Размышления русского боксёра в токийской академии Тамагава, 7 - Семён Афанасьев
Тогда ребята с ним должны справиться. А чтобы им помочь со своей стороны…
— Цай, Чжень, за мной! — Ван поднялся с корточек и рванул к родственникам белобрысого, которых от беспорядков частично прикрывал медицинский транспорт.
— Вы двое, помочь операм! — мгновенно сориентировался босс поддержки.
— Перетаскиваем японских баб сюда! — пояснил старший инспектор на ходу. — Если что, скажем — хотели их защитить!
— От чего? — уточнил один из физкультурников, явно не очень быстрый разумом.
— Камни вокруг летят, палки, толпа напирает, вот-вот что-нибудь случится, — нечеловеческим усилием сотрудник восьмёрки заставил себя отвечать спокойно.
— А на самом деле мы ими прикроемся? — сообразил Чжень.
— Не прямо, — поморщился Ван. — Как ты ими прикроешься? Просто крикнем пацану, что летящие в нас камни будут попадать и по ним. А их поместим в передние ряды. Сразу перед щитами. А он пусть сам унимает всех, кого организовал. Не верю я в случайности.
— Может сработать, — уронил Цай. — Что, если местные нам потом предъявят? Может нехорошо получиться на записи. Как бы в анналы истории не попасть.
— Минуту продержимся, а потом я опять рубану связь.
* * *
Нозоми даже не поверила в первую секунду: кто-то рванул её вверх, схватив сзади за волосы.
Расширенными от ужаса глазами она наблюдала, как китайцы отшвыривают в сторону докторов со словами:
— Специальная операция. Именем закона Японии.
Затем двое полицейских в защитном снаряжении, нимало не заботясь о неподвижности шеи и позвонка дочери, грубо поднимают её за ноги и за плечи и волокут из защищённого места к своим микроавтобусам.
Не тратя время на слова, она выхватила из медицинского чемоданчика что-то острое и вонзила в бедро ближайшего к ней китайца. Боль от рванувшихся волос пришлось перетерпеть, слава богу, длины причёски хватило, чтобы дотянуться.
Старший инспектор Ван, тоже не говоря ни слова, ударил её кулаком в лицо. Это была последнее, что она увидела, перед тем, как потерять сознание.
Расширения вернулись, мелькнуло у неё.
Глава 13
Таблетка сообщает, что связь вокруг вроде как восстановлена.
Отмахиваюсь трубой, разрываю дистанцию с китайцами, чтобы обернуться назад и крикнуть матери:
— Мама, звони Садатоши! Срочно!
К сожалению, повернувшись, вижу: там кричать уже некому.
Ну, Ван. Ну, инспектор. Не ожидал.
Такого я от тебя не ожидал.
Если честно, до этого момента я старался китайцев особо не калечить: они на службе, люди государевы, у них наверняка свои задачи.
Стоит вспомнить и тот момент, что низовой персонал на чужой территории обычно используют втёмную. Не то чтоб я буквально разобрался до последней нитки, как работают местные спецы; но опыт предыдущей жизни на эту тему однозначен.
Плюс, с нашими интересами их задачи не совпадают, бывает. Ничего личного, только бизнес.
Сейчас же действия старшего инспектора из области бизнеса как раз-таки перешли в область личного. По крайней мере, в отношении меня.
И не крикнешь ведь на все окрестности: Нозоми и Ю Асаду я совсем недавно впервые в глаза увидел!
Как бы, они мне не чужие; но одно дело — чувство долга, которое базируется на справедливости. Совсем другое дело — эмоциональные связи. Те самые, как говорит Рейко, глубокие эмоциональные связи, которые возникают с родственниками кровным и естественным путём.
Интересно, а Ван совсем не думает, что с остальными Асадами я могу быть достаточно чужими людьми? На это же и внешность намекает.
Ладно. Следует признать: рычаг давления китайцем выбран точно, даже если принять во внимание моё неместное происхождение вместе с попаданием в это тело.
Не в тех местах я рос, чтобы махнуть рукой и "пожертвовать пешками".
Коль скоро всё так обернулось, буду и я действовать по старой русской поговорке. Как царь снами, так и мы с царём. О, тем более что "Ван" через этот иероглиф и пишется.
Три опера, с которыми мы вместе прыгаем, как макаки, пытаются воспользоваться тем, что я отвлекся. Им невдомёк, что мой концентратор и не думал отключаться (соответственно, обстановку мониторю на все триста шестьдесят).
Они рывком сокращают дистанцию, а я разворачиваюсь к ним одновременно с ударом трубой. Не готовясь и не глядя на них предварительно.
Первому справа попадает в висок. Не знаю, включились ли у них расширения вместе со связью, но голова дёргается, как простреленная током.
Глухой звук напоминает падение пустого баллона из-под воздухана асфальт.
Минус один.
Двое оставшихся, похоже, не ожидают такого изменения в рисунке боя. Они за эти несколько десятков секунд просто привыкли: сходимся, размен ударами либо замахами. Синяки, пот, нервы — расходимся. И так циклами, по кругу.
Количество повторений — страшная вещь. Гораздо более опытные люди на их месте ловились ещё быстрее.
Пока они протирают мозги, пытаясь сообразить, что делать раньше (оказывать помощь своему подбитому или продолжать давить меня), использую момент по полной.
Убью — значит, убью. Машалла, чё. Или на всё Воля Аллаха, как говорили в Ташкенте даже и в моё время, после войны.
Обрезок трубы прилетает в голову второму. В последний момент чуть-чуть изменяю траекторию удара, чтобы попасть в лоб: всё-таки самая толстая кость. С ног сбить — собью, нокаутировать — нокаутирую. Надолго. Сотрясение тоже гарантировано.
По крайней мере есть высокий шанс, что не проломлю череп.
— Минус два, — сообщаю последнему джентльмену из тройки. — Два. Один. Ноль.
Надо отдать ему должное, он без разговоров бросается на меня при счёте "один". В его глазах — бездонная и тягучая и тоска, прямо море эмоций.
Пока он делает свои шаги, числом полтора, перебрасываю трубу из правой руки в левую. Его глаза почему-то рефлекторно следуют за импровизированной дубинкой.
Дурак, что ли? Самый зелёный новичок со вторым юношеским разрядом знает: в бою смотреть надо исключительно в глаза. Либо, как вариант, так называемым рассеянным взглядом фиксировать весь организм противника. От кончиков боксёрок до причёски либо лысины. Не знаю, как это объяснить, но очень хорошо умею делать.
Провожающий взглядом кусок железа китаец ловит подбородком слева снизу мой крюк правой, что-то среднее между апперкотом и боковым.
Минус три.
В образовавшейся паузе выкраиваю промежуток около трёх секунд, чтобы набрать Садатоши.
Где-то на заднем фоне маячит мысль: если старшего инспектора сейчас нет на месте либо он не ответит, даже неясно, что делать после этого.
Вернее сказать, что делать потом, судьба уже решила за меня. Но последствия станут вообще непредсказуемыми.
Я уже
