Ардмир Мари - Некромант-самоучка, или Смертельная оказия
– А еще я помню, – произнес метаморф и снял Симпатяшку с плеча, – что клювастый в эти самые дни дожидается суда.
– Так и есть, – согласно кивнула теневая, – в Подземелье и дожидаетсь-ся. Ой! – Она выскользнула из инстинктивно сжавшихся кулаков многоликого и, зависнув на локте, пожурила: – М-дя, й-я даже жалеть начинаю, что ты более сдержан в любви, чем в гневе. Того гль-ляди, прибьешь Сумерьку раньше, чем признаешьсь-ся.
– Кто кого… – Гер методично расправился с останками поднятых на ноги мертвецов, вылез из ловушки и позволил той схлопнуться, пока наделенная наглостью нежить продолжала его увещевать.
– А ведь она так и будет думать, что ты псих. Дя-дя-дя! – Поганка мелкая легко увильнула от его стремящейся удушить нежить руки, продолжила ретиво: – Или что притворь-ряешьсь-ся.
– Теневая.
– Симпать-тяшка, – с укором произнесла кука, свернула уши, поджала хвост, перебралась на плечо и неожиданно завизжала: – Ой, мамочки! Портал вот-вот выведет Сумерьку на красную скалу!
– А-а-а, твою ж, – прихлопнуть тенюшку не получилось, – да что ты визжишь? Сама же сказала – Намина жива.
– Это ненадолго. Там фантомы! Много…
Много? Плевать! На игры плевать, на чешуйки, на все. Главное – жива и от расправы теперь не отвертится. Он ей такое устроит, он ей такое сделает… На самом деле в его мыслях все вариации мести заканчивались одинаково, набором жарких сцен, которые многоликий постеснялся включить в инсценировки. Однако это ни в коей мере не умалило его желания отомстить. Вот только, расправившись с искусственными порождениями тьмы, так похожими на худышку, и найдя перепуганную сероглазую на одном из верхних уступов скалы, Гер и сам не понял, как из мстителя в мгновение ока стал защитником, созерцателем и целителем. А дальше откровение за откровением, и Сумерьку уже не поцеловать хочется, а прибить. Тут еще император со своей «благодарностью», вертикальный портал, толпа пойманных повстанцев и осознание: всего одна ошибка, и сероглазая умрет…
И ни защитить, ни прикрыть ее в случае чего он не может. Иглы и кинжал барьеры императора не пробьют, а трехзарядный арбалет Намина «предусмотрительно» отправила к Тагашу. Бестолочь! И как ее теперь отпустить?
В волнении сам не заметил, как прижал девчонку к себе и губами перекрыл поток ее слов. Поцелуй вышел случайно. Она просто обернулась нагрубить напоследок, он просто посмотрел, а дальше… Таррах разорви, появилось желание не отпускать худышку не то что к императору, но даже от себя. Маленькая и такая ядовитая, сладкая и такая неприступная, робкая и одновременно с тем истосковавшаяся по ласке. Хотя сложно говорить о ее тоске, если Намина опять истуканом стоит. Таррах! Да неужто ей, лишенной простых прикосновений, так трудно поддаться наконец? И молитвы многоликого были услышаны свыше, Сумерька обмякла в его руках, задышала прерывисто и со стоном обхватила его шею. Наваждение, нега, неистовство накрыли с головой. Дао-дво углубил поцелуй и усилил натиск, краем сознания улавливая шепот куки и тревогу, нарастающую в нем.
«Вас вызывает! Нас засасывает… Нас отрывает… Вас друг от друга оттолкнет!» Когда пик ее возмущений был достигнул, метаморф с трудом оторвался от Намины, но быстро с собой совладал. Выдал короткий инструктаж, напутствие вернуться, а главное, «долженствовал», чтоб воспротивиться не могла.
Она и не смогла, лишь глазищами сверкнула и задала неожиданный вопрос:
– Зачем?
Правды не сказать, а полуправдой она не обойдется, расстроится, обидится, из вредности ринется повстанцев защищать и либо, как мать Гера, лишится жизни, либо, как отец, застрянет в Подземелье на десять лет, или того хуже – раскроет свой дар, и тогда…
– Чтобы закончить эксперимент с иммунитетом и восполнить острую нехватку прикосновений, – сообщил не дыша и задел за самое больное: – Иначе какая из тебя невеста. Жуткая недотрога.
Ее злость, боль, неверие ощутил физически, но на попятную не пошел. Слишком многое поставлено на Сумерьку, слишком многое зависит от нее. И неважно, что там шепчет кука, главное, Намина зла на него, а не просто обижена.
И вот незадача, просчитать он худышку просчитал, но стоять в стороне и просто ждать развития событий не может. Пусть у нее есть смертьнесущий дар, нехилые оборонительные способности, всезнающая Симпатяшка и кольцо заложника, что не позволит навредить худышке, пока у нежити с Таррахом не произошел расчет, все равно стоять в стороне и просто смотреть невыносимо.
– Графитовый? – Его Высочество коснулся руки метаморфа, затем по плечу постучал, сжал, но внимания так и не привлек. – Дао-дво… Герберт?
– Гер, Таррах тебя задери, успокойся! – Бруг двинул под дых и, дождавшись, когда многоликий с рыком к нему обернется, проговорил: – С возвращением, псих…
– Убью идиота! Тугго, ты не жилец… – В глазах на миг потемнело, или это команда заступила проход в портал.
– В курсе и совсем не боюсь встречи с родом, – ничуть не смутился красноглазый и обратился к капитану: – Равэсс, а ну-ка вразуми клювасто-хвостато-крылатого.
Вразумлять не пришлось, метаморф младшей ветви Дао-дво и сам понял, что со злости перешел в полуоборот, а силы при этом осталось немерено.
– Твою ж! Никого не задел? – Гер сбросил «оперение», мысленно прокляв сладкий и недальновидный поцелуй с Наминой.
– Нет, – качнул головой капитан и широко улыбнулся: – Зато натолкнул на отличную идею. Если император не отпустит Сумерьку, мы вытащим ее. Точь-в-точь как в академии от тварей преисподней. Сплетем тугую сеть, напитаем твоей энергией и все двадцать порталов пробьем.
– Что? Порталы?
– А ты не видишь? – Парни разошлись в стороны, открывая вид на залу.
– И немудрено, – вступился Консул, тряхнув головой. – Он все время смотрел на малявку.
– Я не… Она не!..
– Неважно, – отмахнулся Герцог, подошедший справа, и указал на костяной трон и застывшего в нем вампира, – главное вот что: император сидит в центре портальной воронки, которую Граун называет… – нахмурился вспоминая, – многослойным мыльным пузырем. Или коротко – воронкой, портальной.
– Портальной, со смещенным сечением, – уточнили Барон и Канцлер в один голос.
– Без прелюдий можно? – потребовал Гер, заметив, как ссутулилась сероглазая и напрягся Высший. Проклятье, что там происходит?
– Можно. – Равэсс встал рядом и быстро заговорил: – Графитовый, император сидит в матрешке из двадцати порталов, которые смещены к одному краю на случай побега.
– И мы тут решили, – хмуро добавил Хан, – что Сумерьку нужно подстраховать. Не стоит ей там быть одной.
– Сплетем тугую сеть, напитаем твоей энергией и все двадцать порталов пробьем, чтобы и у нее тоже был путь для отступления, – разъяснил свое предложение принц и полюбопытствовал: – Что скажешь?
– Живо!
Глава 16
Недотрога?! Я – недотрога?
И такое он мне говорит после всего, через что мы вместе прошли, через что я прошла по его воле или из соображений необходимости. В это мгновение я поняла, что всего лишь шарахнуть по метаморфу проклятьем уже недостаточно, неожиданно захотелось написать на его гранитном надгробье, что рыжий не просто сволочь и псих, а тварь многоликая, ласки недостойная. И я бы исполнила свою мечту здесь и сейчас, но кто-то сжалился над Дао-дво и, приподняв меня над полом, потянул в глубь зала.
Мамочки! В поисках успокоения прижала Симпатяшку к груди и оглянулась на Гера, а он и парни уже не в паре шагов стоят, а словно бы далеко-далеко. И чем дольше идет мое продвижение, тем дальше они оказываются.
При этом зала не меняется, количество присутствующих в ней – также, а пейзаж за каждым вторым окном – разный. Поначалу там была знакомая красная скала и почему-то ночь, затем – странный серый лес и не менее странный полдень, после – море и кровавый закат, далее – рассветное сизое небо, какое может быть только в Треде, вслед за ним белая пустыня с тагиши, а в завершение предместье горцев и опять рассвет. И тут уже не о мести рыжему думаешь, а о спасении…
– Милостивый боже, куда же меня занесло? – прошептала я в испуге.
– В воронку из двадцати порталов, – охотно поведала мне кука, глубже зарываясь в мой корсет.
– Так-так, а вот и та самая человечка. – Ироничное замечание императора-невидимки отвлекло меня от созерцания горных вершин. – Все еще жива и невредима. А вы темная лошадка, Намина.
– Н-да, худышкой и малявкой звали, а вот чтобы кобылой – никогда. – Кука на мое тихое замечание закрыла глаза и лапками зажала уши, а от трона послышалось:
– Что вы сказали?
– Божечки мои! Он сейчас как вцепитсь-ся, не отпустит! – прошептала теневая в панике. – Что же делать? Что делать…
– Ничего, – ответила ей и наглухо закрыла ворот костюма, чтобы не отвлекаться на впечатлительную нежить и ее шепоток. Поджилки и без того трясутся, сердце рвется вскачь, а из всех желаний лишь одно одолевает – сбежать. И именно его я решилась осуществить, обратившись к невидимке: – И за ваше спасение тоже. Ничего. Не. Надо. – Взяла паузу, достойную моего заявления, и спросила о главном: – Ну, я пошла?
