Скверная жизнь дракона. Книга седьмая - Александр Костенко

Второй дом я зачищал в разы дольше. Отковыряв кусок от двери, в открывшуюся дырку очень долго всовывал острый осн, закалывая нежить. В малом доме их было три, все с заострёнными ушами ратонов, но одна тварь меньше остальных. С них троих я получил меньше тысячи опыта.

Это место похоже на поселение зажиточного разумного. Но его сложно представить без лошади — внутри частокола нет конюшни или хлева, и в большой дом ничего подобного не встроено. Причина в далёких временах? Кто знает, но мама рассказывала, что и до нашествия скверны разумные научились ковать металл, мостили дороги камнем и много чего смыслили в магии. Скорее всего — ответ на вопрос спрятан в скверном обстоятельстве недалеко отсюда.

Спустя два часа, в мире стало больше на одного задумчивого дракона.

Я разжился тремя деревянными вёдрами, одно из которых очень скоро опустится в колодец на сплетённой верёвке из кожи кракчатов, а два других заберу с собой, про запас. Кровать тащить в пещеру не буду, там и матраса из соломы и тканей хватит, но прямой ровный и широкий дощатый стол пригодится: алхимией проще заниматься, чем на склеенном из псехвотрубок древней. Я заберу с собой и петли дверные с маленького дома, ибо пригодится сделать простенькие кожаные двери. И заберу найденный в одном из сундуков достаточно толстый рулон практически прозрачного синеватого шёлка, с искусно вышитыми белыми цветами. Во всех ателье, в которые заходил, подобного не видел.

Но задумчивым я был не из-за найденного шёлка. Как и не беспокоили меня всякие ящики и бочки, наполненные протухлой залежалой снедью. Вначале я думал вытащить их на улицу, но зачем силы тратить? Так, нарвал тряпку полосками, примотал к деревяшке и тряпичным веником убрался на втором этаже, подготовив место для сна и отдыха.

Сейчас я как раз сидел на одной из лавочек, перекатывая на ладони три серебряных кольца. Они остались с быстрой нежити, единственный трофей со всех пяти. Та тварь носила их на мизинце, большом и средних пальцах — и по скверному стечению обстоятельств кольца мне впору. Я никогда не видел, чтобы порождения оставляли после себя тройные вещи. Там, у орков, ботинки всегда оставались поодиночке, притом у скверны фетиш на правую обувь и чаще всего я находил левую. Кольца явно магические, но на их поверхности нет ни печатей, ни прочих магических узоров.

Стоит ли пытаться подать в них толику маны и привязать к себе, или дождаться возвращения на южный континент, и сначала проанализировать? Второй вариант. Я не знаю, как пойдёт моя охота на порождения, и сколько я смогу подготовить заллай. А так, в случае чего, можно будет что-то да продать.

Аккуратно положив кольца в тряпичный мешочек и положив в один из сундуков вместе с шёлком — я вышел на улицу, готовясь к тяжёлым дням. Надо добыть кракчатов для кожи и натаскать еды, благо всё это должно быть в ближайшем скверном лесу. И псехвотрубок заготовить, чтобы нежить к земле прикалывать. И я бы с удовольствием сходил на север, в левую часть свободного овала. В половине дня пути эта свободная зона соединяется с другой трёхкилометровым хвостом, пересекающим небольшую речушку. Я прошёл её вброд, найдя удачное место. Но в часе ходьбы по течению реки — озерцо. Оно во власти скверны.

Под водной гладью вальяжно перебирали лапами Гварнарские ондатры скверны — смесь из головы бобра с вертикальной крокодильей пастью и сегментированным телом из десятков туловищ дикобразов, покрытых длинными и прочными иголками. Порождения не плавали, но шли по дну озера и его берегам, скрываясь под водой.

У озера было ещё одно порождение, уже виденное на южном континенте, недалеко от имперского города Магнар. Разросшаяся трава с тонкими и длинными мечевидными листьями, в холодную пору теперь окрасившиеся в красный цвет, а на длинных стеблях вместо коричневых трубочек — початки кукурузы, но будто под кожицей не плотный початок, а гроздь крупного винограда. Аштольская рябина скверны. Я теряюсь в догадках, как нечто подобное можно было назвать рябиной. Но, так или иначе — её надо изучить. И понять, как твари на её охотятся. С неё остаются корни, притом двух видов, внутренности початков, стебли и толстые основные прожилки листьев. Что-то из этого может быть съедобным.

* * *

Аккуратный небольшой полушатёр-полувигвам-полуюрта — что-то непонятное, но что-то очень прочно встало в полукилометре от начала скверны, на верхнем участке свободной от порчи земли. Снятые с крыши мелкого домика доски стали полом, поверх них шерстяной ковёр с орочьего лагеря, как и стенки юрты и её купол. Теперь она одноместная, но стенки из серой ткани в два слоя. А с холодами внутри справится горящая розовая оболочка на крепкой треножной подставке из кусков чёрных псехвотрубок.

Еды чутка притащено, и воды ведро стоит у противоположной от входа стороны, и даже спальное место из натасканной ткани застелено. Быт готов. А я, морально, не готов. Но куда деваться?

Полог юрты аккуратно хлопнул. На улице — жуткая холодрыга. Почти конец второго осеннего месяца, а к утру земля изморозью покрылась. Пожухлая трава задорно хрустела, когда я тащил поклажу в нужное место, а теперь трава чавкала, подмоченная растаявшим инеем. И чавкала она до тех пор, пока я не остановился в метре от начала скверны. И, опустив на землю связку заострённых псехвотрубок, привычно растёр руки. Хоть и в варежках из жёлтого меха, а всё равно руки мёрзнут. Но это от нервов.

Во всей этой ситуации с найденным местом, к которому я наконец-то практически подошёл — в ней была заминка, проблема, и скверное обстоятельство.

Заминка — о времени, мне ещё возвращаться к пещере, а это недели две. Проблема — о тепле. Вряд ли я смогу согреть тот полутораэтажный дом в суровую зиму, да и возвращаться домой мне по холодам. Скверное же обстоятельство — оно о том, что впереди.

Я стоял на окраине небольшого холмика, а впереди — практически скверная равнина. Лишь в полукилометре впереди новое возвышение, крохотное по высоте, но жутко широкое. Там бревенчатые колья частокола, серо-жёлтые дощатые крыши, сероватые брёвна стен, выцветавшие деревянные ставни, несколько бревенчатых дозорных вышек, распахнутые ворота. И не