Мария Сакрытина - Слушаю и повинуюсь

Амин с улыбкой покачал головой и тихо позвал:

– Халиб. Почему ты убил Зульфию?

Султан остановился. Обернулся, удивленно глядя на Амина.

– Зуль… А, твою наложницу, которая любила танцевать с саблей? У нее хорошо получалось.

– Почему ты убил ее? – повторил Амин.

– До сих пор не понимаешь? – усмехнулся Халиб. – Странно. Она была твоей слабостью, брат. Единственное, что могло бросить тебя на колени передо мной. Какая-то девчонка-наложница! Ты был противен мне тогда – шехзаде, готовый умолять, чтобы эту раскрашенную дуру не трогали. Нет бы спасать собственную шкуру! Не будь тогда того мальчишки – как там его звали? – ты бы так и рыдал над ее телом.

– Захир, – шепнул Амин, закрыв глаза. – Его звали Захир.

– Вот видишь, – рассмеялся Халиб. – Ты их помнишь. До сих пор. Это слабость, Амин, недостойная шехзаде. От слабостей необходимо избавляться. Странно, что я объясняю это тебе. Разве это не очевидно?

Амин, тяжело вздохнув, вспомнил, как день за днем, ночь за ночью после побега его держало только желание сначала отомстить старшему брату, потом – просто вернуться. И наконец – доказать прежде всего самому себе, что он достаточно силен, чтобы защитить тех, кто ему дорог. Теперь силен – ведь раньше не смог.

А на самом деле не смог даже сохранить единственного со времени побега из Яммы друга, который привел его в Гарибу, исполняя его желание, несмотря ни на что. Не смог – потому что слаб? Раньше Амин решил бы, что да.

Сейчас все его желания, отчаянные мечты о мести казались такими глупыми, такими мелкими. Сейчас он хотел бы оказаться далеко-далеко отсюда, где-нибудь в Бахре, в старой лачуге в компании объедающегося сладостями несносного мальчишки…

В давних воспоминаниях образы танцующей Зульфии и верного Захира прощально улыбнулись. Пора было отпустить их. И жить настоящим.

Когда дверь скрипнула, открываясь перед султаном, Амин тихо, не веря, что говорит это, произнес:

– Я тебя прощаю.

Халиб или не расслышал, или сделал вид. Амину было все равно.

– Человечнос-с-сть, – просвистел рядом голос Алифа. – Человеченос-с-с-сть, ибни. С-с-с-среди людей она в пос-с-с-следнее время так редка.

Амин промолчал, впервые в жизни понимая, какая пропасть лежит между ним и братом. И что бы Амин ни сделал, ему никогда-никогда не сократить ее.

И этому человеку он что-то стремился доказать?

Ловкие руки марида-служанки порхали, украшая длинные косы замершей у окна красавицы. В темные до черноты, блестящие пряди вплетались жемчужины, алмазы – они звездами загорались, как освещает Вадду дорогу его заботливая мать – Ночь.

Красавица молча терпела – видно было, что украшения, восхитившие бы иную царевну, ее тяготят. Ни стоящие богатого порта жемчужные бусы, ни яхонтовые перстни, за которые пролилось достаточно крови, прежде чем они попали к султану Гарибы, ни браслеты благородного белого золота, – ничто ее не радовало.

Гаджат, султан Гарибы, сидел в кресле неподалеку, перекатывал в руках – по-девичьи тонких, ловких руках колдуна – яблоко. И не сводил жадного взгляда с красавицы.

– Что же, хумай, не милы тебе мои дары?

– Я счастлива, хозяин, – равнодушно отозвалась красавица.

Колдун улыбнулся.

– Амани… Посмотри же, полюбуйся на себя. Ты прекрасна… Ты прекрасней Аллат!

Красавица покорно обернулась к зеркалу в полный рост – сверкнула богато расшитая золотом шелковая галабея, брызнули светом вышитые алмазами бархатные туфли.

– Хумай. Моя хумай, – колдун покатал эти слова на языке, насладился – как изысканным лакомством. – А правду говорят, ты танцевала для того мальчишки из Яммы?

На мгновение лицо красавицы исказилось. В глазах мелькнула ярость вперемешку с тоской.

– Да, хозяин.

– Ты станцуешь для меня?

Красавица взмахнула ресницами, покорно склонив голову.

– Как вы пожелаете, хозяин.

– И пой, – добавил султан Гарибы, с интересом разглядывая хумай.

Та запела – тоскливо, горько, надломленно. Надломленным же, неловким получился танец – совсем не услада для глаз.

Когда красавица замерла на коленях у кресла султана, тот, небрежно потрепав ее за щеку, бросил:

– От твоих танцев хочется повеситься. Я хочу, чтобы ты была весела для меня.

Красавица послушно улыбнулась, но султан уже отвернулся. Встал, махнул рукой служанке-мариду.

– К ночи разберись в себе, милая Амани. Я хочу, чтобы ты пела для меня радостно.

Красавица склонила голову.

– Да, хозяин.

И так и осталась стоять на коленях, когда за колдуном и маридом захлопнулась дверь. Черный шелк галабеи смешался с волосами, укрыв хумай от всего мира – всего, кроме хозяина.

– Амани.

Красавица не пошевелилась.

Насим выскользнул из-за сундуков с тканями и украшениями – подарком султана – замер перед девушкой.

– Амани, послушай. Верни мою силу, и я заставлю твоего нынешнего хозяина пожалеть о том, как он посмел обращаться с гордой хумай.

– Что, колдун, ты будешь обращаться со мной лучше? – не поворачиваясь, отозвалась красавица.

Насим, не сводя с нее жадного взгляда, торопливо кивнул.

– Конечно! Я верну тебе Амина, я отпущу тебя!

Амани-хумай не первый год жила на свете и отлично знала, чего стоят люди. Особенно колдуны.

– Возьми, – жемчужина упала в протянутую руку мальчика. – Она откроет тебе дворцовые подземелья. Там султан прячет свиток с твоим проклятием.

Насим жадно схватил жемчужину и бросился к двери.

– Ночью, – добавила Амани. – Ты знаешь, что снимать проклятия лучше ночью.

Насим улыбнулся – очень похоже на султана Гарибы. И исчез за дверью.

Хумай знала, что всего лишь меняет одного хозяина на другого. Но не могла отказать себе в удовольствии посмотреть, как они станут убивать друг друга.

Человеческий род жаден до власти.

Аллат, последний раз полюбовавшись на свое отражение в куполе храма, набросила на роскошные волосы накидку, собираясь уступить небосклон брату. Длинные, как копья, и тонкие, как иглы швеи, лучи заглядывали на базарную площадь гарибского города Аббаса, граничащего с Яммой.

Сжимая кулаки, Амин смотрел вокруг. О жестокости джиннов рассказывали страшные истории, он же видел ее и воочию. Для джиннов не существовало смерти, и все жизни людей – ведущих караваны бедуинов, торговцев-побережцев, нахваливающих товар, стражников, скучающих у городских стен, – все эти жизни не имели ценности. Ровно настолько, насколько не имели они и для султана Халиба, собирающегося напасть на город ночью.

– Ты не любиш-ш-ш-шь убивать, ибни? – просвистел возникший как обычно из ниоткуда Алиф. – Ты предпочитаеш-ш-ш-шь мир?

Амин глянул на него и опустил голову.

– Какая разница, что я люблю? – В вечерней сутолоке базара его голос звучал почти неслышно. Для людей, но не для джинна.

– И ты не хочеш-ш-ш-ш быть мелкой фиш-ш-шкой в этой алатыри, – улыбнулся Алиф. – Но тебя не пос-с-с-слушает здешний эмир, даж-ш-ш-ше если ты з-з-захочеш-ш-шь предупредить его об опас-с-с-сности.

Амин быстро глянул на него.

– Ес-с-с-сть с-с-с-способ, – по-змеиному улыбнулся Алиф.

Вслед за его словами на базар упал туман. И гулкая, сонная тишина.

– Они с-с-с-спят, – сказал Алиф, когда туман рассеялся, и Амин изумленно оглядел площадь. – Вс-с-с-се с-с-с-спят. Ведь у вас-с-с-с с-с-с-скоро ноч-ш-ш-шь.

Амин машинально кивнул и с трудом выдавил, когда лежащий у его ног мальчишка-побережец, отдаленно похожий на Валида, потянулся во сне:

– Разве ты господин и над сном, повелитель змей?

– Нет, – улыбнулся Алиф. – Но с-с-с-среди нас-с-с-с есть и повелитель с-с-с-сновидений… Ты хочеш-ш-шь мира, пус-с-с-сть так. Некоторые из нас-с-с-с не разделяют твоих… желаний… Но они с-с-с-согласны с-с-с-сохранить с-с-с-свою ярость для колдуна. Иди, ибни. Поговори с-с-с-с эмиром. Он прос-с-с-снется. И выс-с-с-лушает. Теперь выс-с-с-слушает. Дай ему шанс-с-с-с-с выж-ш-ш-шить.

Амин выпрямился и, не оборачиваясь, направился к дворцу.

– Стоит ли ему доверять? – капризно поинтересовалась бледная красавица с серебристыми волосами, соткавшись из тумана и повиснув в воздухе рядом с Алифом. – Он смертный.

– Хумай доверяла ему, – прошипел Алиф, глядя юноше вслед. – З-с-с-са него она отдала с-с-с-свою с-с-с-свободу.

– И не предупредила, что колдун его обманет? – изогнула бровь туманная красавица. – Не думаю, что это доверие.

Алиф совсем по-человечески пожал плечами.

– Тогда попробуй навредить ему, и, когда с-с-с-сайеда ос-с-с-свободится, пос-с-с-смотришь, что она с-с-с тобой с-с-с-сделает.

Красавица фальшиво рассмеялась, изящно прикрывая губы ладошкой.

– Я путешествовал с-с-с-с ними, – покачал головой Алиф. – Я наблюдал. Он бес-с-с-скорыстен и с-с-сердечен.

– Ну да, – улыбнулась красавица. – Если умрет, будет жалко. А он умрет, колдун убьет его в первую очередь. Смертные любят убивать друг друга.

– Унич-ш-ш-тожить колдуна мож-ш-ш-шет только человек. Ос-с-с-стальным с-с-смертным я не верю.