Карина Демина - Изольда Великолепная
– Чтоб тебе, – глубокомысленно произнес Сиг, засовывая раненый палец в рот.
– Не выражайся.
Сержант сидел на корточках у костра. Причем сидел давно. Уже час, наверное. Или два. Не меняя позы, не подавая признаков жизни. Железный человек.
Интересно, его не Феликсом звать?
– Да ну вас… Это не я выражаюсь. Это душа выражается. Мы вот тут… сидим… – Не выражаться Сигу было затруднительно. И в речи его время от времени возникали характерные паузы. – Сначала там сидели. Теперь вот тут…
– Там – это где? – уточнила я.
– Дингвалл. Чаячье крыло.
Ни о чем не говорит. Вообще не мешало бы к географии мира интерес проявить. И к биологии. И вообще ко всему, что может пригодиться в новой моей жизни, если уж возвращение к старой не грозит.
– Раубиттеры, – добавил Сержант, что тоже не внесло ясности. – Раубиттеры – безземельные рыцари. Гербовая шваль, простите, леди.
Я простила.
– Кто посильней, тот турнирами пробивается. Или в наемники идет. А кто послабей, тот стаю ищет. Дингвалл – старый род, но обнищавший. Вот и решили поправить семейное состояние. Пока соседний Арлан грабили, пользу приносили, лорд их терпел.
А потом терпение, стало быть, иссякло. Бывает.
– Они мортиры делать стали, чтоб их… – Сиг вовремя прикусил язык. Явно мое присутствие негативным образом сказывалось на образности его речи.
– И что?
Вот этот мой вопрос явно был лишним, поскольку даже Сержант отвлекся от созерцания огня, а в глазах его мертвых я увидела нечто, что можно было трактовать как удивление.
– Порох запрещен.
Да? А я только-только внесла его в план преображения мира. Правда, план этот можно было отправить в костер, пусть бы и мысленный, но все равно обидно.
– Если какой человек, будь он простого или благородного сословия, мужского или женского рода, выявлен в том, что изготавливает, хранит или же перевозит пороховое зелье, мортиры или любые иные орудия подобного толка, а также снаряды к оным, он подлежит доследованию и казни.
Вдохновляющая цитата.
Но почему? Порох – это же прогресс… проще же из пушки по воротам выстрелить, чем тараном в них долбиться. Конечно, у их светлости времени много, но все равно странно.
– А если… – Я соломинкой пыталась выковырять засохшую кровь из-под ногтей. – …Если кто-то очень сильный станет делать порох? Много пороха? И он не захочет, чтобы его казнили.
Сержант все-таки сменил позу, сел, вытянув ноги и руки к огню. Узкие запястья сливались по цвету с серой шинелью. Ответил он не сразу, но все же ответил:
– Протекторатов девятнадцать. А было двадцать. Фризы решили, что сильнее прочих. И лорд-протектор дозволил делать порох. Много пороха. И много мортир. Он, сколько сумел, хранил тайну, но тайна вскоре стала слишком большой. Фризия была сильна. И богата, что людьми, что землями. Никто не желал такой войны. От лорда потребовали сжечь весь порох и казнить людей, которые умеют его варить. Он отказался. Он думал, что устоит против всех. Может, и обошлось бы… говорят, многие не желали воевать, но лорд допустил одну ошибку.
– Какую?
– Свобода дать раб, – сказала Лаашья, которая занималась тем, что выгребала из костра золу и втирала ее в руки. – Всех раб.
– Именно. Он объявил, что отныне все люди Фризии являются свободными. Абсолютно свободными.
– Разве это плохо? – Я, наверное, клиническая дура, но не понимаю. Я же в школе проходила, что рабство – это зло и что Север воевал с Югом за права человека и победил, потому что люди рождаются равными, свободными вне зависимости от цвета кожи или вероисповедания. Ну или как-то так.
А тут выходит, что все сильно иначе.
– Многие рабы бежали к фризам. Их ловили. Вешали. А они все равно бежали. Начались восстания. Земля горела. И лорды объединились. Даже Самаллская Большая мать прислала людей. Была война, которой прежде не случалось. И Фризии больше нет. Ее поделили. Кто-то взял долю золотом. Кто-то – землями. Пороховые склады были сожжены. Мортиры перекованы на цепи. А свободных, кого сумели, сделали рабами.
– А… а рабов?
Не спрашивай, Изольда, если не хочешь услышать ответ.
– Их распяли.
– Всех?
Могла бы не уточнять. Хорошо, что Сержант не ответил, он словно не услышал вопроса.
– Мне повезло. Я был слишком молод и потерял лишь семью, имя и деньги. А голова вот осталась. Голова куда важнее имени.
Смеется? Улыбка мертвая.
– Странно, леди, что вы не слышали о мятежной Фризии. Все ведь не так давно произошло. Каких-то двадцать лет…
Двадцать лет назад я ходить училась. В другом мире, где людей давно не распинают, разбойников судят и «садят», а огнестрельное оружие есть если не у каждого, то у многих.
– Никто не сметь делать порох. И не дать свобода раб. Только один раб дать свобода. Лорд Кайя смелый. Лаашья слышать. Говорить, он хотеть, как фриз.
– Лаашье не надо слушать такие разговоры, – очень-очень ласково попросил Сержант, настолько ласково, что у меня руки задрожали. – И повторять их. Вдруг кто-то подумает, что за словами стоят опасные мысли. Но слова – это лишь только слова. Правда, леди?
Я кивнула.
Если так пойдет и дальше, то мой прогресс на трусах и остановится.
Урфин никогда раньше не пробовал искать человека. Точнее пробовал, но обычными методами, главным из которых являлся допрос свидетелей и родственников. Здесь же свидетели, даже случайные, уже были допрошены, а родственников вовсе не имелось в наличии.
Но странная получалась картина.
Изольды не было в замке.
Изольда не выходила из замка, во всяком случае, через главные ворота.
Изрядно побелевшая Гленна, которая лепетала, что не желала вреда, но просто не подумала, что выйдет так плохо, все же нашла в себе силы пересмотреть немногочисленные наряды Изольды. Из всех платьев пропало одно, как выразилась Гленна, – простенькое. А вот драгоценности остались на месте, исключая кольцо с сапфиром.
И, подняв золотой браслет, Кайя сказал:
– Почему она не пришла ко мне?
На этот вопрос Урфин ответа не имел. Предполагал, потому что дура, но вслух предположение высказывать не стал. Уж больно мрачный настрой был у Кайя.
– А если с ней что-нибудь случится? Что мне делать тогда?
– Тогда, – Урфин потер виски, пытаясь выловить в звенящей пустоте хоть одну дельную мысль, – тогда тебя загрызет совесть и ты повесишься на цепи мормэра. Она толстая. Выдержит.
В город были направлены люди, которым вменялось искать «маленькую леди с темными волосами, обряженную в красное платье». Урфин не сомневался, что в самое ближайшее время Кайя получит с полсотни маленьких темноволосых девиц в платьях всех оттенков красного. Как не сомневался, что Изольды среди них не будет.
В общем-то бессмысленность этих поисков и привела его к единственно возможному выводу: надо пробовать магию. Нет, теорию Урфин знал, но предыдущие опыты указывали на то, что весьма часто теория расходится с практикой, а последствия этого расхождения мало того что труднопредсказуемы, так еще сложновыводимы.
– Нужна ее вещь. – Урфин вытащил из тайника свиток, к которому клятвенно обещал себе не прикасаться: раз уж не выходит нормально, то чего мучиться.
Кайя протянул браслет.
– Нет. Металл не пойдет. Что-то, что было живым и могло запомнить…
Кот на всякий случай отошел, он был живым, прекрасно помнил Изольду, но не собирался помогать людям. Во-первых, своя шкура дороже. Во-вторых, своя шкура определенно дороже.
– Туфли подойдут? – Кайя говорил мало и с каждой минутой мрачнел все больше.
– Туфли? Наверное.
Урфин и сам не знал, подойдут ли.
Первая туфелька сгорела в синем огне, подарив сноп ярких искр, которые долго держались в воздухе. Искры пахли конским навозом.
– И что это значит? – поинтересовался Кайя голосом, не предвещавшим ничего хорошего. Браслет он крутил в пальцах, поворачивая то одной, то другой стороной.
– Ничего. Наверное.
Вторая туфля плавилась медленно, но получалась не белая пророческая жижа, как должно быть, а черное маслянистое пятно, которое с радостным шипением разъедало чашу.
И четкой картинки не появилось. Скорее уж запахи, звуки… будто играет кто-то, поет, и недурно. Ощущение тепла. Покоя. Неудобство, но не сильное. Грохот колес по камню. Голоса.
Песня знакомая. Урфин определенно слышал ее прежде. И все остальное… костры, люди, лошади, повозки. Дымы, запахи, множество запахов. Все вместе и…
Чаша треснула, разрушая робкую связь.
Но увидел Урфин достаточно.
– В замке она. – Он подошел к окну и распахнул, позволяя ветру очистить комнату и от смрада, и от искр. – Где-то там… видишь?
Кайя видел. Зажатое меж высоких стен, кипело человеческое море. Сотни костров, словно глаз, глядели на поседевшее небо. И сыпал редкий дождь, а облака грозили вовсе убрать солнце.
– Идем. – Урфин ткнул ложечкой в черную жижу, и та отпрянула, оставив на каменной поверхности стола проплавленный след. – Скоро стемнеет.
