Скверная жизнь дракона. Книга шестая (СИ) - Александр Костенко
Раздался хлопок и столы заморгали, выкупая кристалл за девять тысяч. Потом был кристалл весом в триста грамм, проданный за семнадцать тысяч, и ещё много разных на два кило в общем. Я подумывал поучаствовать в торгах на самые маленькие, но рассудил, что кристаллы маны мне сейчас ни к чему, да и скверна в моём теле могла их повредить.
— Наверно, многие из вас пришли ради следующих лотов, — заговорил аукционер, когда унесли последнюю партию естественных магических камней. — Они будут показаны вам одновременно, начальная цена и ставка будет озвучена сразу, но аукцион будет проводиться для каждого лота отдельно. Это сделано специально, чтобы вы смогли оценить свои возможности, и желания.
Пока аукционер говорил, на сцену внесли ещё три тумбочки и четыре подноса, накрытые тканью. Ратон в полумаске хлопнул в ладоши. Ткань убрали. У меня похолодело в груди, мелкая дрожь пробила тело. Там лежали куски мягкой кожи сероватого и светло-коричневого цвета, россыпь больших острых зубов и длинная кость размером с руку.
— Этого чёрного дракона, как вы все знаете, прошлой зимой смогли выследить на самом юге нашего континента, на мысе Маскара. В той битве погибло не меньше сотни сильнейших авантюристов, магов и солдат, но ценой их жизней дракона одолели. Как это и бывает, он погиб от множества ран, но останки этой твари, надеюсь, послужат вам хорошую службу.
Работники развернули два куска кожи сероватого цвета, каждый с полшкуры коровы
— Первый лот: кожа с низа живота и с внутренней стороны бедра правой ноги. Продаются вместе, начальная цена двенадцать тысяч, ставка тысяча.
Дальше развернули светло-коричневого цвета кожу трапециевидной формы, в несколько квадратных метров.
— Второй лот: перепонка правого крыла, первая часть, от спины до первого сустава крыла. Начальная цена: шесть тысяч, ставка тысяча.
Следующий лот, шесть зубов, оценили в две тысячи со ставкой в двести. Цена за кость из правого крыла начиналась с четырёх и ставкой в пятьсот.
Торги за всё это шли долго, некоторые разумные выкрикивали суммы. За кожу с живота и бедра один разумный готов был заплатить сразу пятьдесят тысяч, но следующий посетитель перебил ставку на пять тысяч, а следующий ещё на пять. В итоге эти трое наторговались до невозможных ста сорока трёх тысяч. Подобные перекрикивания были и с другими лотами, разумные не стеснялись крыть друг друга матом.
Меня происходящее настолько проняло, что потребовалась напряжение всей силы воли, чтобы не уйти прочь. Я просто не мог поверить в то, что мамины слова об охоте на нас оказались настолько правдивыми. Нет, я знал, что за нами охотятся и распиливают на запчасти, но чтобы вот так собачится за кусок другого разумного — это омерзительно. И я мог бы взгрустнуть, но это не мои останки, мамы или сестрёнки, значит — плевать.
Я продолжил следить за аукционом, примечая цены и прочее. Один из алхимических ингредиентов оказался стеклянной баночкой зелёных орешков Еурской виноградной лозы скверны, по уверению аукциониста добытые этой зимой. Торги за пятьдесят орешков начинались с цены в две с половиной тысячи королевских золотых, и шагом ставки в сто монет. А когда эта баночка была продана за три тысячи восемьсот — я призадумался о тщетности бытия. Я игнорировал «совпадение» про свежесть заллай, но тогда в Магнаре я продал около семидесяти орешков за тринадцать монет каждый. То есть, пятьдесят заллай принесли мне шестьсот пятьдесят монет империи, а сейчас их продали за тысячу четыреста. Я всяко неслабо так заработаю, если убрать нахлебников-посредников между добытыми мною заллаями и аукционом.
Больше в алхимических ингредиентах ничего интересного не выставляли, даже драгоценных камней или чего-то, что пригодилось бы как рукоять для жезла. Потом пошли свитки с магическими печатями. Вот там я решил поучаствовать, особенно когда выставили свиток некого «Страха», радиусом действия в два метра, и периодом в минуту. Это могло бы пригодиться, если скопировать печать и размножить, ведь её действие явно зависит от характеристики Воля — но в зале были и другие посетители. Мне пришлось сойти с торгов, когда цена приблизилась к четырём тысячам, а сам свиток ушёл за шесть триста.
После свитков на продажу выставили книги, разные. За личный дневник какой-то баронессы из Арнурского королевства разразилась настолько ожесточённая борьба, что торги за останки дракона казались лакальным конфликтом, дракой котят за миску молока. Выставленный за две тысячи и ставкой в сотню, дневник ушёл за девяносто три тысячи, заставив меня задуматься: а правильным ли я способом деньги зарабатываю?
В остальном ничего интересного не было, но кое-что я всё же урвал. Для меня это представляло не меньшую ценность, чем останки дракона или тот непонятный дневник. Как сообщил аукционист, этот толстенный талмуд — единственная копия всех записей и дневников магоса Фласкара Агисароса, жившего девять веков назад. Талмуд выставили за тысячу шестьсот, а урвал я его за три триста. Как только аукционер в пятый раз назвал сумму и показал в мою сторону — около меня очутился разумный в полумаске с подносом в руках. Я решил досидеть до конца, передал свитки и постучал ладонью по столу. Там появилась бумага с шаблонными фразами и быстрыми надписями рядом, что податель сего документа выкупил такой-то лот за такую-то сумму, предоставил расписки на такую-то сумму и ожидает такую-то сдачу.
Финальной частью значилась продажа рабов. Мне было интересно посмотреть, кого и как продают на таких аукционах, но на подиум никого не выводили. Вместо этого аукционист объявил о двухэтапной продаже. Сначала он рассказывал о рабе: его пол, раса, возраст, характеристики из лог-листа, внешность описывалась вскользь, а прошлое вообще умалчивалось. И, конечно, называлась цена. Заинтересованный посетитель моргал светильником, на его столе оказывалась одна из карточек с номером лота.
Были представлены семь рабов. Оставался последний, но аукционист предупредил, что ситуация необычна.
— Я не должен разглашать прошлое раба до второго этапа, но этот раб предоставлен Всеобщей Церковью. И я должен рассказать о нём всё.
Аукционист взял паузу, но никто из посетителей даже не пошевелился.
— Этот раб — девочка, без имени, шести лет. Она троптос от тёмных эльфов. Её основа раскрыта, но она не от животного. Она от минотавров. Скверна проявилась в виде двух пар рук.
— Правильно ли я понял, — заговорил один из посетителей, — что ищейкой собирающая эти отродья, чтобы прирезать или сделать боевого пса, церковь взяла и отказалась от подобной? С раскрытой основой?
— Совершенно верно, вы всё правильно поняли. Причина отказа и её реализацией как общего раба
