Астарта. Предназначение. Книга 3 - Ольга Белышева
Кто я? Я — Астарта или Дина?
Чьи это слезы?
И когда закончится это кошмарное испытание?
Нет! Я не хочу этого видеть! Прекратите!
Я бешено вертела головой, пытаясь убежать от этого наваждения. Когда зажмурилась, детский голос пронзил тишину — он пел. Голос Димы.
Сердце екнуло. Я открыла глаза и увидела:
На экране мой сын нежно гладил меня по волосам, напевая колыбельную. Мою колыбельную. Ту самую, что когда-то пела мне мама, потом я — ему… А теперь…
Ледяная лавина обрушилась мне в грудь. Слезы хлынули ручьями, сжигая щеки.
— НЕТ! — мой крик разорвал пространство.
Экраны взорвались, осыпаясь стеклянным дождем. Время рванулось вперед, мир вокруг ожил, заглушая меня своими звуками.
— Мой мальчик… — успела прошептать я, прежде чем он буквально врезался в меня.
Меч, сжатый в моей руке, метнулся не к нему, а прямо ко мне. Лезвие вонзилось в живот с влажным, страшным хрустом.
— МАМА!
Белоснежные крылья тотчас распахнулись, обнимая меня словно алый плащ. Мы падали, но он прижимал меня все сильнее, будто надеясь защитить даже от самой смерти.
Тишина.
И только его прерывистые всхлипы:
— Мама… мама…
Он осторожно уложил меня на траву. В последний миг я увидела в его глазах отражение своих собственных.
— Прости… — с трудом прошелестели мои губы.
Тьма сомкнулась надо мной, и я закрыла глаза навсегда. Мгновенно мое тело почернело, застыв у него в дрожащих руках.
— Нет! Нет! — голос Димы, хриплый от отчаяния, разорвал тяжелый воздух. Его крик, словно удар грома, прокатился по полю, заставив содрогнуться даже камни. — Вы забрали ее! Верните ее!
Он резко запрокинул голову, впиваясь взглядом в небо. Но ответа не было — только свинцовые тучи, давящие на плечи. Потом его взгляд, горящий как раскаленный уголь, метнулся в сторону — и встретился с Астаротом.
Тот стоял в нескольких шагах, приземлившись с грацией хищника. Его обычно насмешливые глаза теперь были широко раскрыты — в них читались страх и ярость.
— Ты… — прошипел Астарот, но не успел закончить.
Дима вскинул руки — и в них вспыхнул меч.
Меч Правосудия.
Длинный, извилистый, словно выкованный из самого света. Его клинок пылал сине-красным пламенем — не просто огнем, а очищающим светом, способным сжечь любое зло, изгнать любую тьму.
Так же, как меч Палус. Так же, как у его мамы.
— Ты забрал ее, — голос Димы дрожал, но в нем не было страха. Только решимость. — Теперь я заберу тебя.
Астарот отпрянул, впервые за века почувствовав настоящий ужас.
Он знал этот меч. Он знал, что это конец.
Шаг. Еще шаг. Медленно, с нечеловеческой решимостью, Дима приближался к Астароту. Меч в его руках пылал адским пламенем праведного гнева, оставляя за собой выжженные трещины в земле. Каждый взмах вызывал огненных змей, шипящих и извивающихся, отрезая демону все пути к бегству.
Астарот пятился, как загнанный зверь. Его бессмертная уверенность трещала по швам — сейчас в его глазах читалась только животная паника. Этот ребенок… этот ангел во плоти прожигал его насквозь взглядом.
Попытка отступить была пресечена хлестким ударом меча. Желто-синий бич огня взметнулся, замкнув их обоих в пылающий круг. Последний рубеж. Последний бой — архангел и дьявол. Глаза Димы пылали холодным светом, отражая огонь, сжавший их кольцом.
Астарот, хрипя, выхватил свой клинок дрожащими руками — автоматический жест существа, уже знавшего свой конец. Ему даже не дали начать бой.
Один стремительный рывок.
Меч Правосудия пронзил демона без усилия — словно рассек дым. Астарот даже не успел вскрикнуть: его тело вспыхнуло факелом, рассыпаясь в пепел за мгновение. Осталось лишь пустое место, где только что стоял владыка Преисподней.
Молчание.
Пламя угасло. Меч растворился в воздухе. Дима стоял неподвижно, глядя в пустоту. Зло было повержено. Миссия выполнена.
Но какой ценой?
Его руки дрожали. По щекам катились слезы. Он сделал это…
… но не вернул самого главного.
Он шел медленно, словно в трансе. Каждый шаг давался с трудом — ноги подкашивались, но он все же продолжал идти. Остановившись перед почерневшим телом матери, он долго смотрел на него — не веря, не принимая. Потом осторожно опустился на колени, будто боясь разбудить ее.
— Мама… — его голос сорвался на шепот.
Он обнял ее, прижался всем телом, вжался в остывающие плечи. Его пальцы вцепились в ее одежду, цепляясь за последние крупицы тепла.
— Я не отпущу тебя. — В этих словах звучала не детская решимость, а что-то древнее, первобытное. — Никому не отдам.
Он уткнулся лицом в ее тело, закрыл глаза. И в этот момент его белоснежные крылья — символ чистоты и света — начали темнеть. Сначала будто покрылись копотью, затем почернели совсем, стали мрачнее ночи. Последний свет в них угас.
Он больше не ангел.
Но он все еще сын.
И он останется здесь. С ней. Навсегда.
Ребята подбежали, словно в кошмарном сне.
Клавдия рухнула на колени с надрывным воплем, вцепившись в собственные волосы. Ее тело сотрясали спазмы, слезы размывали тушь черными потоками.
— Дима… зайка мой… — голос захлебывался, слова рвались в клочья. — Она не проснется… Она выбрала свет…
Но мальчик не шевелился, прильнув к почерневшему телу. Будто уснул навеки вслед за матерью.
Ясный стоял, как побитый пес. Ноги подкосились — он грохнулся на землю, закрыв лицо руками:
— Так не должно быть!
Генерал схватился за сердце. Богдан едва успел подхватить старика — так и застыли, сплетенные в немом объятии.
Эрдан стоял, как каменный идол. Только слезы. Только тихий стук капель о броню.
Небо взорвалось.
Оно стало оттенка вороненой стали, иссеченное вспышками молний. Раскат грома сотряс землю.
И вдруг сгущающуюся тьму пронзил яркий, чистый луч. Он опустился и накрыл их ослепительно белой вуалью, словно мягким покрывалом. Рядом возник внушительный саркофаг — «колыбель», куда тела плавно перенеслись будто на невидимых руках.
Громоздкая гробница начала величественно подниматься к небесам, оплетенная серебристым сиянием. Это был их последний путь.
Все вокруг замерли, провожая вознесшихся долгими, тяжелыми взглядами. Воины Квамоса выпрямились по команде «смирно», старейшины преклонили колени. Клавдия прижалась зареванным лицом к плечу Эрдана. Богдан вместе с Генералом, крепко обнявшись, едва сохраняли равновесие. Мотя выл, прижав морду к лапам. Даже насмешливая Бастет не сдержала слез. Ясный, содрогаясь от рыданий, метался на коленях в стороне, шепотом вознося проклятия небесам.
«Колыбель» медленно