Катерина Снежинская - Самый лучший демон. Костёр чужих желаний

— Цепочка, — коротко напомнил Ирраш.

Ведунья невольно схватилась за шею, но там, конечно, никакой цепочки не оказалось. Девушка вообще не помнила, куда и когда подевался кристалл вместе с украшением. Просто Арха так привыкла к ним, что они казались неотторжимой частью её самой, как рука, например.

— Но! Поскольку, Истинные успешно сопротивляются ведовству, то роман с лордом Харратом был недолгим. И вы решили повторно использовать кристалл на вашем, так сказать, возлюбленном из университета, — деловито пояснил адвокат. — А когда вы склонились над пострадавшей, то амулет просто соскользнул у вас с шеи.

По мнению Архи, всё это было чистейшей воды бредом. Кристалл Жизни просто нереально спутать ни с каким любовным амулетом, даже если бы такой в природе и существовал. И любовные чары, как и любые другие, на Истинных навести было невозможно в принципе, на то они и дети Тьмы. Это если не упоминать о том, что чары — это сказки. И соскользнувший амулет, даже не учитывая того, что ведунья его потерять априори не могла, просто упал бы на пол, а не висел в воздухе.

Но, наверное, эти двое знали, что делать. Поэтому Арха только кивнула.

— А кто мой возлюбленный? Тот, который из студентов?

— Шхар, — ответил Ирраш. — Он всё подтвердит.

А вот это лекарке не понравилось. Гораздо больше, чем вся бредовая история с амулетом. Но девушка и сама не могла понять, что именно её насторожило. Скорее всего, это была банальная антипатия к молодому шаверу.

Адвокат мучил её долго. Приходила тюремщица, ворча, что всем заключённым полагается обедать в одно и то же время. И тут не кабак, чтобы кому-то отдельно подавать. Но Ирраш сунул ей в заскорузлую ладонь несколько монет и беса, повеселев, отбыла восвояси. А адвокат, который Архе уже больше палача напоминал, остался.

Как пояснил шавер, Дану удалось почти невозможное. Видимо, хаш-эд за сутки умудрился Тьму со Светом свести. Но предварительные слушанья были назначены уже на завтра. Это можно было смело считать невероятной удачей. Некоторые заключённые суда и по году ждали.

Поэтому бес заставлял ведунью отвечать на вопросы, которые мог задать прокурор, снова и снова. Сначала так, а потом эдак и, следом, наоборот, в другом порядке да другими словами. И вновь по кругу. В конце концов, лекарка выдавала ответы абсолютно машинально, не слишком и понимая, что она такое говорит. Но адвоката такой результат удовлетворил.

Правда, и этим дело не закончилось. Вызванной тюремщице вручили довольно увесистый кошель и сто тысяч наставлений о том, какое платье Архе следует купить, как её причесать и какую ленточку в волосы вплести. Наверное, бес действительно был просто дотошным профессионалом, а все эти мелочи имели важную роль. Но ведунья твёрдо решила, что адвокат у неё абсолютно чокнутый.

Ужин тюремщица приволокла вполне приличный, скорее всего, приобретённый в ближайшем трактире. И даже по собственной инициативе вынесла «гадительную» бадью. Напоследок пожелав Архе «сладких снов» и назвав её «доченькой».

Но от этой внезапно проснувшейся любви лекарка едва не визжала. Для того чтобы оставаться милой, вежливой и благодарной, приходилось прикладывать поистине титанические усилия. Больше всего на свете девушке хотелось остаться одной. Листок бумаги, переданный Иррашем и спрятанный под тощую подушку, притягивал как магнит. Желание прочитать, что там написано, с каждой прошедшей минутой становилось всё более болезненно-острым.

Но, наконец, её оставили в покое. Арха с ногами забралась на кровать, подвинув принесённую бесой свечу к краю стола, и развернула листок у себя на коленях. Она никогда не видела ни буквы, написанной Даном. Но и секунды не сомневалось, что письмо именно от хаш-эда. У него и должен быть такой почерк: резкий, твёрдый, чуть угловатый, без всяких завитушек.

«Наверное, мне сразу стоит попросить прощения за это письмо. Просто никогда раньше я никаких посланий ни девушкам, ни женщинам, ни даже старушкам и девочкам не составлял. Помнится, когда-то меня чему-то подобному учили, но с тех пор слишком много времени прошло. Так что, я прошу оценить мои усилия и мой подвиг во имя Прекрасной Топазовой Дамы. Это был намёк на твои глаза, если я выразился не слишком понятно. Но мы уже выяснили, что с аллегориями у меня туго. Так что не казни за корявость слога».

Арха опустила лист, уставившись в стену. Сердце у неё билось так, как будто собиралось продолбить дыру в рёбрах. А ещё так и тянуло разулыбаться во весь рот. Как Дан это письмо писал, она представляла очень ярко, как будто сама это видела.

Вот, рогатый сидит, сгорбившись над столом и опираясь на локоть. Левая рука, конечно, запущена всей пятерней в шевелюру. Время от времени он страдальчески морщится, подбирая слова. Может, даже перо раздражённо швыряет и комкает ни в чем неповинную бумагу.

Да, пожалуй, стоило признать, что это письмо досталось ему куда мучительнее, чем создание цепочки.

Арха погладила листок, как будто она живой была. И растянулась на кровати, перевернувшись на живот и подперев письмо подушкой.

«Кстати, скажу по величайшему секрету, меня ещё учили и стихи слагать. Но, надеюсь, ты будешь милосердной и такой жертвы не потребуешь. Но достаточно одного твоего слова — я попробую одолеть и эту вершину. Только если твоя душа потребует моих стихов, умоляю, закажи сразу серенаду, ладно? Тогда в качестве аккомпаниатора я захвачу Ирраша (он, между прочим, недурно когда-то играл на клавесине[9]). Не в одиночестве же мне страдать!»

Ведунья уткнулась в одеяло, не в силах справиться с несколько неуместным хихиканьем. Но уж слишком реалистично она представляла, как на тюремном дворе появляются Ирраш с Даном, волоча на себе клавесин. И шавера, с вдохновлённым лицом, освещённым лунным светом, исполняющего что-то до невозможности романтичное. Картина, стоящая того, чтобы её увидеть!

«Сейчас я жалею только об одном. Точнее, о многом. Но все это сожаление можно вместить в одну фразу: „Я — идиот!“. Потерять почти полгода, шесть месяцев без тебя — это расточительство, которое нельзя оправдать ничем. Знаю, что у нас ещё много времени впереди. Но каждая минута, которую я мог бы провести с тобой, но не сделал этого, верх глупости.

Я жалею, что не сказал тебе раньше, как ты мне нужна. И чего мне стоит быть без тебя. И ещё раз готов признать, что я полный дурак. Прятался за своей гордыней, как за забором, боясь признаться, насколько ты для меня важна. Прости, маленькая моя.

И не думай ни о чем плохом. Просто не смей подпускать к себе всякую дрянь! Знаю, что тебе плохо и страшно. Но ты выбрала меня. А я всегда добиваюсь того, чего хочу. Возможностей убедиться в этом у тебя имелось немало. Сейчас же у меня только одно желание. Ты должна, обязана быть со мной рядом, всегда. Так оно и будет».

И ничего больше, даже подписи.

Арха прижала к себе листок обеими ладонями, словно это была его рука. И, действительно, у неё было ощущение, что демон только что сидел рядом. Будто девушка не читала его слова, а слышала, как он говорит тихо, шепчет на ухо.

Странно, но мир перестал казаться бредовым сном, став устойчивым и вполне реальным. Правда, и страх ощущался острее, материализовался, превратившись в тяжёлый холодный булыжник, ворочающийся где-то за грудиной. Но теперь ведунья могла отодвинуть его в сторону. Он оставался с ней, но ужас больше не переполнял реальность до краёв. Теперь было место и сознанию, и способности мыслить связно. И, как ни странно, счастью.

Девушка свернула лист, легла, сунув бумагу под щеку. Свечу гасить не стала, оставляя её догорать. Но глаза закрыла. Она забыла, что может чувствовать Дана — страх даже это заставил забыть. Но теперь хаш-эд вернулся. Тёплая красноватая искра где-то в темноте. Как костёр, горящий далеко, очень далеко. Но до него нужно просто дойти.

Глава девятнадцатая

Если тебе не везёт в жизни, главное, не волноваться. Ты же не бессмертный.

Адвокат в очередной раз недовольно покосился на свою подзащитную. Арха устыдилась и села ровно, чинно сложив руки на коленях. Но хватило её всего на пару минут. И дело не только в каменной скамье с вытертой задами бесчисленных подсудимых выемкой посередине и оттого похожей на стульчак.

Ёрзать и вертеться ведунью зрители заставляли. Зал суда был полон так, что всем страждущим зрелищ лавок не хватило. И многим приходилось сидеть на ступенях амфитеатра, а то и просто подпирать стены. Собственно, такая популярность именно этого судебного процесса была вполне понятна. Любовные драмы народ любил всегда. А тут тебе и знатный лорд, и студент, и коварная соблазнительница, да ещё и невинная жертва в финале! Измены, ревность, страсти — полный набор.

Понятно, на Арху все присутствующие пялились. Некоторые даже не стеснялись в неё пальцем тыкать. И уж никого, конечно, не смущало обсуждение личности, внешности, биографии и достоинств подсудимой вслух. К невероятному счастью лекарки, голоса зрителей слились в гул, как будто в зал выпустили рой пчёл. Поэтому отдельных комментариев разобрать было невозможно.