Сезон охоты - Тимофей Петрович Царенко
Я видел, как Молчун аж ушами пошевелил, вслушивался в монолог жрицы. Всё это время мы шли по ветвистому коридору, в изгибах которого через стены была видна боевая автоматика. Серьёзно у них тут.
— Это язык, язык на котором мы все говорим. Но нафиг не осознаём. Хотя на уровне общения между подсознанием и подсознанием мы считываем именно так. Давай подумаем, а откуда это вообще взялось?
— Ну тут, возможно, всё тривиально. Красота — здоровье — размножение.
Умозаключение казалось логичным.
— Верно. А ещё верно, что люди не могут молчать на этом языке. Мы всегда говорим что-то, не можем не говорить, скорее так. Каждый из них понял мой посыл. Я безопасна, я открыта к сексу, я ищу близости. Не секса, близости. И когда человек отвечает на желание именно близости, он становится открыт. Не инстинкт, но тень его.
— За попытки ментальных манипуляций у нас могут и пристрелить.
Заговорил Молчун. Он остановился у очередного поворота и пнул стену. Стена мягко ушла вглубь, проявила проём двери, а потом уехала вбок.
— Заваливайтесь.
Кабинет Молчуна отличался от моих камер разве что размерами — он был вдвое больше, да большим столом и пятком табуретов вокруг. Вдоль всех стен — кресла. Хотя, может, это переговорная?
Молчун присел на подлокотник дивана, отчего тот ощутимо деформировался. Глаза мне говорили, что веса в нём под двести кило.
— Короче, тут такое дело, я в Бочке получил задания, и…
Я кратко описал все обстоятельства дела. А ещё мне хватило ума по дороге поднять архив записей (победителям любезно предоставляется весь архив с момента начала испытаний).
— Умно, — Молчун прищурил глаз, — сейчас загляну в сеть, посмотрю что у меня на этих гавриков.
Полицейский замолчал, в его глазах появилось облако искр.
— Я помогу вам, — Молчун очнулся минуту спустя.
— В чём подвох?
— Трое из списка — первостепеннейшие ублюдки. Даже награда есть. У троих репутация такая, что я легко размещу как заказ. Чтобы ты понимал — я не проявляю доброту. Но если сможешь поймать или шлёпнуть кого из списка, людям на станции гораздо легче дышать станет. И мне это выгоднее, чем любой адмирал в покойниках. Те твари сидят в чёрных зонах станции и носа не высовывают. А вот народец из списка департаменту как заноза в заднице. Только они прячутся. И тебе придётся их найти.
— Поговорим о награде?
На мои губы выползла улыбка. Хоть что-то в моей жизни пошло по плану.
— Обязательно. Но сначала, Хедрикс, скажи, когда это твоё пойло перестанет действовать?
Моя улыбка стала нехорошей.
Глава 6
— Бодрит, да?
Молчун с Болтуном вид имели понурый и злой. То есть, я думал, что Болтун вид имеет понурый, маска на лице оказалась самим лицом и не снималась. А вот Молчун дёргал левой стороной морды и вполголоса ругался матом на таком числе языков, которого не знал даже я.
Полицейским, в отличие от меня, повезло — их медицинский модуль охладил. И не пришлось организм калечить. Но впечатления вышли так себе.
Ирония в ситуации заключалась в том, что я честно предупредил копов о методе и постэффектах. Под конец процедуры я проникся к этим двум киборгам определённой симпатией.
— Слушайте, парни, я всё никак уяснить не могу. А чего у вас дети работают? На входе у вас там реально пацаны, не всем есть тридцатник. И когда они успели так раскачаться?
— А, ты не в курсе. Мы местные. В полицию не принимают тех, кто прилетел сюда, — Молчун потёр лицо.
— Хедрикс попал сюда при… особых обстоятельствах. И не знает кто сюда приезжает и зачем.
Лизи положила голову мне на плечо. Она тоже рассматривала мороженных копов.
— И кто сюда приезжает и зачем? — я послушно задал вопрос.
— Беглецы и преступники со всей Солнечной системы. Сумасшедшие из тех, кому не успели оказать помощь, и у кого хватило функций мозга сюда долететь. А ещё отчаянные неудачники, кто летит сюда за последним шансом хоть как-то проявить себя в жизни. И блогеры. Не ты один меняешь счастье на смерть.
— Всего эмигрируют около трёх миллионов человек в год. Корм Эльдразионов. Я бы их зачищал в шлюзах, но меня не слушают.
Молчун достал из кармана бустер со стимулятором и воткнул себе в шею. Его тело слегка расслабилось, и ушли разные тики.
— А ещё местные могут покупать модификации и эволюции за деньги. Не все, правда, — Лизи просто излучала радушие.
— А ещё мне не нравятся такие вот как она, и Болтун мне все уши прожужжал о том, что хапнем мы горя.
Молчун сложил руки на груди и уставился на Жрицу. Столько в этом взгляде было… На меня он с большей приязнью смотрел.
— Я что-то пропустил? — ситуация выглядела странно.
— Да. Местную историю, — Лизи только грустно вздохнула. — Ты обратил внимание, почему тут нет ни одного храма?
— Машины не любят, когда люди во что-то верят. Каждый раз когда последователей становится больше ста двадцати восьми штук, случается какое-нибудь дерьмо.
— Приходят машины и всех убивают?
— В том числе. Не каждый раз. Иногда прилетают грозовые птицы, так мы называем сервисных ботов станции, и тихо-мирно дезинтегрируют всю общину. Эпидемии хищных нанитов, алый туман на полгода, в котором кто-то охотится и не виден на любых сканерах, список я могу продолжать долго.
— И как, удалось улизнуть хоть кому-то? Или все того? — я провёл ладонью себе по горлу.
— Да. Так появилась Печаль.
Я не знал кто такая Печаль, и с каждым новым упоминанием знакомиться хотелось всё меньше.
— Ты понимаешь, Живой, я не вправе запрещать на этой станции людям верить. Только убивать и творить друг над другом всякую срань. И это меня… нервирует.
Молчун разговорился.
— И никто не пытался разгадать такую завораживающую тайну?
Удивилась Лизи. На мой взгляд, наигранно.
— Как ты можешь заметить, дорогуша, мы живём в центре чёртовой тайны. Эта хреновина существует дольше, чем потребовалось людям чтобы пройти от рабства до физического бессмертия! А мы за это время только и сделали, что придумали остроумные имена тому, что встречаем!
— А если я открою дорогу со станции таким как ты? Ты уверуешь?
Голос Лизи стал глубже.
