Исход - Александр Цзи
Даша отозвалась:
— Три штуки всего. Одна на кухне, другая вон ту половину столовой снимает, третья не работает после последней грозы. Проводка сгорела.
— А микрофоны?
— Я на один микрофон горячее масло пролила, — ухмыльнулась Даша. — Нечаянно, ясен пень, — откуда ж мне, глупой поварихе, знать, где у них микрофоны запрятаны? Неделю тому это было. Все ремонтировать не идут.
У нее действительно все схвачено, понял я. Такая баба реально из любой проблемы выкрутиться и другим подсобит.
Повариха вдруг нахмурилась и гаркнула:
— Валите отсюда!
Я и Аня, так и не отцепившаяся от моего локтя, вышли из столовой. Снаружи было темно, прохладно, и тянуло легким ветерком, напоенным ароматом хвои. Ближайший фонарь тускло светил метрах в ста от нас, под ним тусовались и гоготали трое парней — видать, с поля только что вернулись. Мы направились в противоположную от них сторону, в темноту, где разбегались в разные стороны грунтовые дороги.
Светили звезды — необычайно яркие и низкие. Они почти не мигали. Луны не было видно. Далеко в лесу ухала сова… или филин — черт их разберет. Щебень под ногами хрустел вызывающе и громко, так что казалось, что наши шаги разносятся на многие километры вокруг.
Аня молча шла вперед, отлично ориентируясь в темноте, и я доверился ей. Одна моя рука по-прежнему находилась в полном ее распоряжении, другой я тер глаз — в нем снова мелькали светящиеся пятнышки, похожие на причудливые знаки.
Во тьме кое-где светились одинокие окна в бараках, и это был единственный свет вокруг нас, если не считать звездного небосклона.
В молчании мы приблизились к одному из одноэтажных деревянных домов, в котором светилось от силы пара окон. В их свете виднелись огороженная штакетником клумба, бельевые веревки с сушившимися тряпками, ведра, жестяное корыто и деревяная стиральная доска. Кто-то днем хорошенько постирался и оставил весь постирочный инвентарь прямо во дворе, не опасаясь краж. Вероятно, краж здесь не бывает, как и безработных и бездомных. Все трудоустроены и снабжены квартирами. Наверняка неведомый Детинец гарантирует и эти нюансы наряду с правом отправляться в квесты.
Аня остановилась, отпустив наконец локоть, и шепнула:
— Заходи внутрь. Потом прямо и налево, третья дверь твоя. Тетя Вера тебя не ждет, поди, раз ты в квест ушел.
— Тетя Вера? — повторил я. Дежурный по квест-залу меня спрашивал про тетю Веру.
— Тетка твоя — не помнишь?
Я крякнул.
— У меня есть родственники?
Аня хихикнула, сказала:
— Ладно. Пока!
И вдруг чмокнула меня в щеку. Поскольку после этого действа она неподвижно застыла, невидимая в полумраке, я поддался порыву, взял ее за талию, которая оказалась упругой и стройной, и поцеловал комбайнершу как следует. Аня не проявила по этому повода неудовольствия — скорее, наоборот. Некоторое время мы увлеченно сосались, ее руки скользили по моей спине, а мои — по ее ягодицам, лопаткам, шее, затылку…
На затылке под волосами пальцы нащупали то ли швы, то ли рубцы.
Я отстранился.
— Что это?
— Что? А, шрамы от чипа.
Я оторопел:
— Какого чипа?
— От обыкновенного, какого же еще? Он у всех есть, и у тебя тоже.
Я в панике ощупал свой затылок — и тоже нашел швы, судя по всему, давно зажившие. Меня тоже чипировали?
Ну, разумеется, ядовито ответил внутренний голос. А ты как хотел?
Получается, все жители Вечной Сиберии, этой огромной лаборатории, чипированы? Гулко застучало сердце, а ладони вспотели. Итак, что мы имеем на данный момент? Чипы, Модераторы, камеры и микрофоны везде, где только можно. Полный и тотальный контроль. Сбежать будет сложновато… А если чип читает мои мысли, то дело табак, как говорят мореходы.
Я поковырял шов ногтями. Никакого ощущения чужеродного тела в голове под кожей… Или так всегда бывает с имплантами? Наверное, всегда. Люди с кардиостимулятором в сердце его вроде бы не чувствуют. Или чувствуют?
Модератор считывал рейтинг Ани с помощью прибора — значит, прибор настроен на частоту, генерируемую чипом. Я мог бы догадаться об импланте уже тогда, в столовой, ведь иначе приходится допускать, что прибор читает мысли.
— Я пошла, — бессильно прошептала Аня, словно прося разрешения. — До встречи!
Она растворилась во мраке, а я задался вопросом, откуда ей известна моя “квартира”. Была в гостях?
Неважно. Здешние все про всех знают, пора привыкать.
Я осторожно прошел через распахнутую входную дверь в коридор, стараясь ни обо что не споткнуться. Длинный коридор слабо освещала одна-единственная лампа вдали. Деревянный, поддающийся под тяжестью тела пол, облепленные древними обоями стены, местами протекшие потолки. Дверей много, и все выглядят одинаково — рассохшиеся, обитые ветхим черным дерматином. В коридоре, как водится, валялся кое-какой скарб: сломанная детская коляска, садовая тележка и несколько метел.
Я нашел “свою” дверь — на ней были прибиты пластмассовые цифры 1 и 0. Моя квартира, стало быть, под номером десять. Я поднял руку, чтобы постучать, но тихий звук сбоку отвлек внимание. Черная кошка со светящимися с полумраке глазами шарахнулась прочь, проскользнула в приоткрытую дверь по соседству, выглянула оттуда. В щель выше нее на меня смотрела еще пара глаз — мальчишка лет четырнадцати с растрепанными каштановыми волосами, худенький и востроносый.
Из той же “квартиры” донесся оклик — это была женщина, и оба — пацан и кошка — пропали из виду. Дверь прикрыли, но из-за нее все равно слышались голоса женщины и мужчины, они энергично, хоть и негромко, переругивались.
Негоже стучать в дверь собственного дома, решил я и повернул ручку. Дверь отворилась.
Я перешагнул порог и оказался в темной комнатке с закопченными стенами, столом под потрепанной скатертью, тремя стульями, шкафом с посудой, печью-буржуйкой в углу, возле которой на железной пластине на полу лежали кочерга, стальной совок и пустое почерневшее от угольной пыли ведро. На столе красиво вышитая кружевная салфетка накрывала что-то. Занавески на окне у стола своей новизной контрастировали со всем остальным интерьером (кроме салфетки). Судя по всему, их вышили вручную. На стенах висели изображения двух лун и минималистические портреты людей в окружении геометрических фигур. Судя по позам этих нарисованных людей и гало вокруг голов, это не столько портреты, сколько иконы.
Слева из другой комнаты через открытую дверь лился свет. Справа дверь поменьше вела, наверное, в туалет.
В целом мой новый дом производил приятное впечатление. Я ожидал худшего. Бедно, но чисто.
— Кто пришел? — спросил немолодой женский голос из освещенной комнаты.
Я заколебался. Как прикажете себя назвать?
— Я.
— Олесь?