Карина Демина - Леди и война. Пепел моего сердца

– Система предупреждает, что второй вариант более деструктивен для Кайя. Система не гарантирует отсутствие необратимых изменений психики.

Хорошо. Как там дядя говорил? Разрушить себя до основания? Условия создадут. Надо пользоваться возможностью. Оставшиеся полчаса ушли на то, чтобы внести изменения в черновик договора.

Кормаку они пришлись не по вкусу.

– Вы серьезно?

– По обоим пунктам. Первый – мне нужны гарантии. Вы должны понимать, что любая попытка причинить вред Изольде повлечет за собой гибель вашего рода.

…что, согласно сценарию, в любом случае произойдет в течение двух-трех лет. И Кормака вряд ли утешит, что его род будет лишь одним из многих. Но условиям договора это не противоречит: Кайя ведь не собирается никого убивать.

– Второй. Мне нравятся паладины. Охота будет прекращена.

…должен же Кайя сделать хоть что-то хорошее для мира, пока тот еще стоит.

Лорд-канцлер пытался возражать. Но в конечном итоге подписал договор.

Посредник откликнулся.

Восточное побережье.

Остров Роанок.

Территория Ллойда. Тем лучше. Вряд ли Ллойду понравится, что его использовали.

Умирать холодно.

И долго.

Меррон устала ждать. Точнее, она не помнила точно, сколько ждала, но наверняка долго. Просто так усталость не появляется. А холод жил снаружи. Он то накатывал, то исчезал, и тогда начинало казаться, что, быть может, Меррон вовсе и не умерла, что еще немного, и она откроет глаза.

Заговорит.

Позовет на помощь… ведь должен же хоть кто-нибудь ей помочь.

Но когда Меррон набиралась сил, чтобы поднять веки – никогда прежде они не были столь тяжелы, – появлялась огненная кошка, которая ложилась на грудь. Кошка забирала последние крохи сил. А иногда, словно ей мало было просто лежать, кошка выпускала когти. И, длинные, они пробивали грудину, добирались до сердца.

«Что я тебе сделала?» – спрашивала Меррон кошку. Не словами, мыслями, текучими, словно мед…

…мед качали по осени. Старый бортник окуривал ульи полынью, снимал крышки, и ошалевшие пчелы ползали по голым рукам его. Никогда не жалили, точно знали – не заберет больше, чем нужно. Рамки с сотами отправлялись в поддон с высокими бортами, а на их место ставились новые.

Бортник как-то посадил на ладонь Меррон пчелиную королеву. И Меррон стояла, гадая, как это удивительное существо управляется с целым ульем? Пчел ведь многие тысячи! Меррон пыталась считать, но они улетали и возвращались… улетали…

Кошка смотрела на нее с упреком. Наверное, ей надоело приходить. Но кто же знал, что умирать так долго? Меррон постарается быстрее. Только пусть кошка вытащит когти из груди.

Держат.

И тяжесть ее.

И тепло, которого вдруг стало слишком много, чтобы справиться. Голос. Кошки мурлычут, а не грохочут, как река на перевалах… Меррон бегала туда кораблики пускать. Деревянные, с тряпичным парусом. Кораблики научил резать конюх. Он постоянно еще табак жевал, сплевывая под ноги желтую вязкую слюну. А пальцев на левой руке имел всего три, но этой трехпалой лапой управлялся ловко.

У Меррон так не выходило.

У нее никогда и ничего толком не выходило. Даже умереть.

«Но я постараюсь, – пообещала Меррон кошке. – А потом мы попадем в мир, где нет войны. Войны нет, а дерево должно остаться… я сделаю красивый корабль. Мы вместе его запустим. Знаю, что кошки воду не любят, но тебе же не обязательно купаться. Ты на берегу посидишь. Только вытащи когти».

Кошка зашипела.

Вот глупая.

И Меррон тоже. Цеплялась за жизнь. Зачем? Кому Меррон здесь нужна, кроме тети. Только Бетти наверняка убили. Меррон знает это… откуда? Оттуда, откуда знает, что еще не мертва. И будь Меррон сильной, она бы выжила назло всем и еще, чтобы отомстить.

Но Меррон слабая.

Это ее тайна, о которой не знает никто, кроме кошки.

А та смеется.

Склоняется к лицу, щекочет длинными усами. Дышит. Какой мерзкий запах… кошка должна прекратить есть всякую гадость! Или хотя бы отодвинуться!

Ей что, сложно?

Наверное. И Меррон, желая избавиться от кошки, открывает глаза. Та и вправду исчезает, но в остальном ничего не меняется. Почти. Темно. Все еще жарко. Мокро, особенно под спиной. И грудь сдавило так, что дышать невозможно.

– Вот так, дорогая…

Как – так?

Провал. Пробуждение.

С каждым разом все более долгое. К Меррон возвращались чувства. Ее неподъемные ладони касались дерева. А нос обонял знакомую смесь химических веществ, некогда наполнявшую лабораторию дока. Но к этой смеси примешивались запахи соломы и навоза. Ее укрывали тяжелым овечьим тулупом, и порой в окружающем Меррон мире не оставалось ничего, кроме этого жаркого надежного убежища.

Сам мир был невелик, размером с повозку, пожалуй.

Позже Меррон убедилась в правильности догадки. Но сейчас она училась различать контуры вещей, заполнивших повозку. Ящики. Короба. Связки книг. И кофр с инструментами. Пучки сушеных трав свисают с потолка. Повозка едет, качается, и травы качаются тоже, пучки трутся друг о друга, ломают и роняют сухое былье на Меррон. Скоро она сумеет уловить и эти невесомые прикосновения.

А потом, глядишь, заговорит.

И спросит, почему она выжила.

– Ты не выжила, – сказал док, убедившись, что Меррон способна его понимать. – Меррон Биссот, как и ее тетя, были убиты повстанцами.

Какими повстанцами?

– Теми, что пытались захватить власть в протекторате. Но лорд-канцлер, Совет и народное ополчение не позволили совершиться непоправимому…

Меррон не видит лица дока, но различает оттенки его голоса. Ужасно то, что посмеяться вместе с ним не выйдет.

– …Дар Биссот и леди Изольда вынуждены были бежать…

Док замолкает, сжав запястье Меррон. Пульс считает? Зачем?

Наверное, думает, что эта новость Меррон огорчит. Но она ведь все знала, раньше и потом, возле Башни, тоже.

– Им грозит обвинение в измене. Ему – точно.

Тогда пусть не попадается. Обвинение. Казнь. Смерть. Это холодно и долго. А еще кошки всякие под ногами мешаются.

– Ничего, поплачь. Слезы уносят тяжесть от сердца, а тебе его беречь надо…

Кто плачет? Меррон не плачет. И не надо ей лицо вытирать. Она никогда не плачет… это… это просто испарина. Но когда док ушел, Меррон была благодарна ему за подаренное одиночество. Он вернулся позже – Меррон все еще не умела обращаться со временем, – и она спросила:

– Кто я?

– Мой племянник и ученик Мартэйнн. К сожалению, твое здоровье требует иного климата, чем тот, который ныне установился в городе. Он спровоцировал тяжелую пневмонию. И поэтому мы переезжаем.

Мартэйнн – хорошее имя.

Мужское только.

Но женщины не могут учиться на врача. Женщины – просто игрушки в большом мужском мире. Их используют, ломают, выбрасывают… Меррон больше не хочет, чтобы ею играли.

– Ты ведь не передумал учиться?

– Нет.

– Тогда слушай. Считается, что ранения сердца смертельны. Но проведенные мной исследования наглядно демонстрируют, что при условии, если рана нанесена узким и острым клинком, десятая часть пациентов выживает. Более того, опасно не само повреждение мышцы, но попадание крови в сердечную сумку. Это вызывает ее разбухание и сдавливание сердца.

Почти колыбельная. Меррон устала держать глаза открытыми, но она не спит. Слушает. Запоминает.

– Поэтому первейшей задачей является недопущение подобного. С целью уменьшить нагрузку на сердце пациенту надлежит сделать кровопускание. А также охладить тело. К сожалению, подобные действия зачастую приводят к потере сознания и состоянию глубокого летаргического сна. Часто его путают со смертью.

Поэтому было холодно. И тяжело.

– По прошествии нескольких часов после ранения, если пациент подает признаки жизни… заметить их способен лишь умелый доктор, следует откачать кровь из сердечной сумки. Прокол делается…

…кошка, выпускающая когти.

– …операция повторяется по мере необходимости. Зачастую проникающие ранения в сердце сопровождаются повреждением легкого. Открытый пневматоракс опасен…

Все-таки странно, что Меррон не умерла.

Она должна была, но… и если она жива, значит, это кому-то нужно?

Глава 8

Ласточкино гнездо

Принять мужчину таким, как он есть, может только земля.

Дядя опоздал на неделю. Но появись он раньше, вряд ли бы сумел что-то сделать.

Договор был подписан, и Кайя придется его исполнить.

Его не оставляло ощущение нереальности происходящего.

Город. Люди. Замок. Снова люди.

Вещи.

Поступки. И его в том числе: тяжело прощаться с остатками совести. Зеркало убрать легче: Кайя не способен смотреть в глаза своему отражению.

Слова.

…мятеж, измена, попытка захватить власть, заговор.

…свобода и верность. Совет. Народное ополчение. И народное же собрание.

…выборы.

…гильдийные старейшины в замке. Отводят взгляды. Оправдывают себя, что действовали во благо народа, а народ готов подтвердить. Ему ведь сказали, что он имеет право на власть. Он сам выберет тех, кто будет править. Конечно, справедливо.