еще они были богаты. Ибо спускаться в горные подземелья за красными кристаллами, которые очень ценились в мире серых, кроме них мало кто отваживался.
Благодаря сбыту этих кристаллов, выгодным контрактам и способностям элементалей, которые служили только измененным, община нордов уже лет двадцать как приобрела финансовую независимость. А богатые, как известно, могут позволить себе многое: хорошие вещи, вкусную еду и повышенное внимание вивьер. Но от этого неприязнь городских жителей лишь усиливалась, хоть и стала более завуалированной.
У некоторых меченых были и постоянные любовницы – аманты, они жили в Стортхэме и выходили оттуда лишь в сопровождении своих мужчин, потому что в присутствии мрачных нордов мало кто осмеливался высказывать этим женщинам свое негативное отношение. А вот официально жениться в храме из сорока двух «монстров» умудрились только трое: их предводитель Грэм и еще два парня, подруги которых настолько любили своих избранников, что полностью отказались ради них от своей прошлой жизни, родни… от всего. Так что если я все же выйду замуж за Таша, первопроходцем в этом деле мне, слава богу, не быть. Да и возможность подружиться с «сестрами по счастью-несчастью» тоже весьма привлекательна.
Довольная сделанными выводами, я подмигнула собственному отражению. Вообще, привыкнуть к тому, что вот эта молоденькая девчонка с острыми ушками и пепельным цветом кожи – теперь я, было все еще сложно. Одно дело – двигаться и общаться, находясь в чужом теле, воспринимаемом как собственное. И совсем другое – любоваться своим новым обликом в зеркале. А я ведь именно любовалась, рассматривая себя, словно куклу в стеклянной витрине. Дико это, как есть говорю – дико! Когда вместо привычной скуластой физиономии с «азиатским» разрезом глаз на тебя смотрит треугольное личико с миндалевидными очами нереально лилового цвета.
Ильва была симпатичной как по меркам своего мира, так и на мой человеческий вкус. Тонкий, чуть вздернутый носик, полные губы, густые черные волосы до плеч, изящная шея и фигурка с приятными округлостями в нужных местах, которых не было у прежней меня. Зато по росту серое тело значительно уступало моему прошлому. А учитывая габариты потенциального жениха, я бы предпочла быть головы на полторы повыше, нежели сейчас.
Но, как верно говорят, дареному коню в зубы не смотрят. Мне и так крупно повезло с новой личностью. Могла ведь и в тело старухи какой-нибудь вселиться или вообще в мужика. А так… девица-красавица с деспотичными родственниками, странными друзьями детства и с кучей тайн за спиной. Скучно точно не будет, угу.
В дверь коротко постучали, и почти сразу за этим раздался звук поворачиваемого в замке ключа. А потом в келью влетело чудо.
Чудо умело вспыхивать, словно маленькое солнышко, умело шипеть, как забытый на плите чайник, умело летать по комнате, будто шаровая молния, умело втягивать в себя и снова выпускать тонкие лучики-лапки, похожие на язычки пламени, но главное заключалось в том, что чудо умело говорить! И при этом было свято уверено, что я его не слышу.
– Бледная какая, потрепанная, худю-у-ущая, фу, – протянул огненный элементаль, обращаясь к хозяину, и, брезгливо кривя призрачную рожицу, добавил: – К тому же духов не слышит, скучно. Зачем она Ташу? Кроме глаз, и посмотреть не на что. Ее ж ни взять, ни сжать, ни поим…
Шикнув, рыжеволосый норд выразительно взглянул на висящее над его плечом создание, и оно, поджав «лапки», с тяжелым вздохом заткнулось. Я же с приоткрытым от удивления ртом смотрела на визитеров и… молчала. Слова приветствия, которыми планировала встретить Йена, застряли в горле, стоило мне услышать свою столь откровенную оценку из уст волшебного существа. Откровенную и негативную! И это Ильва с ее примерными 90-60-90 для них худющая?! Тогда я в образе Валерии Бродской, которую и на Земле «доской» не раз называли, наверное, тут вообще дистрофиком бы считалась. Но… каков наглец, а! Ну и речи, ну и предположения, ну и… элементаль!
– И я рад тебя снова лицезреть, маленькая лэфа, – с откровенной иронией проговорил рыжий норд после того, как успел войти, взять стул, поставить его спинкой вперед и сесть, сложив на нее руки. А я все это время продолжала «зависать» в той же позе и с тем же изумленным выражением на серой мордашке.
– Здравствуй, – очнувшись, сказала ему.
– Виделись, – не меняя тона, напомнил он, на что я только кивнула.
– Новости есть? – спросила его, имея в виду их расследование.
– А у тебя? – вопросом на вопрос ответил он.
– Откуда? – искренне изумилась я. – Вы же сами заперли меня в этой комнате. Какие тут новости могут быть?
– Ну, мало ли… вдруг память вернулась.
Я отрицательно мотнула головой, отчего волосы неприятно хлестнули по лицу, а сережки тихо звякнули, напомнив мне и о больном ухе, и о клейме.
– А если подумать? – не сдавался мужчина, неотрывно глядя на меня, словно пытаясь по лицу прочесть, что в моей голове творится.
– Нет! – заученно сказала я и для надежности повторила то, что говорила всем с ночи: – Ничего не помню, совсем ничего.
– Врет, – снова подал голос элементаль, который все это время сверлил меня еще более пристальным взглядом, нежели его хозяин. – По глазам вижу – врет малявка!
Я, возмущенно засопев, покосилась на болтливый «шарик» и только потом заметила странную улыбку на губах рыжего. Та-а-а-ак, неужели опять спалилась? И откуда же он весь такой наблюдательный и вдумчивый на мою бедную голову взялся-то?! Нет чтобы Таш пришел, мы б слова поучили, которые я и так почти все вспомнила. Или просто поговорили с ним за жизнь. А этот… ну как с ним говорить, если он в каждой фразе, жесте, в мимике моей подвох ищет?! Решив не играть с огнем, в прямом и переносном смысле, я скромно потупила глазки, сложила на коленях ручки и приготовилась ждать продолжения начатого разговора.
– Помнишь ты или нет, но понимать должна, что сложившаяся ситуация может нарушить взаимовыгодные отношения между Стортхэмом и Миригором, – снова заговорил мужчина. – Если городские решат, что норды воруют их дочерей… – Он замолчал, а я, не выдержав, посмотрела на него.
– А вы воруете? – спросила осторожно и получила в ответ полный возмущения взгляд, который без слов говорил: «Надо больно!» Действительно, зачем им ворованные лэфы, из-за которых сплошные проблемы, когда к ним табунами красавицы вивьеры шастают? – Ну, раз не воруете, тогда и переживать не стоит. – Я вновь принялась преувеличенно тщательно разглядывать свои пальцы.
Маленькие, изящные, с коротко подстриженными ноготками почти белого цвета. И в памяти всплыло, как эти самые пальчики, вооружившись тонкой иглой, проворно порхали над шитьем, выкладывая на ткани ровные стежки швов. Хм… интересное открытие. А что еще Ильва умела?
– Репутация зарабатывается годами, а рушится в одночасье, – сообщил мне общеизвестную истину Йен. – И даже если нам удастся доказать, что ты сама пришла в общину…
– Сама пришла, сама себя на цепи подвесила, да? – отчего-то разозлилась я. Этот его поучительно-размеренный тон с подозрительными улыбочками напрягал. Как напрягал и элементаль, продолжавший зависать над плечом хозяина. – Кто-то же на мне кандалы те защелкнул, правда?
