Башня Богов III - Антон Александрович Карелин
— Тебе был уготован путь воина?
— Да. Отец растил из меня бойца Песчаного Легиона. Наш народ проиграл великую войну и два поколения готовился к новой. Но мне оказалось не по нраву рвать, кромсать и калечить, да и зализывать раны тоже как-то не очень. Так что, когда мне исполнилось десять, я убежал и прибился к бродячему цирку между мирами.
— Ух ты.
— Да, это был удивительный цирк, — гиен улыбнулся, его карие глаза заблестели от воспоминаний. — Сначала я просто работал за еду, потом обучился магии иллюзий и стал помогать выступать, постиг науку прыгать в пространстве и прятаться, стал одной из звёзд представления. Ну а под конец старые ловкачи приобщили меня искусству прохода по границе измерений. Причём в нашей цирковой жизни я неоднократно ранился сам. Но зализывать эти раны оказалось куда желаннее.
— Свобода делает лучше даже плохое?
— Именно так, Яр-р-р.
— И почему ты ушёл из цирка?
— Он закончился, — спокойно ответил Хопеш.
В его ответе была гармония выверенной скорби, благодарности и любви. Кажется, он давно отпустил пережитое и пошёл дальше. Я бы не рискнул спросить о подробностях, но странник сам добавил:
— Мы повстречались с народом тайро, серокожих воителей с угольно-алыми глазами, которые только что выжили в крушении своего мира. Они ненавидят Башню и всё, что с ней связано, но вынуждены восходить по этажам. Их оскорбило наше представление, потому что в нём звучал лейтмотив радости жизни и того, как прекрасна Башня. Это нанесло зрителям рану, требующую ответа, и они дали ответ. Тайро очень жестоки и никогда не размениваются на малую жестокость. Они не сделают тебе больно, а сделают так больно, как только смогут.
Хопеш помолчал.
— Я убил двоих тайро в бою, поэтому меня отпустили. Они не размениваются на месть. Но всех остальных в цирке они убили на нашей арене, номер за номером, последнее представление нашего цирка. А меня заставили смотреть.
Интересно, мечтает ли о мести Хопеш?
— У мастера измерений, который учил меня, был этот компас. Я взял его и пошёл по мирам, с тех пор минуло десятилетие, а я всё ещё в пути. Кое-где оставался надолго, целых три года провёл в Библиотеке Селестиалов, изучая миры. И там же составил список чудес света, где хочу побывать. Вот по нему и двигаюсь.
— А ты знаешь что-нибудь о Земле? — спросил я, когда он замолчал.
— Хм, что-то знакомое. Твой родной мир? А, знаю совсем немного. Читал, что её защищали трёхглазые кошки, до тех пор, пока их мир не пал. Поэтому Земля долгие десятки тысяч лет была избавлена от опасностей извне и развивалась сама по себе.
— Вот как.
Ну ничего себе новость. У меня появились вопросы к Ключнику.
— Не знаю, как другие ищейки, — заключил Хопеш. — А я иду своим собственным путём и встретил на нём много удивительного, ужасного и прекрасного. Что до истины, сколько её ни ищи, она всегда где-то рядом, рукой подать.
Всё время разговора мы двигались вдоль широкого канала, который, судя по указателю, уводил от главной реки в Бухту Джа. И, незаметно пройдя четыре квартала, вступили в искомый район.
Это была искусственная бухта: каналы с разных сторон входили в большой и круглый водоём, по кругу бухты теснились узкие трёхэтажные лавки и магазины, затейливо украшенные кто во что горазд. А в центре бухты находился маленький парящий остров с постоялым двором «Жемчужина Джа». Я сразу почувствовал сильную магию ментала и увидел, как русалки на крышах и камнях постоялого двора оживают. Они просыпались, улыбались и махали мне руками, прикрывая свои прелести кончиками хвостов и раздольем блестящих волос.
— Давай к нам, путник, — кричали русалки приветливо. — Только тебя нам не хватает!
— Какой ты красавчик, — воскликнула самая красивая, покраснев. — Сними вип-номер с ложей, и я приду к тебе в гости!
Конечно, всё это был ментальный мираж и каждый проходящий мимо гостиницы видел и слышал то, что было ему по нраву. К счастью, я был не фанат русалок, фурри и прочего фэн-стаффа. Хотя однажды мы с Мирой купили ей пушистые лисьи уши и хвостик, но быстро наигрались, и теперь они пылились в особой коробке в дальнем углу антресолей. В общем, я совершенно не хочу, чтобы в мой вип-номер ввалился кто-то посторонний. Впрочем, и планов останавливаться в гостинице не было.
— Щёлкарь и Шелест, — пробормотал я, вспоминая рекомендации Орчаны и оглядывая магазины.
Вокруг рябило от магии, мне пришлось волевым усилием подавить раздражение, пошедшее от истока чистоты. Чистоте не нравилось такое изобилие магических приблуд, внутри пробудилось желание погасить все источники, чтобы наступила блаженная тишина… Ну-ну, уймись, чистота, давай без фанатизма. Я почувствовал, как глубоко внутри шевельнулся Бран — когда мы прошли мимо вопиющей (в буквальном смысле) «Лавки Хаоса», отростки которой болтались в воздухе, как мишура, а в вязких стенах из плоти регулярно возникали рты и пасти разных существ, которые вопили, но вместо звука выпускали радужные мыльные пузыри.
— Вон там, — сказал глазастый и внимательный Хопеш, — Смотри.
На той стороне бухты, загибавшейся напротив, было два приземистых и слегка мрачноватых дома, по паре этажей в каждом, которые притиснулись друг к другу, образовав тандем. Между их выходящими вперёд узкими торцами-витринами был небольшой треугольник пространства, в котором справа виднелась каменная лестница, уводящая на второй этаж дома, а слева дощатая веранда. Над верандой виднелась ржавая кованая вывеска «Скупка/Ломбард Щёлкаря», а над лестницей украшенный живыми цветами штандарт «Травы Шелеста».
— Хозяева, наверное, спят, — предположил Хопеш, но в кои-то веки оказался не прав.
Мы подошли поближе и увидели, что оба и не думают спать. На каменных ступенях сидел меланхоличный человеческий скелет, изнутри заросший кудрявой зеленью. А в кресле-качалке откинулся мужик-белка ростом почти с меня, в мрачной и стильной одежде со множеством талисманов и нашивок, в его руках удобно лежала трубка с табаком, которой он размеренно пыхал.
— Спать? — переспросил скелет, который услышал нас издалека, не ушами, а благодаря обширной ауре чутья жизни, свойственной всем неупокоенным. — Это что-то на биологическом. Лично я давно позабыл, что такое сон.
Голос шёл изнутри черепа, гулкий, но весьма приятный и дружелюбный. Похоже, при жизни
