Сантехник 4 - Иннокентий Белов
И вижу какую-то белесую пленку вдали, которую легко протыкаю острием кинжала, но за ней он снова упирается во что-то твердое. Твердое, но оно тоже на несколько миллиметров немного продавливается даже кинжалом.
— Интересно, но вполне понятно, — говорю я про себя и смотрю на спины начавших карабкаться вверх зверолюдов.
Как-то уж с больно недовольными мордами они восприняли мой мягкий по форме приказ подниматься наверх.
Кажется, что-то вскоре намечается!
И тут мое ПОЗНАНИЕ толкает меня прямо в голову, что это самый удобный момент, чтобы разобраться с нелюдями.
Пока они ничего такого не ждут! Куда их потом девать на свежем воздухе? Не оставлять же снаружи валяться, привлекая совсем такое лишнее внимание к очень подозрительным товарищам. Тогда придется уже самим надрываться, перетаскивая тяжеленные туши через лаз в пещеру.
— А на фига нам вообще это нужно? Когда они уже здесь оказались? И ничего такого пока явно не ожидают?
Нам — это мне и пленнику-охотнику.
А тут разлягутся смирненько между камнями, потом превратятся в хорошо охраняющих пещеру скелетов. Кто сюда не придет, сразу же убежит, когда увидит явно нечеловеческие черепа и кости. Ждущих наивного смельчака, чтобы поглотить его душу.
— Да, пришло время закруглять вопрос насовсем!
Итоговый результат уже виден и понятен, скоро мы даже с одним охотником пробьем эту стену с помощью кола или лома именно внутрь, а вот то, что оттуда скоро очень сильно завоняет тухлятиной, явно ухудшит мое и его положение.
Еще я почувствовал какие-то нехорошие намерения в мою личную сторону от Первого из Одаренных, когда вчера заканчивал свой вечерний урок. Не знаю почему, но он явно что-то сильно негативное прорычал своему товарищу, когда они удалились на приличное расстояние от моего костра. Не понимают, что я все чувствую и на таком расстоянии. Я не понял, конечно, что именно он прорычал, только догадался, что Первый высказался про меня в таком тоне, что надоел.
Не только меня бесят людоеды-нелюди еще со времен рабства, но и я их весьма подбешиваю тем, что гордым степнякам приходится постоянно слушать мои приказы.
И старательно их выполнять без лишних пререканий, иначе приходится со всех лап бежать гадить в кусты вообще помимо своей воли.
— А вот сейчас своим долгим обсуждением моего приказа уже, считай, начали пререкаться! Чего давно уже хотят всей своей людоедской душой! — говорю я себе.
— А что начнется, когда мы пробьем стену из блоков? И тут же трупный смрад донесется до носов нелюдей?
— Когда они поймут, что их Бога вообще больше нет в живых? После того, как будет пробит проход и упокоище нормально освещено факелом, это всем станет очень понятно. Что там от него осталось, не знаю, но уверен, что без своего ментального воздействия Тварь своим внешним видом вызовет даже у нелюдей естественное отвращение.
— И вся эта сложная поездка для тех же зверолюдов окажется организована вообще совершенно зря? Что не прольется никакая милость на именно это племя? Не вернется теперь, это уже определенно точно, никакой их Бог к своей неразумной пастве?
— Они-то ни про какие инопланетные ништяки даже не подозревают в своем сильно ограниченном кругозоре примитивных степных жителей, да еще весьма дикого средневековья, — говорю сам себе понятный вывод.
Все эти мысли мгновенно пронеслись в моей голове, пока я иду предпоследним, карабкаясь время от времени по неровностям пещеры. Шестеро нелюдей весьма медленно пробираются прямо перед мной, крайний из них всего в полутора метрах от меня, он держит факел, который освещает нам с охотником дорогу.
— Зверолюди сделали свое дело, теперь, если даже окажется не так просто пробиться в упокоище, я могу подключить к такому делу своих стражников или справлюсь со своей огромной силой и сам без таких помощников.
А от таких соседей очень хочу уже избавиться! Пока они медленно и очень неуклюже карабкаются наверх по крутому склону пещеры, сильно сопя и шаркая лапами, да вполголоса ругаясь на такой подъем и на все остальное вокруг.
Очень хорошо, что вокруг не могильная тишина стоит, они до самого конца даже не поймут, когда я их перебью по одному.
Лучше я начну бойню первым, пока они сами не решились и не изготовили свои мощные луки для стрельбы. Ведь скрутить головы одновременно девятерым зверолюдам не получится даже у меня.
И я тут же ментально притормаживаю ближнего ко мне нелюдя, перехватываю у него факел в лапе, после чего бью его сильно по сознанию, немного придерживая за шиворот жилетки. Опускаю уже почти мертвого нелюдя себе под ноги и оглядываюсь на пораженного глядящего на меня охотника, который несет свой поводок в руке.
— Молчи, — шепчу ему и для наглядности прикладываю палец ко рту, тоже такой понятный местным жителям жест.
Он усиленно трясет головой, показывая, что отлично понял меня.
Тут же легким прыжком догоняю второго нелюдя, поднявшегося уже на высокий камень, его останавливаю так же ментально, хватаю за жилетку, бью фатально по башке и спускаю в руки подскочившего охотника, чтобы не шумел лишнего при падении.
Третий в паре метров от меня собирается штурмовать очередной высокий подъем, у него факел уже едва чадит в лапе.
На подъем нелюдь, конечно, в итоге не залез, я воспользовался его удобным положением, сперва полностью замедлил, перехватил факел и вырубил таким же сильным ударом.
Передал факел снова подскочившему охотнику, и сам быстро закарабкался по камням.
У меня с охотником такое дело гораздо ловчее выходит, чем получается у тяжелых и неуклюжих зверолюдов.
Шедший четвертым серый военный вождь что-то успел понять по тому, как я быстро его догнал, да еще разобрался, что мои легкие шаги не похожи на тяжелую поступь его воинов никак. Его спина напряглась, а голова начала поворачиваться, одновременно он опустил свою мощную лапу к ножу на поясе.
В пещеру, понятное дело, копья и луки зверолюды не берут, что выглядело бы совсем странно, а рабочие инструменты в основном оставили пока около второго завала лежать.
Только я не стал к нему приближаться совсем близко, с трех метров оглушил жестко, и его большая туша упала назад с довольно внушительным по звуку ударом.
Впрочем, до лаза Первому Обращенному осталось всего несколько метров, за ним я хорошо в тусклом свете вижу Второго в пяти
