Ульяна Соболева - Позови меня 1 и 2 (сборник)
- Как я буду жить дальше без тебя? Как я буду смотреть на солнце, если ты его больше не видишь? Зачем все это без тебя?…Нет, я убил не тебя, я убил себя. Я спрашиваю, люблю ли я тебя? Нет, я тебя не люблю… я тобой живу, я тобой брежу, я болею тобой, как самой жуткой смертельной болезнью. Любовь - ничтожное слово, оно ничто, по сравнению с тем, что я чувствую к тебе. Где ты сейчас? Подскажи мне. Где ты, мое проклятие?
Он поднял глаза на небо и закричал:
- И не надейся, что я оставлю тебя в покое. Я достану тебя даже в аду! Ты мояяяяя!
Одинокая фигура так и осталась на снегу до первых лучей солнца, потом князь встал и, шатаясь, пошел в дом. Он поднялся в спальню и упал на постель. Им овладело странное оцепенение, похожее на медленную агонию. Когда разум отказывается подчиняться, а тело все еще живет по инерции. Он перерезал все телефонные провода в доме, он уволил почти всех слуг и сжег комнату, в которой держал Марианну. Теперь его боялись даже слуги-вампиры. По дому бродил сам дьявол. Он обходил комнаты и везде зажигал свечи, а иногда, когда слуги по обычаю заходили к нему в спальню навести порядок, он выгонял их звериным рыком. Николас запретил кого-либо пускать в дом. Все время он проводил или в спальне, или в кабинете возле открытого окна, иногда он говорил сам с собой.
- Нет, ты не умерла… я чувствую, что ты жива, меня еще не тянет туда, за тобой, значит ты здесь. Тебя спрятали, укрыли от меня, увезли подальше и правильно сделали, я бы добил тебя, Марианна, рано или поздно обязательно бы добил.
Когда пришел Влад, Николас уже не помнил, когда последний раз охотился или выходил из дома. Приезд брата его обрадовал. Может быть, Влад убьет его. Все станет по-прежнему, и Ник сможет получить долгожданную свободу.
И Влад убил. Не просто убил, он опустил его в чан с кипящим маслом. Николас смотрел на экран комьютера и не замечал, как режет собственные пальцы, все сильнее сжимая в руках лезвие кинжала. Непроизвольно, стараясь физической болью унять душевную. Жуткая картина складывалась сама собой, словно возвращала назад и заставляла вспоминать, повергая в пучину еще большей боли. Вот она, с маленьким ножом в дрожащих руках, приставила к горлу сверкающее лезвие, Ник скорее угадывал, что она говорит, чем слышал. А потом лезвие полоснуло шею, и Ник вскочил с кресла, застонал как от боли, словно почувствовав, как сталь входит в нежную плоть. Дальше он уже смотрел стоя, не в силах пошевелиться и оторвать глаза от экрана. Только один кадр сводил его с ума все больше и больше, он перематывал его снова и снова, истязая себя, читая по ее потрескавшимся пересохшим губам:
«Ник, где же ты? Не дай мне сломаться, дай мне силы выдержать, где ты, любимый? Когда же ты придешь за мной?»
Он пришел за ней…и он сломал ее сам. С каким наслаждением он истязал ее, придумывая пытку поизощренней и слова побольнее, а потом распалялся еще больше, видя, как она страдает, и сомневаясь в этих страданиях. Ник искал и искал способы причинить боль сильнее, чем чувствовал сам. Мелисса, унижения, и итог - он совершенно обезумел. Ник просмотрел пленку до конца. Сейчас он еще не понимал, что именно все это значит, он знал только одно, что ЕГО Марианна не убивала Самуила, и ЕГО Марианна не изменяла ему с Беритом, она предпочла смерть предательству. Тогда кто это адское создание, принявшее ее облик? Нику казалось, он сходит с ума.
Хуже стало, когда Влад ушел, а в голове пульсировали слова: «Если ты спрашиваешь о теле, то возможно истерзанное, изнасилованное и разорванное на части, оно все же вернулось к способности функционировать. А ее душа?». Ее душу забрал Николас. Он рвал эту душу зубами, руками, он выжигал на этой душе кровавые шрамы, он плевал в нее ядовитыми словами и разъедал ее серной кислотой ненависти. В ту страшную ночь он и сам не понял, как все произошло. Он помнил свои окровавленные руки, он помнил красную пелену перед глазами и извивающееся в агонии хрупкое тело, которое он пронзал своей раскаленной плотью как кинжалом. В ту ночь не было плотского желания, лишь желание унизить, растоптать и уничтожить. Перед глазами другие кадры, другая постель, и там его юная, его любимая жена отдается демону, раскрываясь навстречу грубым ласкам. Если демону можно, то почему нельзя ему? Ник никогда и ни с одной женщиной не делал того, что сделал с той, которую любил. Даже с жертвами, всегда по их согласию, пусть под гипнозом, но лишь в наслаждении. Он испытывал экстаз, когда мог управлять их телами, а здесь им управлял сам дьявол. Ник никогда не был склонен к содомии, он считал этот способ унизительным, как для себя, так и для партнерши, но тогда зверь взял под контроль все его существо. Это был способ подчинить своей власти, оставить клеймо, оставить свою печать везде. Последнюю печать на ее теле.
У него нет сил, просить прощения…у него нет сил умолять и пытаться вернуть. Такое не прощают. Он сам себе не простит. Нет, с Беритом и хамелеоном у него своя собственная война, и Влад на эту войну не пойдет. Он сам. Сам ее казнил, сам казнит тех, кто сделал его палачом.
16
Я приходила в себя долго и мучительно, рваными кусками. Я слышала голоса, а потом снова закрывала глаза и погружалась в свой кокон боли. Нет, не физической, моя боль была похожа на черную дыру, она засасывала меня глубоко вовнутрь и закрывалась, погружая меня в свою пучину. А потом снова эти голоса, навязчивые и резкие, они мешали мне прятаться, они мешали мне в моем коконе, они постоянно звали меня наружу. И наконец-то я открыла глаза, голоса стихли. Боль спряталась, затаилась, как хищный зверь, но я знала, что она рядом. Я ее чувствовала, ею пропахло все вокруг. Я не понимала, где нахожусь, и мне не нравилась эта неизвестность. А потом я увидела лицо Фэй. Увидела так ясно, что у меня заболели глаза. Наверное, я все еще в бреду. Фэй нет, и никогда не будет рядом, а может я умерла? Ведь Фэй меня ненавидит. Она отказалась от меня, как все… Как Ник… Все… Все вернулось, дикий зверь вырвался из укрытия и напал на меня, безжалостно терзая когтями. В ушах стоял свист от хлыста. Нет, я все еще в подвалах Берита… Но голос Фэй звал меня обратно.
- Марианна, милая, ты меня слышишь? Если не можешь ответить, просто закрой глаза и снова открой.
Я устало прикрыла веки и снова открыла.
- Криштоф, она вернулась, неси напиток быстрее. Марианна, посмотри на меня, посмотри, ты меня видишь?
«Смотри на меня, Марианна! Смотри, я сказал!»
Ко мне кто-то нежно прикоснулся, и я закричала, дернулась на подушках назад. Я кричала так громко, что мне казалось, я оглохну. Ад вернулся. Я хотела снова уснуть, я хотела в свою черную дыру, в мой кокон. Там меня ждала другая боль, моя личная, и я к ней привыкла, я даже начала ее любить. Ко мне нельзя прикасаться, я не позволю. Меня нельзя трогать. Пусть меня отпустят в мой кокон. Я почувствовала, как в мою голову проникает горячая энергия, она вливалась в мое тело, постепенно успокаивая дрожь. А потом я почувствовала легкий укол в вену, и меня окутал покой.
Теперь я приходила в себя очень часто. Каждый раз мне казалось, что я вот-вот увижу горящие подвалы Берита или серый потолок моей каморки, а иногда мне казалось, что у меня на лице подушка, и мне больше нечем дышать. Теперь я боялась спать, я их ждала. Ведь нельзя закрывать глаза, когда тебя придут убивать.
Всего этого я не помнила, Фэй потом мне рассказала, спустя время. Когда я могла ее слышать, когда я вернулась. А тогда я металась между бредом и реальностью. Я никого к себе не подпускала, я царапалась и орала, как дикая кошка, у Фэй получалось меня успокоить, только проникнув ко мне в голову и отключив мое восприятие реальности. Но она меня вернула. Фэй нашла способ заставить меня захотеть жить. Я помню, что в это утро снова открыла глаза и прислушалась, я уже знала, когда они придут и будут хватать меня за руки, что бы колоть их шипами. Но именно тогда я услышала иные шаги, совсем легкие, словно кто-то маленький и невесомый зашел ко мне в комнату. Я повернула голову и замерла, на меня смотрел маленький мальчик. Он что-то держал в руках. Мне показалось, что я уже где-то его видела. Эти золотые кудряшки и голубые глаза, этот маленький упрямый ротик. На вид малышу было лет пять, может и больше. Он подошел ко мне и положил мне что-то на грудь, а потом тихо прошептал:
- Это Туся. Я хочу подарить ее тебе. Она маленькая и очень ласковая.
Я непроизвольно обхватила руками теплый комочек и чуть не вскрикнула от неожиданности, когда шершавый язык существа лизнул меня в нос. Это было первое прикосновение, которое не повергло меня в ужас. В моих руках перебирал лапками пушистый щенок, я прижала его к себе, чувствуя странное успокоение, и инстинктивно погладила его между ушками.
- Ты - Марианна?
Я кивнула и вдруг поняла, что говорить не могу. Очень хочу произнести хоть слово и просто не могу. Но мальчик, казалось, прочел мой немой вопрос и снова прошептал.
