Алина Лис - Школа гейш
– Что прекратить?
– Это, – Мия кивнула на циновку. – И верни мои кандзаси.
Майко дружно засмеялись.
– Ну, так прекращай. Откуда мне знать, зачем ты утыкала свое татами шипами? Может, спать на них собираешься. И не брала я твои кандзаси. Убирай вещи на место, растеряха.
Это не прекратится само собой. Нужно сделать что-то, чтобы раз и навсегда дать понять дочери самурая: Мия не даст себя в обиду.
Она пересекла домик быстрыми шагами и швырнула вытащенный из ступни шип на стол. Несколько кровавых пятнышек впитались в бумагу темно-красными кляксами.
– Ах ты… – Кумико вскочила.
– Отдай. Мои. Кандзаси, – четко повторила Мия.
Она очень давно дралась в последний раз. В детстве. За что и была наказана бамбуковой палкой и долгой нотацией госпожи Итико на тему, какое поведение пристало, а какое не пристало женщине и гейше.
После Мия никогда больше не пыталась решать конфликт силой. Но сейчас ее так трясло от ярости, что она готова была забыть уроки прошлого.
Глаза Кумико гневно сузились.
– Ты забываешься, худородная тварь, – прошипела она. – Напомнить, где твое место?
В прическе майко блеснуло серебро, и Мия даже опешила на мгновение.
Вот так – внаглую? Не просто украсть, но и воткнуть в волосы на виду у всех чужой приз?
Она протянула руку, чтобы выдернуть шпильку, но пальцы скользнули по серебряному навершию в форме веера, промахнулись и ухватили волосы.
– Ах ты, гадина! – взвизгнула дочь самурая. И тоже вцепилась в волосы Мии.
Драка вышла безобразной, но недолгой. Уже минуту спустя Мия лежала на животе, придавленная чужим весом. Сверху на ней сидели Ичиго и Оки, удерживая руки и не давая подняться. А Кумико, присев рядом на корточках, тянула за волосы вверх.
Она дернула со всей силы, так что у Мии даже слезы выступили, и потребовала:
– Проси прощения.
Мия молчала. С разбитой губы на пол капали красные капли.
– Давай, проси прощения. Ты же первая начала.
Она слизнула кровь и в упор посмотрела на Кумико.
– Ты просто завистливая дура, – громко и очень отчетливо сказала Мия.
Обычно хорошенькое личико майко исказилось, еле заметные ранее багровые пятна проступили отчетливей на фарфоровой коже. Сейчас она была непривлекательна и даже страшна.
– А ты – ведьма, – прошипела Кумико. – Воруешь чужие волосы, да?
В первую минуту Мия не поняла, о чем она. Лишь когда босая ступня надавила ей на пальцы, она осознала, что сжимает в ладони длинные черные пряди. Как и когда она умудрилась выдернуть их у Кумико, вспомнить не получалось.
– Волосы ведьмы растут, когда она ворует чужие. Я слышала, если отрезать их ведьме, ее сила уйдет. Вот и проверим.
С этими словами Кумико взяла ножницы.
Мия смотрела на нее снизу вверх и не верила. Одно дело – мелкие подлянки и гадости. Но если сейчас Кумико отрежет ей волосы, это не удастся скрыть. И молчать о том, кто виноват, Мия не будет.
– Кумико-сэмпай, не надо! – пискнула Ичиго.
Дочь самурая поднесла ножницы к затылку Мии.
– Не надо! – Тяжесть, давившая на руки, исчезла – это Оки вскочила с ее спины. Мия завозилась, пытаясь скинуть и Ичиго. Ударилась локтем об ножку столика и зашипела от боли. По спине разлилось что-то теплое.
– Ой, – громко сказала Ичиго. Кумико с ножницами отступила, а Мия поняла, что ее никто больше не удерживает. Она села и почувствовала, как по спине что-то потекло. Протянув руку, пощупала это «что-то». Слишком жидкое. Не кровь.
Пальцы были вымазаны в туши. Пустая баночка валялась под столиком – почти все содержимое вылилось Мие за шиворот, когда во время борьбы она задела столик. Тушь медленно стекала по спине, впитывалась в одежду, и Мия с тоской подумала, что вряд ли удастся отстирать нижнюю рубаху. Да и кимоно, скорее всего, испорчено.
– Убирайся! – взвизгнула Кумико. Красные пятна на коже дочери самурая не спешили гаснуть. – Еще раз увижу здесь тебя, ведьма, и можешь распрощаться с волосами.
Мия рада была послушаться.
Самханец сидел у костра в новом кимоно – не иначе как оборотень выполнил давешнее обещание. Самого Дайхиро нигде не было видно, а перед Джином лежала охапка сухого тростника. Мелькали сильные пальцы, переплетая волокна.
Мия даже остановилась от удивления. В рассказах самханца не раз между делом проскальзывало, что он родом из знатной семьи, да и колдовские глаза не давали возможности усомниться – маги такой силы рождались только в наиболее древних и родовитых кланах.
И вот самурай, равный по знатности даймё, плетет циновку, как простой крестьянин? Диво дивное! Расскажешь кому – лгуньей назовут.
Джин доплел ряд до конца и поднял голову, приветствуя ее улыбкой. И нахмурился, стоило ему увидеть лицо Мии.
– Кто тебя ударил? – сквозь зубы спросил самханец.
– Сиди, – попросила Мия. Но он поднялся, опираясь на посох, доковылял до нее, коснулся разбитой губы.
– Кто? – повторил он таким тоном, что Мие стало страшно за Кумико.
Она рассказала, и самханец помрачнел:
– С женщинами не воюю.
– И не надо. – Неужели он и вправду собирался идти и мстить кому-то за разбитую губу Мии? Смешно! Его же везде ищут.
– Могу научить давать сдачи. Но лучшая война – та, которая не началась. Помирись с ней. Вам еще жить рядом.
Мия фыркнула. Помириться с Кумико? Видел бы он ее!
Но спорить не стала. Вместо этого спросила:
– А это долго? Учиться?
– Смотря чему. Чтобы стать из послушника монахом Шонг Сана, нужно десять лет ежедневных тренировок. Но это только начало пути.
Она улыбнулась:
– У нас нет столько времени.
– Жаль. – Джин притворно вздохнул. – Придется обучить тебя нескольким простым приемам. Против воина не поможет, но с девчонками справишься. Думаю, недели хватит.
– Так быстро? – недоверчиво спросила Мия.
– Тут нет ничего сложного. Вот смотри. Например, тебя схватили и зафиксировали руки. – Он обнял ее и свел запястья за спиной, заставляя чуть выгнуться ему навстречу.
Мия задергалась и поняла, что не в силах избавиться от захвата, хоть самханец и не стискивал пальцев, чтобы не оставить синяков на нежной коже.
Джин улыбнулся, склонился над ее запрокинутым лицом и голосом искусителя предложил:
– Не надо вырываться. Лучше дай мне пинка.
– Не хочу. Ты же упадешь.
Он засмеялся, как будто она сказала что-то очень смешное.
– Хорошо. Тогда откинь голову назад, а потом ударь. Цель в лицо, бей лбом или верхней частью черепа.
Он высвободил одну руку, продолжая удерживать второй рукой тонкие запястья Мии, и нежно провел пальцем, очерчивая ее лоб.
– Но это больно…
– Противнику будет гораздо больнее. Если повезет, сломаешь ему нос.
Мия помотала головой:
– Не надо! Я не хочу делать те… кому-то больно.
– Ну, как хочешь. – Он со вздохом выпустил ее.
Она стояла все так же, запрокинув голову, смотрела на него снизу вверх. Джин улыбался одними глазами. Глаза у него изумрудно-зеленые, и в них пляшут золотые искорки, как солнце в летней листве. От того, как мужчина смотрел на Мию, сердце то замирало, то начинало колотиться с утроенной силой.
Ей вдруг стало стыдно, что она разглядывает его так откровенно. Она отвернулась и попросила:
– Посмотри, я сильно испачкалась?
Пальцы мягко прошлись по коже. Стало щекотно и безумно приятно. Еле ощутимый ветерок погладил шею.
– Так не видно, – хрипло сказал Джин. – Нужно снимать кимоно.
Мия бросила на него испуганный взгляд через плечо. Но самханец не собирался распускать руки. Кажется, он имел в виду только то, что сказал.
– Тушь с кожи смывается мылом и горячей водой. Если поскрести как следует. Отстирать одежду труднее, но можно попробовать. Мыло у меня есть, Дайхиро принес еще вчера. А вот для горячей воды придется собрать побольше дров.
– Не надо.
– Так и будешь ходить с черной спиной?
– Не надо дров. Тут выше в горах есть горячие источники.
Он присвистнул:
– И ты молчала? Пойдем туда сейчас же!
– У тебя же нога сломана.
– Да хоть обе! Ради горячей воды я и не на такой подвиг готов.
Она не собиралась идти на источник с самханцем, но как-то само собой получилось, что они вышли вместе. Джин опирался на самодельный костыль и довольно резво скакал меж камней, еще и умудряясь при этом развлекать ее легкомысленной болтовней. Если бы Мия сама не помогала бинтовать его ногу всего несколько дней назад, она бы заподозрила в нем симулянта.
– Почему ты сам стираешь свою одежду? – задала она терзавший ее вопрос.
– А что мне – грязным ходить? Что-то не вижу здесь толпы слуг.
– И тебя это не унижает?
Самханец искренне рассмеялся:
– Не вижу ничего унизительного в том, что способен сам о себе позаботиться.
Мия невесть отчего покраснела. Ей, как и всем майко, было запрещено заниматься любой черной работой. Ручки гейши должны быть белыми и нежными, как у ребенка.
– Откуда ты все это умеешь?
