Русь. Строительство империи 3 - Виктор Гросов
Интересно, крайне интересно, что же сейчас делают мои верные… и, увы, не очень верные… товарищи, соратники, приближенные. Как они переживают мою «безвременную кончину»? Что предпринимают?
Я затаился в небольшой убогой комнатушке, которую любезно предоставил мне Степан. Она находится в доме одного из его старых знакомых отца, неприметного ремесленника, живущего на самой окраине Переяславца, вдали от княжеского терема и суеты центральных улиц. Тесно, неуютно, пахнет сыростью, но зато безопасно. Окна выходят на глухой, заросший бурьяном пустырь, так что случайный прохожий меня не заметит. Да и выгляжу я не как князь. Лицо уже заросло, я отпустил бородку. На улицу выхожу только в капюшоне. А отсюда, из своего тайного убежища, я могу следить за происходящим в городе.
Милава, Степан и Искра, как мы и договаривались, действовали оперативно, распустив по городу слух о моей «скоропостижной смерти». Тут Искре поверили — она же занималась лекарским делом. Позднее поползли слухи, якобы я скончался от внезапной, неизлечимой болезни. Сразила меня хворь неведомая, заморская, против которой бессильны оказались и лучшие лекари, и самые сильные заговоры. Никакого пожара, никакого героического сопротивления врагам — просто тихо угас, как свеча на ветру, словно и не было славного князя Антона, покорителя Совиного и Переяславца. Жалкое, унизительное зрелище, но именно такого эффекта я и добивался. Мне нужно было, чтобы меня считали слабым, ничтожным, недостойным даже упоминания. Чтобы мое «тело» не опознали, объявили, что оно заразно. Правда это не остановило Веславу, ее только Добрыня перехватил, на разрешая броситься к телу и взглянуть на него. Как рассказывал Степа, только она не поверила, все хотела взглянуть трупу в лицо.
Первые дни после объявления о моей «кончине» — сплошной, непрекращающийся траур. Люди, даже самые болтливые и любопытные, шепчутся по углам, украдкой, рассказывая о странной смерти князя. Даже те, кто меня недолюбливал, кажется, приуныли, сникли. Власть — штука такая, двойственная, противоречивая: пока она есть, пока она сильна, её ругают, клянут на чем свет стоит, а как только её не станет, как только она исчезнет, сразу становится как-то тревожно. Вакуум власти — страшная вещь.
Но я жду другого. Я жду не скорби и причитаний. Я жду, когда начнется движение. Когда пробудятся скрытые силы, когда обнажатся истинные намерения. Когда те, кто был верен мне, кто присягал мне на верность, начнут искать виновных в моей «смерти». А те, кто мечтал о моей гибели, кто тайно желал мне зла, начнут делить мою «наследство», власть.
И вот — началось. Свершилось то, чего я так ждал.
Сначала — тихо, почти незаметно. Робкие расспросы, недоверчивые взгляды, подозрительные перешептывания. А потом словно плотину прорвало. Будто вулкан, дремавший долгие годы, внезапно пробудился и изверг из своего жерла потоки лавы, пепла и огня.
Я слушаю доклады Степы и девушек. Картина, которую они передают — очень интересна. Добрыня, Алеша, Ратибор и Веслава — вот кто возглавил стихийное «расследование». Вот кто стал движущей силой, локомотивом, тянущщим за собой остальных. Они рыщут по городу, вынюхивая, выискивая, выпытывая каждую мелочь, связанную с моей «смертью».
Они искренне верят, что меня убили. Что я стал жертвой заговора, подлого предательства. И они жаждут крови, покарать виновных.
Особенно Веслава. Эта неистовая фурия. Она одержима идеей найти и уничтожить моих «убийц». Она несколько часов расспрашивала Искру о том как и что случилось. Искра же сделала «предположение», что раны в последнем бою занесли грязь, либо оружие было отравлено. Веслава в ярости. Она не просто ищет виновных. Её ярость слепа.
Я узнаю от Степана, который, рискуя собственной жизнью, регулярно навещает меня, принося скудную, но жизненно важную информацию, свежие новости — бесценные крупицы сведений о том, что происходит в городе, за стенами моего добровольного заточения. Именно от Степы я узнаю, что Веслава лично, своими руками, взялась допрашивать стражу, всех тех, кто нес службу в тереме в ночь моей мнимой смерти.
Допросы эти, по словам Степана, ведутся с пристрастием, с пугающей, леденящей душу настойчивостью. Веслава не церемонится, не проявляет ни капли жалости, ни тени сострадания к допрашиваемым. Она не гнушается никакими методами, чтобы вырвать из них правду, или хотя бы намек на правду, хоть какую-то зацепку, которая могла бы пролить свет на обстоятельства моей «кончины».
Степан описывает это с ужасом в голосе, с нескрываемым отвращением. Он — мальчишка, хоть и храбрый, но еще не привыкший к таким реалиям. Он видит в действиях Веславы лишь бессмысленную, ничем не оправданную кровожадность. Но я понимаю её лучше. Я вижу то, чего не замечает Степан.
Веслава не стесняется применять пытки, это правда. Она использует весь арсенал доступных ей средств, от простых, грубых побоев до изощренных, хитроумных методов.
Она искренне верит, что меня убили. И эта её одержимость внушает мне уважение. И, пожалуй, даже благодарность. Она делает то, чего я сам хотел бы сделать — ищет правду.
Проходит несколько мучительно долгих дней. Время тянется медленно. Я, как узник в собственной тюрьме, заперт в четырех стенах, лишенный возможности действовать. Я получаю известия от Милавы и Степана.
И вот как гром среди ясного неба… плохие новости. Ужасающие новости.
Веслава напала на след. Её острый ум и звериное чутье привели к неожиданному, шокирующему выводу. Её подозрения пали на Милаву и Степана.
Я слушаю Степана, затаив дыхание, и кровь стынет в жилах.
Во дает, девка!
Веслава, видите ли, заметила, что они недостаточно горюют. Что они слишком спокойны, слишком сдержанны в проявлении своих эмоций. Что в их поведении что-то не так, что-то фальшиво, неестественно. Словно они играют роль, но играют не слишком убедительно.
Искра даже изобразила обиду и сидит в своем доме, не выходит. Степа решает больше не приходить так часто. Милаву же решено не выпускать из терема. Веслава же горит огнем. Кажется, она хочет избавиться от Милавы и Искры.
Но самое интересное то, что Добрыня, Алеша и Ратибор разделяют мнение Веславы. А это уже плохо.
Я все жду, когда объявятся пособники Игоря, Прохора с Митро. А тут такие страсти.
Мы договорились со Степаном о ежедневных встречах в условленном месте, в старой, заброшенной кузнице на окраине города. Туда он должен был приносить мне новости и, при необходимости, получать от меня указания. Степа говорит, что Веслава пригрозила казнить убийц. Это она сказала ему с явным намеком. Причем казнят публично.