Занимательное ботоводство - Вадим Смольский (Letroz)
— Нус-с как тебе, друг мой, сказать. Стандарты таковы: оказавшись у нас, ты проходишь реабилитацию, затем переосвидетельствование. Если всё в порядке, то со стороны нашего учреждения мы не чиним никаких препятствий твоему чувству долга перед объединенным человечеством!
— Когда я смогу… — механически попытался повторить Оулле.
— Друг мой. Дело в том, что я не могу сделать заключение о том, что ты успешно реабилитировался. И дело даже не в том что стандарты корпуса «Африка» так высоки. Хотя они очень высоки. Ты не годен к несению строевой службы в любых частях «Миротворцев». Без исключений. Список-с — это всё он.
Оулле успел раскрыть рот, но и только. Если эта небольшая речь, состоящая по тону из одного лишь лицемерного сожаления, прозвучала как приговор, то оттиск печати на листе бумаги, что являл собой формальное отображение состязания здоровья — как стук судейского молотка, подводящий печальный итог длинному разбирательству.
— Сделаем вот как. Ты ветеран боевых действий, герой! Конечно же, никто не хочет списывать тебя со счетов. Пффф! Речь идёт об отдыхе. Длительностью в год или два. Затем возвращайся! Врать не буду: может быть, корпус «Африка» тебя уже не примет, но есть же ведь и другие. Корпусу «Бразилиа» всегда требуются инструкторы…
«Списали! Выбросили!»
Такими были мысли Оулле, когда он молча и шумно встал. Мужчина собирался покинуть кабинет и здание больницы, громко хлопая по пути всеми имеющимися дверьми. Однако, почти выйдя, распирамый противоречиями он остановился и покорно спросил:
— Как? Как мне реабилитироваться? Какие-то упражнения, занятия, тренировки?
— Боюсь, друг мой, в твоей жизни было многовато этого всего и маловато, хе, остального. — Довольно нетипично для него, но доктор вдруг посерьезнел: — Для начала тебе надо оказаться среди людей. Обычных людей. В социуме. Найти себе квартиру, друзей, работу, занятие по душе, любовь. Ну, знаешь, обычные дела. Про терапию также забывать не следует, хотя посещать ты будешь не меня.
— Я не был в Эстонии семь лет. У меня военное образование и…
— Богатый опыт его применения на протяжении шести лет. Да, я читал. Это, конечно, усложняет нашу задачу, но не очень сильно. Я не предлагаю тебе ворошить прошлое. Забудь о прошлом. — Доктор махнул рукой. — Есть альтернативы. — Он растерянно огляделся, будто бы альтернативы тщательно скрывались в пределах его кабинета. — Ну вот, например, хотя бы «Хроники раздора»…
— Это какая-то книга? — ориентируясь на название, предположил Оулле.
— Это игра. Вирт-игра, не так давно вышла — с год тому назад, — немного смущённо пояснил доктор. — Очень популярная. Построена на взаимодействии между людьми. То что надо в твоём случае. У нас сейчас куча ребят в ней проходит терапию, — голос его слегка подрагивал, как от волнения. Чувствовалось, что хоть ему терапия и не нужна, но он к ней тоже регулярно прибегал. Возможно, даже слишком часто.
— И что мне надо там делать? — не уверенный в правильности такого шага, и не веря в успех, поинтересовался Оулле.
— Играть, друг мой. Просто играть. — Доктор расплылся в улыбке. — Будь кем хочешь. Буквально кем угодно. Можешь поискать — уверен, на людей с твоим опытом и привычками там хороший спрос. — последнюю часть он выделил особо, словно находил это забавным.
Доктор встал и, сделав вид, что хочет проводить пациента, подошёл к нему. Правда, до объятий дело не дошло — Оулле отстранился с видом человека, который обычно за такое нещадно бьёт прикладом в область грудины.
— Уверяю вас, главное — начать. А там, может быть, через год вы и не вспомните, что там было в той Африке! И что за Нигер такой…
Оулле с сомнением посмотрел на него. Он не только хорошо помнил что было, но и когда, где, по каким причинам и с каким исходом. Впрочем, последнее какой-то уникальностью не отличалось. Все подобные истории заканчивались одним и тем же.
* * *
Фалайз
* * *
Ритмичный звук разносился по окрестностям Гадюкино, периодически прерываемый стонами и редкими вскриками. На этот шум, кажется, пришло посмотреть даже лесное зверьё. Некоторое количество путников, вполне занятых игроков, между прочим, свернуло с тракта только для того, чтобы увидеть это зрелище. До села добрались не все, но те, кто осилил размытые дождями ухабы, увидели невиданное зрелище: рослого блондина в нелепом наряде, который не очень умело приколачивал доску, намереваясь залатать дыру в стене дома.
Что самое удивительное, дыра и вправду медленно исчезала. Прежде в Гадюкино такого не случалось. Более того, прежде происходило строго наоборот. Процесс дырогенеза в селе шёл медленно, непрерывно и неумолимо. До сего дня.
— Ох, внучек, что же делается то⁈ — причитала Изельда, бегая вокруг Оулле — дом принадлежал ей. — Может, ты мне и грядки вскопаешь тогда? А кровать не хочешь починить? Там на пару ударов всего! И печь бы…
Разум бота, переполненный множеством маячивших на горизонте опций по улучшению уровня жизни, вываливал их все на уши игрока без пауз, остановок и перерывов одним длинным списком, уходящим в бесконечность.
— Да прогони ты её! — крикнул один из игроков-наблюдателей.
На это предложение Оулле даже плечом не повел, продолжая меланхолично забивать гвозди, периодически попадая себе по пальцам. Представить такую неаккуратность от человека, с закрытыми глазами умеющего собирать-разбирать два десятка видов стрелкового вооружения, было сложно, однако игровые условности в «Хрониках раздора» имели большую роль, нежели жизненный опыт. С их — условностей — точки зрения, персонаж Оулле, сколько бы тот ни забил гвоздей в реальности, строительством не умел заниматься от слова «совсем», что соответствующим образом отражалось на игровом процессе. Добавить к этому далеко не самый качественный инструмент, приобретенный Фионой по принципу: «Это называют молотком? — что ж, не вижу повода не верить сказанному», а также гвозди вида: «Мы нарубили куски железа на полоски примерно равной длины» — и на выходе получалась ситуация, когда Оулле вроде чинил дыру, заделывая её досками, но на самом деле скорее занимался этакой демонологией, заделывая дыру своими ссадинами, ногтями и сломанными гвоздями. Но, разумеется, с точки зрения посторонних, «крайней» являлась именно Изельда.
Один из игроков, видно, решив, что его не слышат, попытался сам убрать источник причитаний, причем не до конца ясно
