Ольга Романовская - Лед и пламень
Повторяя движения Соланжа, я подняла фужер. В нос ударил аромат полевых цветов и меда. Пока любовалась переливами цвета, некромант пригубил пьянящий напиток. Глаза чуть прикрыты, волосы трепещут от легкого ветерка. Они по-прежнему напоминали пламя, а сам Соланж – императора.
– Вы недалеки от истины. Хотя Альдейны никогда не любили править. Мерзкое занятие!
– Хуже, чем некромантия?
Я сделала большой глоток. Чтобы говорить на подобные темы, нужна храбрость, а ее частенько черпают в вине. Оно, к слову, оказалось выше всех похвал: легкое, но в то же время насыщенное.
Соланж потянулся за гроздью винограда и, не утруждаясь отрывать ягоды, отправил сразу треть в рот. Только обглоданную веточку аккуратно положил на тарелку.
– А врачевание, Дария? – поддел он. – Там же кровь, язвы, гной и прочие прелести увечий.
Я улыбнулась, признавая его правоту. Выиграл, крыть нечем. Некромант довольно кивнул и поднял бокал, поймав луч солнца, отчего фужер превратился в светящийся амулет.
– Самое время проявить учтивость и выпить за гостью. Не надеялся, что вы решитесь прийти, – признался Соланж, глядя на меня сквозь стекло. – Лучше в пасть ко льву, верно, Дария? Вы испугались еще тогда, в гостинице, не впустили…
– И правильно сделала. – Я не спешила поднять бокал, догадываясь, что слова некроманта – лишь прелюдия. Но к чему? – Вы бы высосали силу.
– Хотите посмотреть, где? – В зрачках Соланжа плясали смешинки. – Не бойтесь, никаких экспериментов, только экскурсия. Заодно узнаем больше о вашем даре. То ли он целиком заслуга лорда Марона, то ли тот лишь выпустил магию наружу. Не просто так ведь вас назвали Дарией.
Дария – дар. Аллегория понятна, только речь о врачевании, а не о голосах духов. Я вежливо отказалась от щедрого предложения. Соланж пожал плечами, но настаивать не стал. Сегодня он на редкость покладист, мил и тих. Даже не верилось, будто мужчина, который, прикрыв глаза, приподнял подбородок навстречу лучам заходящего солнца, – палач. И зачем ему кафф? Сомневаюсь, что просто для красоты. Домашняя одежда, как и поза – выражение отношения к гостье. Со мной можно не церемониться.
– Думаете? – низким грудным голосом поинтересовался некромант. – И как, получается?
Я допила вино и встала: хотелось подойти к перилам и глянуть вниз. Соланж не ждал ответа. Воспользовавшись тем, что не смотрю – ну, якобы не смотрю, потому как выпускать некроманта из поля зрения я боялась, – он разулся и улегся, словно восточный владыка. Никакого почтения к гостье!
– Наоборот, мое поведение – признак доверия. Легкая беззащитность. К тому же я у себя дома, мы сидим не в столовой, где положено соблюдать этикет. Но если вас стесняют мои привычки, я потерплю.
– Не надо! – Обернувшись, я испуганно замахала руками.
Не хватало еще причинять неудобства Соланжу!
Некромант плавно, словно дикий зверь, поднялся на ноги. Оставив недопитый бокал на подносе, босой Соланж подошел ко мне. Не знаю, почему, но у меня часто-часто забилось сердце. Ладони вспотели, а мысли перепуганными мышами заметались в голове. Захотелось сбежать. Немедленно, куда угодно.
– Не надо.
Голос некроманта обволакивал. Я ощущала себя мухой, попавшей в мед. Вроде и сладко, но обязательно захлебнешься и утонешь. Соланж обошел вокруг меня, будто танцуя. Чувство опасности усилилось, я даже прижала руки к груди. Глупо, конечно, но хоть какая-то защита. И медальона нет.
Муха и паук.
Вот зачем я согласилась прийти, зачем поднялась сюда? Красота вечера, игра красок заката на крышах и зелени Дебриша померкли перед липким страхом. Я попятилась к перилам и уперлась в них спиной. Все, бежать некуда.
Соланж, разумеется, стоял рядом, на расстоянии ладони. Запах вербены и едва заметная хвойная отдушка мыла затмили ароматы ночи. Цветы и смерть, раньше я полагала, что они не вяжутся друг с другом, но поняла: ошибалась. На могилку всегда кладут цветы, вот и Соланж выбрал вербену.
– Леди Дария Эрасса с душой пойманной птички.
Некромант придвинулся ближе, едва ли не прижавшись. Меня бросило в жар. Ладони, наоборот, заледенели. Желтые глаза Соланжа не моргали, гипнотизировали. Сглотнув, я вцепилась пальцами в перила.
Сейчас, сейчас все закончится! Но Соланж лишь провел по щеке тыльной стороной ладони. Она перышком скользнула от висков до подбородка, заставив задержать дыхание.
– Ты очень не понравишься Евгении, Дария, – прошептал некромант и подался вперед.
Соланж не касался меня руками, только одеждой, но мне казалось, мы занимаемся чем-то предосудительным. Щеки пылали, губы чесались. Все располагало к поцелую, но некромант не спешил, даже попыток не предпринимал. Более того, лицо его внезапно дернулось, как от удара, губы скривились, и Соланж по граням пространства вернулся на прежнее место. Я же осталась стоять, успокаивая дыхание. Некромант смутил, разволновал и в то же время заставил гадать о причинах столь странного поведения.
С одной стороны – интерес. Открытый, даже откровенный. С другой – ледяная вежливость. Если бы Соланж пожелал, вечер бы давно перетек в спальню – уж мое сопротивление некромант сломил бы, – но хозяин дома сидел и пил вино, словно ничего не случилось.
– Как прикажете это понимать? – Я скрестила руки на груди.
Сердце билось часто-часто. Казалось, еще немного, и задохнусь. Не стоило приходить сюда, не стоило подниматься на крышу. Пусть закат прекрасен, но худшие мои предположения сбылись.
– Меня не волнуют женщины, – отчеканил Соланж и налил себе еще вина. – А что, собственно, заставило вас думать, будто… Право слово, вы уподобляетесь придворным дамам! Избалованные мужским вниманием, они полагают, будто все жаждут их облобызать.
Но ведь он чуть не поцеловал меня! Преисполненная праведного гнева, я стремительно подошла к некроманту и влепила ему пощечину. Тот неторопливо поставил бокал на поднос и потер щеку.
– Неосмотрительно, Дария. И глупо.
Соланж встал и навис надо мной мечом возмездия. Глаза посветлели, зрачки сузились, но некромант не спешил нападать: он ждал.
– Потрудитесь объяснить свое поведение, леди.
От голоса Соланжа веяло могильным холодом. Видимо, я скоро встречусь с матерью.
Я судорожно вздохнула и закрыла глаза.
– Объяснитесь, Дария, я жду.
Сильные пальцы схватили запястье и сжали на грани боли. Если захочет, раздробит кости безо всякой магии.
– Страх, – с облегчением и странной радостью выдохнул Соланж и отпустил. – Как забавно!
Некромант расхохотался и жестом фокусника в изящном поклоне подхватил мой пустой бокал. Мгновение, и он оказался полон до краев.
– Не потащу я вас в спальню, Дария, даже раздевать не стану. – Соланж вложил мне в руку фужер. Глаза некроманта вновь стали янтарными, теплыми и демонически притягательными. – Поцеловать могу, если вам так хочется. Сделаю исключение.
Видя, что я не понимаю, он пояснил:
– Я не развлекаюсь с дамами, к какой бы расе они ни принадлежали. Это удел тех, кто может позволить себе беспечность.
– Но… – Во мне проснулась сентиментальность. – Как же вам, наверное, одиноко!
Соланж расхохотался, искренне, до слез.
– Вот в чем разница между навсейкой и наиви: первую интересует физиология, вторую – душа. Ну, идите сюда! – Тон некроманта потеплел. – Вы же жаждали поцелуя. Простите, но подарю целомудренный.
Я не сдвинулась с места. Вот еще! Не желаю поцелуев самоуверенного некроманта, для которого кровь – вода. Но в глубине души мне хотелось узнать, каковы его губы. Судя по всему, Соланж редко бывает близок с женщинами. Странно, некромант красив, когда не злится и не творит правосудие. И дамы вроде смотрят, комплиментами одаривают. Королева опять-таки. Но отчего Соланж равнодушен к их знакам внимания? Проблемы со здоровьем? Возможно. Не вижу иного объяснения, почему мужчине не нужна физическая близость. И Геральт намекал, что с Соланжем что-то не так. Неужели фанатик? Слышала, они иногда оскопляют себя во имя науки.
– Никаких других вариантов? – бестактно вторгся в мои мысли некромант.
А какие? Не хранит же он «цветочек» для любимой? Смешно!
Соланж шагнул ко мне, рискуя испортить тунику: я по-прежнему сжимала в руке полный бокал и едва не выплеснула вино на одежду некроманта. Тот успел вовремя зажать фужер между ладоней, а в следующий миг…
Губы Соланжа оказались теплыми и совсем не шершавыми. Дыхание ровное, во рту – привкус мяты. Легкий, воздушный поцелуй длился меньше минуты. Абсолютно невинный, он дразнил в тысячу раз сильнее, чем язык Геральта. Я не понимала, почему, как и не знала, зачем это понадобилось некроманту. Тот не обнимал, не прикасался руками, просто прошелся губами по моим губам и вернулся на прежнее место.
Обескураженная, я осталась, где стояла. Мятное дыхание дымкой осело на губах. Опомнившись, я потребовала оставить меня в покое.
