Галина Гончарова - Средневековая история. Домашняя работа
Но и спрашивалось с него.
Первое же подозрение на нечестность. Первая же оплошность. Нет, король тебя не уничтожит. Но статуса ты лишишься. А там… скольких ты допрашивал? О скольком ты выяснил?
Иные секреты опасны. Тебя уничтожат те, кому ты оттоптал мозоли. Или их семьи. На выбор.
Лишившись своего статуса, ты проживешь не более месяца. Да и не уходят с этой службы просто так. Обычно – вперед ногами. Но люди идут. Слишком хорошо оплачивается. Дают не только тебе. Но и твоей семье. Угодий прирежут, выгодный брак сестре или брату устроят – о своих короли Ативерны заботятся. И Эдоард не исключение. Но – вот такая цена. Опасность, одиночество.
Поэтому Ганц стоял весьма обособленно.
С королевскими представителями все обращались как с драгоценностями. Не дай Альдонай царапнуть, бросить, потерять из вида.
С этой стороны поведение Лилиан Иртон тоже было странным. Она спокойно смотрела на Ганца, улыбалась, дружелюбно разговаривала – она совершенно не боялась. Не чувствовала опасность? Не ждала от него угрозы? Ей просто нечего было бояться?
Ганц не знал. Собственно, Лилиан Иртон была непонятной. Она со всеми разговаривала дружелюбно, всем улыбалась, не повышала голоса, кроме некоторых случаев, но ее распоряжения выполнялись быстро и качественно.
Тихая-тихая, но выпороть на конюшне или выгнать – запросто.
И сейчас. Когда ей сообщили про пиратов, он видел, что ей было страшно. Но она взяла себя в руки. И сейчас организует… как она это сказала? Гос… хос… таль?
Не важно. Важно другое. Единственное, что могла сделать графиня, – позаботиться о раненых. Она к этому и готовится. И, как мог оценить Ганц, вполне грамотно. Где только научилась?
Ну да не важно.
Ганц прошелся по стене, дал пинка одному из новобранцев, выругал второго, приказывая не спать.
В замке кипела работа. Рвали ткани на бинты, кипятили в больших котлах, воняла какая-то непонятная установка у ювелира, которую запустила графиня и обозвала «противо… воспалительным».
Ну да ладно. Будет время расспросить графиню об этих странностях. В ту же копилку.
Ганц вспомнил про ткань, и появилась другая мысль.
А ведь графиня практически ничего не получает. Если что и было, то не так много. Слуги сплетничают, что графиня продала всю свою одежду и украшения, только чтобы купить скот. А вот про подарки от графа ни слова.
С одной стороны, он и не обязан. С другой – это твоя жена. Она носит твоего ребенка. Мог бы и позаботиться. Графиня любезно предоставила в распоряжение Ганца всю переписку, которую нашла в замке. И не было там ничего важного. Обращенного к жене – ничего. Словно Лилиан Иртон и вообще не существовало как одушевленного предмета. Да и в письмах ей ни ласкового слова, ничего…
– Лэйр Ганц?
Графиня подошла практически бесшумно. Странно для женщины с ее весом. Но Ганц подметил, что Лилиан Иртон двигается иногда весьма по-разному. Иногда как воин, иногда как весьма неуклюжий человек. Сейчас она двигалась медленно и плавно. И как весьма уставший человек.
– Ваше сиятельство, – склонился в поклоне Ганц, – вы еще не спите?
Лиля была на таком взводе, что не уснула бы и после слоновьей дозы тазепама. Но говорить об этом не собиралась.
– Тревожно…
– Вы тревожитесь напрасно. Все будет хорошо.
Графиня ответила признательным взглядом.
– Благодарю вас, лэйр Ганц. Знаете, я так давно не слышала этих слов.
Что можно было сказать на это?
– Ваше сиятельство, не грустите. Я обещаю, мы со всем справимся.
– Конечно, справимся. Но сколько будет убитых, раненых…
– У них такая работа – защищать вас. Они должны быть счастливы сложить за вас головы.
Глаза графини были печальны.
– Столько смертей, лэйр Ганц. Начиная с моего ребенка. Сколько еще должно умереть?
– Работа мужчин – сражаться. Работа женщин – ждать их и лечить.
– И я жду своего мужа, – вздохнула Лилиан. Благонравие в ее голосе можно было на хлеб намазывать. – И волнуюсь… ведь за мной еще и Миранда. Не дай Альдонай, с ней что-то случится.
Ганц невольно подумал, что здесь, на стене, не его место. А место графа Иртона. Уехал с посольством. И все равно ему, как тут жена. А у нее управляющий-вор, сговорившийся с пиратами. И замок на плечах. Лиля словно прочитала его мысли:
– Все на стене в порядке, шевалье?
– Все хорошо.
– Тогда я пойду. Надо приготовить все для раненых.
– Ваше сиятельство, а откуда вы знаете лекарское дело?
Графиня пожала полными плечами.
– А я его и не знаю. На самом деле всем занимается Тахир Джиаман, ну и Джейми на подхвате. А я просто присутствую, чтобы их слушались. Отдаю их распоряжения.
– Вы им так доверяете, ваше сиятельство?
– А мне есть кому доверять, лэйр Ганц? Тут очередь из докторусов ко мне на работу? Единственный был – додумался выкидыш кровопусканием лечить.
– Ваше сиятельство, а….
Лиля сдвинула брови.
– Лэйр Ганц, мне странно, что приходится объяснять такие вещи мужчине. Тем более вам. Но я все-таки скажу. Когда женщина теряет ребенка, она теряет и много крови. И выпускать еще… Четверть части крови человек потеряет, и его уже не вернешь. Он умрет. Как вы думаете, кем надо быть, чтобы так поступить?
Шевалье искренне задумался. А действительно… При кровотечении еще кровь выпускать? Чем надо было думать?
Надо бы этого докторуса, по возвращении…
Лилиан Иртон всхлипнула. Отвлекшись, лэйр Ганц не видел, что она со всей дури ущипнула себя за руку, так, чтобы слезы появились.
– Простите, шевалье. Мне до сих пор не хочется об этом вспоминать… Простите…
Графиня развернулась и ушла, сгорбившись. Шевалье почувствовал себя скотиной. Ну вот. Нашел о чем вспомнить. Расстроил женщину. А ей ведь и так нелегко приходится. Столько свалилось, а она старается еще заменить мать своей падчерице, беспокоится.
Родная мать столько для детей не сделает. Единственное, что удивляло шевалье, это обучение Миранды Кэтрин с детьми простонародья. Вирмане, сын священника…
Хотя графиня пояснила свою позицию четко.
Пусть ребенок привыкает быть первым, учится командовать, управлять, распоряжаться, да и стыдно ей будет быть ниже каких-то холопов. Пусть учится.
Ганц мог бы возразить, но не стал. Было в этом и что-то верное. Уж учиться ребенок точно стал лучше. Да и сама графиня частенько присутствовала на уроках. При ней-то ничего не случится.
Он посмотрел в ночь.
Сутки.
Надо пережить эти сутки. Потом все должно проясниться. Или с пиратами разберутся, или пираты разберутся с вирманами. На выбор.
Если первое, во что Ганц верил больше, начнется его работа.
Если второе – скорее всего они тут и полягут. Что печально.
А он и не ожидал закончить свою жизнь в кровати.
Лиля вздохнула. Так, проветрилась, вздохнула, лапши навешала… Вроде получилось. Хотя и пришлось экспромтом. Ничего. А теперь к своим.
Тахира и Джейми она гоняла до рассвета, заставляя отрабатывать швы на подушке. Ну да ладно. Лучше заплатить усталостью сейчас, чем жизнями потом.
Раны шили и здесь. Но непрофессионально. А вот подход грамотного хирурга – это была новинка. И Лиля предвидела расспросы от Тахира.
Но это потом, все потом…
Потому что к обеду начали поступать первые раненые.
И начался ад.
Работа, работа, работа…
Лиля ощущала себя, как в травмпункте на практике.
Ей было страшно, но надо было работать. В основном – диагностировать и шить. Перевязывать. Промывать и очищать раны. Кое-что уже сделал Джейми в полевых условиях. Но большая часть легла на плечи Тахира и Лили.
Лиля успела расспросить Эрика, когда проверяла его ногу, на предмет недочетов. Но Джейми можно было похвалить. Рана была умело обработана, вычищена и перевязана.
Так что вирманин вовсю зубоскалил и, кажется, даже пытался улыбаться графине. Но куда там.
На работе Лилиан Иртон была медиком. Эрик – пациентом. Она могла заговорить зубы, и вполне профессионально. Но раз больной сам с этим справляется – зачем напрягаться?
Работорговцы были застигнуты врасплох. И серьезного сопротивления не оказали. Так, ножевые ранения, пара сабельных… Работы много, но работа стандартная. Неприятно было пару раз, когда Лиля увидела племянника Хельке с распоротым боком. Там пришлось влить в мальчишку стакан самогонки, продезинфицировать ею же несколько волосков – и шить.
Прощупать ребра на предмет повреждений, зашить рану и наложить тугую повязку. Ничего, справимся. И не такое видели – это не проникающее в живот, при котором пришлось удалять селезенку. Справедливости ради, тогда Лиля не ассистировала, только присутствовала и училась.
Тахир то ассистировал, то шил сам.
Пациенты шли потоком.
Каких-то посторонних эмоций не было. Не люди. Просто – существа. Существа, на которых есть повреждения. И ее дело, как врача, единственного грамотного хирурга на весь мир, разобраться с повреждениями.
