Сантехник 3 - Иннокентий Белов
Однако — это официальный приказ Первого Слуги, он изменению или обжалованию не подлежит ни в каком случае!
Пока его не отменит кто-то более вышестоящий, а это теперь может сделать только сама Тварь или ее самый Первый Слуга, доверенный заместитель по многим вопросам.
Вскоре после написания писем с приказами я провожаю с парой стражников Шестого Слугу к воротам, где через калитку в замок запускают капитана гвардейцев. Он очень внимательно смотрит в лицо Шестому Слуге, дожидаясь хоть какого-то намека, хоть какого-то жеста, что тот захвачен в плен и находится в неволе. Что ждет освобождения всей своей вельможной душой.
Но ничего такого пленник моей ментальной мощи показать не может, даже ножны с кинжалом-печатью у него на поясе висят по-прежнему. Вернул ему перед показом на время.
Только протягивает руку с двумя конвертами капитану Испахилу и говорит глухим голосом:
— Исполняйте, капитан! Здесь все написано!
Гвардеец прямо чувствует, что лицо, фигура и даже голос прежде бравого Первого Слуги Всеединого Бога как-то очень заметно не похожи на него прежнего, но до чего-то конкретного докопаться за эти несколько секунд не может.
Да и не положено ему проверять свое высокое, даже высочайшее начальство, наводящими вопросами.
— Как вы себя чувствуете, ваше преосвященство? — задает он нейтральный вопрос.
— Болею. Очень, — с таким же хмурым видом отвечает Шестой Слуга. — Придется здесь выздоравливать, дорогу я не перенесу.
Ну, свалить его задержку в замке на тяжелую болезнь не будет лишней затеей, в этом есть определенно небольшой смысл. Объяснение ничем не хуже любого другого.
— Все арбалеты вашего отряда принести к воротам перед отъездом! И все болты с наконечниками! — добавляю я последнее требование через пленника.
Потому, что хоть он и помят, и стоит не так важно, как обычно, и говорит не своим голосом, но все же это тот самый хорошо ему знакомый начальник, тот самый Шестой Слуга.
Капитан забирает конверты, глубоко кланяется, устремив глаза в пол, начинает пятиться в калитке и хорошо, что не видит в этот момент, как Шестой Слуга чуть не запнулся в растоптанных чунях кого-то из моих стражников, пытаясь повернуться по моей команде.
Чуть не запнулся и не упал, потеряв равновесие, но я уже подхватил его под локоть и оставил стоять.
Забыли, черт возьми, щегольские сапоги обратно надеть пленнику, впрочем, сильно болеющему человеку и в чунях можно походить перед своим подчиненным.
Наверно, своим падением он хотел подать сигнал капитану, только тот уже выскочил через калитку, сжимая в ладони приказы, определяющие его ближайшее будущее. Очень торопится исполнять, раз конкретно приказано.
Какое-то время он рассматривает бумагу под яркими лучами светила, пряча ее под полой своей служебной шляпы.
Потом отдает несколько приказов, шесть воинов приносят арбалеты к воротам, достают сумки с болтами и еще кладут по мешочку с наконечниками. Потом двадцать воинов быстро, буквально в минуту уносятся с наших глаз, спеша обратно к своему отряду. У них теперь есть конкретное задание и можно больше ни о чем не переживать.
— Черт, хорошо, про арбалеты не забыл совсем, — понимаю я. — Да и так едва получилось показать Шестого, чтобы не провалиться с этим делом. Как бы капитан до чего-то не додумался по пути от замка, вспомнив сильно изменившееся лицо своего начальника.
Главное теперь это то, что солидный отряд гвардии Всеединого Бога скоро отправится в далекий Кворум, до которого в объезд Вольных Баронств не меньше шести дней пути. Именно потому, что через сами Баронства таким количеством имперцам явно ездить нельзя, это просто открытое объявление войны.
А с нашей головы снята угроза немедленного нападения. И еще разоблачения тоже.
Глава 6
После отбытия гвардейцев восвояси началась уже такая вполне спокойная жизнь в замке.
Внешняя угроза пропала на какое-то время, но внутренняя все равно мешает мне расслабиться.
Я потащил пленника на дальнейший допрос в донжон, где меня ждет завтрак. Ну и ему миску горячей каши навалили по моему приказу, чего человека мучить, если он за свою жизнь и свободу так неистово сражается.
Делает все, что может и чему обучен Тварью, чтобы как-то изменить свою судьбу, пока меня рядом нет.
Ну, скажем, обучен больше своим опытом, ибо это жадное создание держит свою прислугу в положении откровенных слабаков, поэтому в этой яростной борьбе он может только свои личные закладки использовать.
Только его свобода вступает в неразрешимое противоречие с моими замыслами и планами, так что придется Шестому Слуге вволю пострадать. Не случится ему больше выступать нагибатором, есть и покруче его здесь товарищи.
А то, что использовал захваченное сознание для убийства другого невольного свидетеля, так сколько он за свою долгую и активную жизнь невинного народа уже перебил? И сам не помнит.
За свою жизнь устроил нам тут нашу смерть, проходимец ментальный. Но понять его можно, бьется, как может.
— Как у стражника сознание захватил?
— Мимо проходил, помочиться встал около люка, — блеклым голосом отвечает Шестой слуга, активно работая ложкой.
Ну, совсем дебил оказался этот деревенский парень, только чего от него можно тогда хотеть толкового?
Еще и на сам люк нассал, придурка кусок, привлек сознание затаившегося ментала, а потом убил своего товарища.
Я приказал принести убитого им и положить рядом с наказанным, чтобы он смотрел немигающим взглядом на своего привязанного убийцу. Тому тоже голову приказал зафиксировать, чтобы не мог мотать ею, отгоняя насекомых.
Кранил вздумал было спорить, что у них так не принято, пришлось на него сурово прикрикнуть. Хочет своего парня защитить от морального наказания, хотя с физическим не спорит, но это мне теперь решать.
— Твой воин убил своего товарища, вам вместе и отвечать! Есть в моей земле обычай — хоронить убийцу живым под убитым. Вот что такое настоящее суровое наказание, а это баловство просто, — показываю я на привязанного стражника. — Его пример — другим наука! И тебе главное напоминание, чтобы больше такого не повторилось.
После намека на такое наказание споров больше никаких нет, но реакция моего старшего над стражей мне как-то не понравилась. Что-то затаил он у себя в душе, будет мне какой-то сюрприз показан, не пройдет все это просто так.
И его близкого парня изощренно наказал, и Первого Слугу, перед которым имперцы на колени падать приучены, в страшном подвале держу, и вообще какое-то это все слишком темное дело, что тот меня беспрекословно