Эльфицид: Служба (СИ) - Беренцев Альберт
Андрей не стал доедать капусту, единственной привилегией толстяков за диетическим столом было разрешение оставлять еду на тарелке недоеденной, так что Андрей знал, что санитар не будет ругать его. Андрей ощущал, как внутри него растет нечто темное, как он становится преступником, падшим человеком. Но он не собирался отступать, то что должно быть сделано, будет сделано. У него отняли выбор, Андрея развратили и оскорбили капустой, яблочным пюре и морковным соком.
Андрей решительно встал из–за стола. Слишком решительно, так что голова у него закружилась, то ли из–за проблем с кровяным давлением, то ли от страха, обиды и непроходящего чувства грехопадения. Он сделает это, он сможет!
— Я не пойду на прогулку, — дерзко заявил Андрей санитару, стоявшему на выходе из столовой.
Санитар был ниже Андрея на целую голову и весил в два раза меньше, однако он не стушевался:
— Для вас прогулки обязательны, Гагарин. Так что иди пробздись.
Андрей был готов к такому повороту и теперь схватился за живот:
— Крутит что–то. Я отравился, можно мне в сортир? А потом сразу на прогулку, слово чести.
— У тебя пять минут, Гагарин. Если не выйдешь на прогулку через пять минут — сообщу твоему врачу.
— Договорились.
Андрей знал, что он не выйдет на прогулку ни через пять минут, ни через десять. А вот через пятнадцать выйдет, но на самом деле всем будет плевать. Прогулка по внутрибольничным правилам засчитывалась пациенту, даже если тот просто высунул нос из двери здания во двор, так что гулять целый час не было никакой необходимости.
Первая часть плана была реализована вполне успешно, и Андрей немедленно приступил ко второй. Вторая часть оказалась сложнее — Андрею пришлось подняться по лестнице на третий этаж, за время подъема он весь запыхался, сердце в груди бешено билось.
Теперь самое трудное. Отдышавшись и пройдя через лестничную площадку, Андрей оказался в длинном коридоре, по обеим сторонам которого располагались двери в палаты. Сейчас почти все больные были на прогулке, но по палатам ходили две санитарки, менявшие постельное белье и наскоро протиравшие полы. Первая от лестницы палата справа под номером 17 была уже давно убрана, ее дверь, как и двери всех остальных палат, была сейчас открыта, так что Андрей, улучив момент, когда санитарки зашли в палату 37, юркнул в дверь семнадцатой. Здесь никого не было. Для Андрея эта палата была лишь временным пунктом базирования на пути к цели, Андрей планировал наблюдать отсюда за санитарками, аккуратно выглядывая из двери в коридор. Впрочем, трудно аккуратно выглядывать, когда ты весишь почти полтора центнера и даже двигаешься с трудом, но Андрей надеялся на удачу.
Он дождался, когда санитарки закончат с палатой 37 и зайдут в тридцать девятую. Теперь нужно было действовать быстро и бесшумно. Андрей решительно вышел из своего убежища и пошел по коридору. Ему повезло. Когда он проходил мимо тридцать девятой палаты, он мельком увидел, что одна из санитарок стоит спиной к двери и протирает окно, вторая же санитарка была вне поля его зрения, но Андрей слышал, что она громко ругается по поводу того, что кто–то опять обделался и испортил простынь. Благодаря этому неизвестному благодетелю, гадившему в собственную постель и вызвавшему неудовольствие санитарки, Андрею и удалось проскользнуть мимо женщин незамеченным.
Уже на подходе к нужной палате, Андрей не выдержал и перешел на бег, хотя делать этого не следовало — слишком много шума. С другой стороны, санитарки будут в тридцать девятой еще пару минут, нужно действовать быстро.
Андрей ввалился в палату под номером 91. Как он и ожидал, здесь был только один человек, а именно Палыч. Впрочем, Палыч был неспособен доставить никаких хлопот или помешать плану Андрея, так как он весь день лежал, смотрел в потолок и пускал слюни. А больше Палыч не делал ничего, разве что еще иногда ел или поплевывал на пол ради собственного развлечения. Обед Палычу принесли прямо в палату, но его овсянка все еще оставалась нетронутой. Но Андрей пришел сюда не для того, чтобы воровать кашу у несчастного старика, его цель была гораздо значительнее. Андрея интересовала койка Иванова, соседняя с той, на которой лежал Палыч.
Иванов был игроманом, страдавшим или скорее наслаждавшимся тяжелейшей зависимость от ММО игр. Его сдала в дурку собственная жена после того, как вернувшись из отпуска, обнаружила мужа в VR камере полуживого, не евшего и не пившего ничего уже трое суток. О еде и воде Иванов тогда просто забыл, увлекшись игрой, причем перед тем, как начать играть, Иванов специально расковырял систему безопасности VR камеры, что и позволило ему играть три дня подряд, не отвлекаясь на всякую ерунду, вроде поддержания собственной жизнедеятельности. Но здесь в дурке Иванов был в безопасности, в психиатрической больнице были запрещены не только VR камеры и MMO, но и любые компьютерные игры и интернет в принципе.
Но все это сейчас не интересовало Андрея, его волновало другое. Он знал, что к Иванову пару часов назад приезжал брат, и что Иванов получил от брата подарок — огромный пирог с тунцом и шпинатом, не поганую синтетическую выпечку из местной пекарни, а настоящий пирог из теста и рыбы, заботливо испеченный женой брата Иванова. Что было еще более важно, сам Иванов сейчас гулял во дворе, а до прогулки он был на обеде, где есть свою еду запрещалось, а до этого — на лечебной гимнастике. А значит, Иванов никак не мог съесть этот пирог, и он был где–то здесь, вероятно в тумбочке Иванова.
Долго искать Андрею не пришлось, пирог нашелся во втором сверху ящике. Он был завернут в бумагу, и Андрею казалось, что пирог под бумагой еще теплый, хотя это конечно была иллюзия.
Андрей вдруг задумался, у него возникла хорошая идея. Можно отломать от пирога маленький кусочек и накрошить его на пускающего слюни Палыча. Тогда все подумают, что это старый Палыч сожрал передачу Иванова. Но на это Андрей так и не решился, это уже было бы не просто воровством, а настоящей подлостью. Так нельзя. Голод сделал Андрея преступником, но Андрей все же сохранил остатки человечности и не стал мразью настолько, чтобы подставлять Палыча.
— Ладно. Ты меня не видел. Кушай свою овсянку, — тихонько сказал Андрей Палычу. Хотя это и было излишним, Палыч не смог бы никому рассказать о краже, даже если бы захотел, потому что никогда не говорил.
Андрей ушел с этажа, дождавшись, когда санитарки войдут в очередную палату, причем ушел он не тем путем, которым пришел, Андрей покинул место преступления через лестницу на противоположном конце коридора. Оставалась последняя задача — найти укромное место и сожрать добычу, при этом само собой разумеется, что по пути попадаться никому на глаза с пирогом в руках нельзя.
Ближайшим подходящим местом был туалет на втором этаже, но есть в туалете не слишком приятно, а вот в расположенной чуть дальше туалета по коридору душевой можно вполне сносно поглотить похищенное. Тем более что убирают душевую утром, а моются пациенты вечером, а, следовательно, там сейчас никого нет. Приняв стратегическое решение, Андрей немедленно двинулся к цели.
Через две минуты он был уже в провонявшей плесенью, потом и моющими средствами душевой. Жалко, что нельзя здесь закрыться, но тут уж ничего не поделаешь — задвижек на дверях в психиатрических больницах не бывает. Андрей за секунду сорвал с добычи бумагу, еще мгновение полюбовался румяным пирогом и бросился жрать. Конечно, он поступил нехорошо, как крыса. Но это все потом, он потом обдумает своей поступок и сам себя накажет. А может быть, Андрея разоблачат санитары, и тогда его накажет главврач. Может даже вызовут полицию. Но сейчас все это неважно, сейчас нужно есть, наслаждаться каждым моментом и каждым куском, пролезающим в пищевод. Андрей знал, что он слаб, он не отрицал этого. Он не мог противостоять искушениям.
Первые три откушенных куска пирога принесли блаженство, Андрей проглотил их, почти не жуя. А на четвертом куске, голову Андрея вдруг свело невыносимой болью, когда его зуб наткнулся на что–то каменно–твердое в пироге.
