Размышления русского боксёра в токийской академии Тамагава, 2 - Семён Афанасьев
Разумеется, Асада тут же начал тормозить:
— А что нажать сейчас?‥ А почему этот червяк так и не пополз?‥
Красноволосая вполголоса выругалась. Затем добавила:
— Быстро дай мне доступ через… — Цубаса продиктовала список икон на панели, которые понимал даже светловолосый.
Несмотря на то, что Маса был далеко не из бедной семьи (и нормальные гаджеты у него тоже водились!), как пользователь программных продуктов он регулярно оказывался на том уровне, на котором лично она была года в четыре с половиной. От роду.
И кто сказал, что сегодняшний интерфейс доступен всем интуитивно?
— Судя по некоторым гениям боевого кулака, бывают типы интуиции, на которых разработчики софта отдохнули, — хмуро проворчала она, делая всю работу со своего места.
Маса, кажется, понял, на что она намекает — и тактично промолчал.
— Ещё минуты две с половиной качать, — красноволосая позволила ноткам тревоги прорваться в голосе.
Начальник образовательного процесса заворочался у стены, кажется, приходя в себя.
— У нас нет двух с половиной минут, — кажется, до товарища тоже дошла серьёзность положения. — Я не засекал, но эти из кобана наверняка уже бегут по лестнице. Слышу.
— Бей экран, — предложила она. — Ты и так уже натворил… Полусотней тысяч больше, полусотней тысяч меньше…
— Логично. — Когда надо, Асада умел прислушиваться к голосу разума и не спорить, с кем не надо.
Несмотря на свой регулярный мужской шовинизм.
В следующий момент он без затей бахнул кулаком в середину недешевого монитора.
А ещё секунды через четыре трое постоянных обитателей стационарной полицейской будки, находящейся на территории академии, действительно появились в кабинете.
Маса, наскоро проинструктированый ею, как раз успел установить свой смартфон за стеклом книжного шкафа так, чтобы давать ей и картинку, и звук происходящего.
* * *
— Господа, прошу вашего разрешения срочно связаться с инспектором Садатоши из девятого бюро токийской полиции, — не делая резких движений, к моменту входа полицейских в кабинет я уже сижу на стуле для посетителей.
Пустые и раскрытые ладони держу на столе, на виду.
Начальник образовательного процесса, которого назвать педагогом не поворачивается язык, только что пришёл в себя. Кажется, он сейчас порывается что-то сказать.
Будь на моём месте действительно шестнадцатилетний школьник-японец… ладно, эту мысль я додумаю как-нибудь потом.
— Попутно. Я могу попросить вас связать меня с начальником избирательного штаба партии, от которой баллотируется в муниципалитет уважаемый господин Кавасима? — не вставая со стула, вежливо киваю в сторону так называемого учителя.
Он тут же напрягается:
— Зачем тебе это?
— Будем торговаться, — пожимаю плечами. — Вы считаете, что всё нормально. Что всё идёт, как надо. Что имеет место просто нетрадиционный инструмент воспитания строптивого ученика. — Многозначительно сверлю его взглядом. — Я же считаю, что имеет место нарушение сразу нескольких пунктов действующего законодательства.
— Вот сейчас мы с ними и будем разбираться, — злорадно цедит горе-преподаватель, усаживаясь на свой стул.
И широко раскрывая глаза от удивления при виде разбитого монитора.
Ух ты. Так он и не особо соображал, что происходит, оказывается.
Значит, я слегка прокачался даже в этом теле. Нокаут в печень — никак не редкость. Особенно если голый кулак. Но вот нокаут в печень так, чтобы у него и соображение отключалось…
Кажется, можно начинать собой тихонько гордиться.
— Я буду разбираться в любом месте, определенном как прокуратурой, так и решением суда. — Спокойно смотрю на него, не делая движений. — Но есть один момент в законодательстве, который я бы не хотел откладывать.
Полицейские, всё это время с любопытством переводившие взгляд с меня на него, наконец, протирают мозги.
— Что у вас тут происходит? — говорит тот из них, который вошел первым.
— У нас с учителем есть взаимные пакеты обвинений. — То, что я перебиваю его и говорю сейчас первым, является явным нарушением как правил приличия, так и этикета.
К сожалению, иногда свое место в иерархии приходится обозначать и такими способами.
— Но есть одна претензия, которую я не могу себе позволить отложить. — Продолжаю под удивленными взглядами троих взрослых. — Это— нарушение закона о выборах в органы местного самоуправления.
А вот теперь, кажется, начальника образовательного процесса пронимает по-настоящему:
— Что ты несёшь?! — он весьма кстати и быстро краснеет, явно выходя из себя.
— Не нужно затыкать мне рот. — Говорю демонстративно вежливо и негромко. Затем поворачиваюсь к полицейским. — Я считаю, что, помимо прочего, имеет место недопустимый конфликт должностных интересов. Если я буду делать громкие заявления в суде, могут пострадать оба предвыборных штаба.
Не знаю, настолько хорошо обитатели нашего академического кобана ориентируется в предвыборных реалиях, но надеюсь, главных кандидатов они всё же знают.
— Пока не понял. Чего ты хочешь? — в отличие от педагога, служители закона ведут себя на редкость конструктивно.
Просто перекрыв единственный выход из кабинета, они не гонят коней и терпеливо разбираются в ситуации. Кажется.
— Господин Кавасима и мой отец являются конкурентами на будущих выборах, из разных партий. Уважаемый сенсей, — вежливо киваю в его сторону, — видит себе нашу с ним размолвку личной. Я же считаю, что имеет место недобросовестная битва между избирательными штабами. Поэтому предлагаю, во избежание глупостей в горячке — и будущих взаимных обвинений, не красящих обе стороны в глазах избирателей — позволить мне сказать ровно две фразы его начальнику. По избирательному штабу его партии. При вас, и при самом господине начальнике образовательного процесса.
* * *
Гэнки отстраненно созерцал птиц за окном.
С одной стороны, свобода есть свобода. Что ни говори, но эти несколько дней в кутузке нервы ему напрягли. И не только нервы.
С другой стороны, видимых и серьезных провалов не случилось. Определенные потери, конечно, в будущем ещё предстояло понести — но ничего критичного на текущий момент не просматривалось.
Отдельным пунктом шла практически бессонная ночь. В офис он попал, считай, не заезжая домой, а подремать удалось едва ли полчаса — на неудобном стуле, в больнице.
Находясь в сомнамбулическом состоянии, он даже не удивился, принимая крайне нетипичный вызов от младшего Асады.
— Что-то случилось? — безошибочно угадал оябун, увидав пару нижних чинов полиции рядом с сыном товарища.
Сам звонок, кажется, производился откуда-то из учебного заведения.
— Я не смог дозвониться отцу.
