Занимательное ботоводство - Вадим Смольский (Letroz)
Гамбек и остальная Ганза — это самый обжитой и густонаселенный регион «Хроник раздора». Финансовая столица, претендующая также на звание мировой кузницы культурного и политического центра мира.
Существо вроде Келиандра всего за пару секунд могло наворотить тут дел на такие суммы, что миллион золотых на этом фоне — сдача, которую не глядя отдадут бедняку.
— Помогите! Это босс! — крикнул Фалайз ошеломлённой толпе — тут всегда и везде была толпа.
— Катился бы ты со своим…
Оскорбление прервал какой-то недобрый, нарастающий рокот поодаль. Его источником был вовсе не лич — тот тоже растерянный и как будто бы даже испуганный повернулся в направлении звука.
Земли Ганзы не всегда были примером расчётливого, математически выверенного подхода к освоению природы и урбанистике. Немногие играющие со времён релиза помнили эту страну, как край вечного лета на берегу магического озера. Тут правили феи — загадочные создания из другого мира, скрывающиеся среди необъятных лесов. С тех пор исчезли леса, забылись феи, а озеро стали называть Ганзейским морем. Появились идеально ровные поля и, конечно же, густонаселенные города.
Никто уже и не задумывался, почему здешняя почва даёт такие урожаи. Почему даже палка, воткнутая здесь в землю вечером к утру расцветает. Откуда столько рыбы и иных морепродуктов в море, воду из которого до сих пор можно было спокойно пить. Всё списывалось на деяния игроков и только их. Никто и не слышал ни о каких феях и Цветении. Хотя здесь оно проявлялось куда сильнее, чем в Вечнозеленой долине. Не только в плане площади — Ганза была раза эдак в три больше. Цветение здесь корнями уходило далеко вглубь земли. Разумеется, это были не буквальные корни, но очень схожее концептуально явление.
Бомба Кси-Ксы заставила почву разойтись над ними, открыть свою тайну. По всей территории Ганзы разверзлись километровые ущелья, на дне которых сияла высококонцентрированная магия. Затем всё резко, без предупреждения погасло. Осталась лишь маленькая, едва заметная точка — шарик в небе, переливающийся всеми цветами радуги, который бы и ребёнок смог целиком закрыть ладошкой.
Когда, после томительного ожидания, шар наконец взорвался, на пару минут на небе словно бы взошло второе солнце. Земля стонала и рычала от боли, непрерывно содрогаясь спазмами землетрясений. После чего пришёл ГРОХОТ, и на месте самого развитого региона игры и сопредельных с ним образовался идеальной формы кратер, над которым пугающе медленно поднималось нелепое радужное облако в форме гриба. Его было видно даже с другой стороны континента…
* * *
День двух солнц
Праздник без улыбки
Удивительный праздник Новый год. Его празднуют все, но все празднуют по-разному. Взять две незнакомые, абсолютно разные семьи — не удастся найти и пяти глобальных различий в общем порядке празднования. Одновременно с этим, углубляясь в детали, не удастся найти даже пяти общих черт — настолько всё будет отличаться.
Максим Филатов из года в год отбывал номер, начиная смутно подозревать, что это уже навсегда. Он не то чтобы не любил свою семью. Да и их сложно было в этом упрекнуть. Но любовь эта представляла из себя странное зрелище, когда тебя хвалили за любые успехи, но затем кто-нибудь непременно говорил что-то вроде:
— Да фигня все эти твои рисунки! Такси — вот чем надо по жизни заниматься. Картинами семью не накормишь!
Далее начиналось многоминутное обсуждение, чем же надо заниматься в жизни. С фразами, непременно заканчивающимися на: «Но только не рисунками!». Сам же вариант заняться тем, к чему душа лежит, даже не рассматривался.
Оулле, как ни странно, привык праздновать в кругу друзей, причём так, будто этот Новый год — последний. Странным образом по возвращению на родину возникла проблема не только с друзьями, но и с желанием снова играть в игру «проверь, сколько сможешь выпить». Зато рядом нашлась Лина, сама предложившая составить компанию, но абсолютно далёкая от того, как это должно выглядеть на практике.
С одной стороны, не хотелось повторять семейные застолья — унылые, с точки зрения девушки, и к тому же крайне трудозатратные. С другой же, воспроизводить «казарменный» опыт не следовало категорически. В итоге на свет родилось нечто, что надолго станет новой традицией.
— Идея двенадцать часов подряд смотреть фильмы на Новый год кажется мне странной, — деликатно заметил Оулле.
— Ты хоть знаешь, что это за фильмы? — устраиваясь поудобнее, с возмущением спросила Лина, словно сам вопрос уже был крайне оскорбительным.
— Нет. Только слышал о них. — Оулле смущённо, как будто извиняясь, добавил: — Говорили — хорошие.
— «Хорошие», — передразнила девушка. — Ох, дитя джунглей!
— Саванн. Там саванны. — Её смерили кислым взглядом. — Так, говоришь, мы должны начать так, чтобы через пять часов прозвучала фраза «Итак, началось»?
— Ага! — Лина расплылась в улыбке. — В этом вся суть! — Заметив неоднозначную реакцию, она добавила: — Тебе понравится, обещаю!
Игорь Тукановский в плане празднования Нового года был настоящим оборотнем. Он везде и всегда вписывался с одинаковой лёгкостью, присутствуя как «свой» на любых застольях, посиделках, вписках, поминках, сороковинах, свадьбах, мальчишниках, просто попойках и даже работая в праздник. Хотя последнее случилось всего один раз: тогда Игорь был в гордом одиночестве, если не считать за общество двух бабушек в коме и одного сумасшедшего деда, который принял салюты за нападение пришельцев и прямо с капельницей побежал искать, где тут записывают в ополчение.
Яна Красенко в смысле Нового года придерживалась на удивление консервативных и даже в каком-то смысле примитивных взглядов. Посидеть за столом, проводить старый год, встретить новый, позвонить всем, кому можно позвонить, и пойти спать. Никаких изысков, никаких причуд.
— Это самое скучное, что я слышал в своей жизни, — выслушав план на ночь, оценил Игорь без намёка на улыбку.
— Предложи своё, не скучное! — фыркнув, с вызовом заявила Яна.
Новый год они встречали в конечном счёте счастливые, но в травмпункте. Осуждение со стороны дежурившего фельдшера было неописуемо:
— Молодые люди, ну вы же уже вроде не настолько молодые, чтобы не понимать, чем закончится катание на коньках ночью, выпивши!
— Да там
