А там ещё другая даль - Олег Иосифович Говда
— Руки сведите вместе и вон на тот крюк, что повыше прицепите… чтоб на цыпочки встала. А ноги, наоборот, раздвиньте... — успокоился тот. — Да хоть на карачки поставьте, только чтобы ее поза крестное знамение не напоминала... Девка должна призрение вызывать… или похоть, но только не сочувствие, как сейчас. Гляньте сами, великомученица Варвара да и только. Тьфу ты, прости меня Господи.
Священник перекрестился и ушел, а стражники полезли на камин, придавать моему телу бесстыжего вида. И я не могла ничего со всем этим поделать, несмотря на неимоверное желание немедленно закончить эту идиотскую игру и вернуться домой.
Suam quisque potestatem habet ut tollat crucem eius*… (*лат., — У каждого свой крест)
* * *
Не знаю какую цель преследовал бургомистр или священник, чего желал больше — унизить меня и опозорить, но у них ничего не получилось. Нет, я не сбежала и не стала невидимой, но входящие в трапезную залу глазели на меня только пока шли к своему месту. После этого их взгляды так надежно прикипали к кувшинам, бутылкам, подносам и мискам, что никто, даже вскользь, в сторону камина больше не глядел. Они жрали, пили, отрыгивали проглоченное под стол, толкающимся там псам, и снова продолжали жрать. Пока не валились на пол в свою же блевотину. А если у кого из мужчин и возникали иные потребности, помимо насыщения, то под рукой всегда имелась разбитная подружка, готовая сопроводить распалившегося самца до ближайшего сеновала. Если кавалер был в состоянии туда дойти и оплатить прогулку.
Так что глядя на эту вакханалию чревоугодия, я довольно скоро перестала чувствовать себя неловко, зато все сильнее стали болеть вытянутые руки, плечи, спина и напряженные лодыжки. Стараясь угодить его преосвященству, стражники так подтянули меня вверх, что приходилось либо висеть всем телом на запястьях, либо стоять на кончиках пальцев. Хорошо, что я с детства занимаюсь танцами и могу так часами стоять. А еще лучше, что это не мое тело. Не уверенна, что смогла бы выдержать столько после перелома. Хотя, доктор говорил, что в местах срастания кости даже прочнее становятся. Шутил, наверно…
— Женя! Женя… Надеюсь, ты все же меня слышишь.
Голос профессора прозвучат так отчетливо и громко, что я непроизвольно завертела головой, ожидая увидеть его где-то рядом. Но, увы, следующие слова развеяли надежду.
— Женечка, ты только не волнуйся. Мы пока не понимаем, что происходит, но непременно что-нибудь придумаем. Ты, главное, помни — что бы с тобой не происходило, все это лишь в воображении. А сама ты лежишь на кушетке у меня на даче. Таисия Степановна все время рядом. Доктор тоже. Он говорит, что все показатели в норме. Только энцефалограмма показывает повышенную возбудимость мозга, но это нормально при компьютерных играх.
Профессор помолчал немного, потом вздохнул и продолжил.
— Женечка, я надеюсь, ты меня слышишь. Все будет хорошо. Мы вытащим тебя оттуда. Держись, милая, и ничего не бойся. Все будет хорошо.
Голос постепенно затухал, словно Михал Иваныч продолжал говорить, стоя на подножке отъезжающего автомобиля. А потом и вовсе пропал, в сопровождении характерного щелчка, отключившегося микрофона.
Интересно, это профессор сам выключился, или его выключило то, что держало в игровом мире теперь уже два сознания.
«Успокоил, называется... Да, теперь мне совсем хорошо стало. Ничего не бойся, значит? Расслабься и получай удовольствие? А тело, значит, в целости и сохранности на даче. Чтоб вас там всех…»
Пожелания семь казней Египетских на голову профессора, его супруги и доктора, из-за которого все случилось та и остались не высказанными. Ибо им там, в реальном мире, явно ничего не грозило, а вот здесь обо мне, похоже, снова вспомнили. И явно не для того, чтобы произвести приятное впечатление и извиниться.
Священник и бургомистр какое-то время смотрели на меня, потом толстяк неопределенно хмыкнул и похлопал себя по бедрам.
— Снимите ее, — приказал негромко, и пара слуг немедля полезла на камин. — Не знаю как вы, господин аббат, но снизу вверх я только на короля привык смотреть, а не в… — махнул неопределенно рукой, но закончил, — девице между ног заглядывать. Какие у вас на ее счет планы?
— Это же ваша добыча, — пожал плечами худощавый. — Хотите казните, хотите себе оставьте. Церковь в мирские дела не вмешивается. А что?
— Девка больно ладная… — признался толстяк.
Меня к тому времени уже спустили вниз. Избыток алкоголя придал бургомистру смелости, и он, первый раз за все время выдержал мой негодующий взгляд. Потом спросил:
— Жить хочешь, сладенькая? От него так разило вином и потом, словно толстяк не мылся с дня собственного рождения, а перед тем как подойти ко мне, опрокинул на себя кувшин. Точнее — в себя. Первым порывом было отрицательно помотать головой, но слова профессора еще были свежи в памяти и не позволили поддаться эмоциям. Если спасение теперь только в моих руках и никакой помощи извне не будет, то и умирать торопиться не стоит. Тем более, что отказ оскорбит толстяка, и не сложно представить, как он на него отреагирует. Вон святоша как ехидно лыбится. Явно ждет, что я подставлюсь и попаду к нему на десерт. А вот хрен тебе с маслом. Если я в игре, так давайте играть. И… кивнула.
— Вот и умница… Ты сделала правильный выбор и не пожалеешь… Если сама все не испортишь.
Вот теперь я помотала головой отрицательно и посмотрела на него так жалобно, как только смогла. И быстро потупила взгляд, боясь что аббат заметит наигранность. А тот аж потемнел лицом. Похоже, я угадала, он явно рассчитывал на укрощение строптивой девицы другими, более приятными методами… для него лично и святой инквизиции в целом.
А вот бургомистру моя покладистость понравилась. Погладил легонько по бедру, потом не отрывая потной ладони, скользнул по животу к груди. При чем, проделывал все это не отрывая взгляда от моих глаз. Пришлось зажмуриться, чтобы не испепелить урода полыхающей в них ненавистью. Зато, от нахлынувших чувств, я очень кстати покраснела. Чем бургомистр остался очень доволен… Скотина.
— Что ж, договорились, — потрепал по щеке, словно собачонку. — Тебя отведут в мою спальню. Искупайся, ну и все такое… Сама знаешь… Но, помни! — похлопывание сменилось мощной пощечиной, аж в голове загудело. — Малейшее неповиновение и ты… тебя… — не сразу смог сообразить, чем еще можно запугать приговоренную к казни. —
