Проклятый род - Руслан Валерьевич Дружинин
Сказав это, Славомир кивнул в сторону крестианской семьи. Вера наклонилась над Михаилом и сбивчиво причитала сквозь слёзы. Егорка крепко держал брата за руку, просил его не умирать, обещал быть послушным.
Влада не поверила словам пленника и спросила:
– Да какой может быть толк от этих «рабов» богомольных?
– Они везде! – выпалил Славомир. – Христианских селений стало так много – не счесть: и в наших землях, и в Китежских. Старой веры до поры замечать не хотели – мало ли, чем люди Зимой в Тепле маются? О добрых небесах всем толкуют, бывает, что приманят кого, но остальные-то всё равно Родовой Искон почитают! Бывало, что и грабили христиан, целыми семьями вырезали – народ везде разный. Но пока Монастырь стоит, старая вера не сгинет! В ней теперь страшная сила. Можно было войной на общину пойти, но Красный Иван хитрее придумал: волхвов, которые с первых Зим в городах проповедовали, тут же изгнал, Чуров по рекам сплавил и окрестил Дом, Тавриту и Аруч.
– Чего?! – нахмурилась Влада и брезгливо отошла от Славомира.
– Того! Сказал, что нам от этого только прибыток! А Китеж, Крода и Чудь среди многобожцев остались. Иван решил, что, если окрестимся, тогда борьба против них подымет всех христиан и ударит по Китежу так, что он под озером сгинет! Мы со старым Настоятелем пытались договориться, но дед упёрся. Сначала крестил нас безбоязненно, а потом, как Иван начал его к войне подводить, сразу всё понял. Хитрый был старикан, втихушку дела крутить начал. Вот Тавриты и разозлились. А что делать? Воевать мы с ними теперь не могли – какое же это крещение, если единоверцев опять гробить надо? Давить начали по-другому: Настоятеля старого успокоили, а когда деда не стало, с новым вроде как сговорились. Чтобы этот не своевольничал, мы к себе в города христианские семьи переселили, заложниками. Ну, а сами-то мы теперь…
Славомир показал на шее шнурок с маленьким крестиком:
– Теперь не просто война между нами, а бойня за праведную веру начнётся. Против «язычников» боремся – всякий христианин нам в этом должен помочь. Только одного Ивану для полного счастья не хватило – дочь старого Настоятеля хотел себе в жёны, чтобы союз с Монастырем укрепить. Да только не выгорело ему. Как только родители у девки умерли, она с братцем сбежала. Да и новый Настоятель не таким уж покладистым оказался. Начал, гнида такая, дозоры кругом рассылать – думал новую общину устроить. Людей своих от войны сберегал!
Серко наклонился к уху дружинника и тихо спросил:
– Это вы дозор у старого дома в лесу перебили?
– Может и так… Мы вас по карте выследили, которую у мёртвого разведчика отыскали. Христиане всё больше из-под рук выбиваются: сами воевать не хотят, но видят, как Иван их на бойню кровавую тащит. Вот и молодёжь решила сбежать, хотя за ними следили. Вера и есть – та самая дочка старого Настоятеля. От беды спасалась, всю их семью хотели прямо к Ивану доставить. По чести сказать – жалко её. Доброй жизни с Иваном не будет – он христиан ненавидит! Все помыслы его к Монастырю – из корысти. Хотя Вера ему очень нравится, аж слюной исходит, развратник, когда о ней думает. Чёрт всегда к непорочному тянется – осквернить хочет. Ивану шестой десяток пошёл, весь срамной болезнью изъеденный, но как был блудником, так и остался!..
Славомир замолчал. Серко понял, что старый вояка рассказал всё, что знает. Но Влада и не думала отпускать чужака, который устроил для них западню. Волчица приблизилась к дружиннику со спины, готовя нож для расправы. Славомир опустил седую голову и вдруг сдавленно засмеялся:
– Не отпустите, знаю. Вы же людей резать привыкли. Навье племя – хуже чумы. Как только норы ваши у общин появляются, люди от ужаса Тепло бросить готовы. И зачем вы живёте? Зачем нападаете, грабите, в рабство волочите, во тьму?!
– Ради рода, – коротко ответила Влада и нож потянулся к горлу врага.
«Стой!» – одёрнул Серко и наклонился к часто задышавшему Славомиру, чтобы спросить напоследок. – Сам-то ты Ивана Тавритского уважаешь? Любишь его? Верно служишь?
– Долг свой перед ним исполняю, но никогда не любил! Он Дом поборами разоряет и голодом детей наших морит. Всё отбирает и в Тавриту везёт, общины у него в вечном долгу. Он дочурку мою старшенькую в наложницы захотел, так она на себя руки чуть не наложила – вот как Ивана мы любим! Спрятали её в одиноком Тепле, до сих пор боимся, что сыщет. Всю жизнь я Ивана Красного ненавижу, чтоб он сдох на лютом морозе, весь Дом его презирает! Но ничего, настанет наш день, ещё посчитаемся!
Дружинник от злости сжал кулаки. Он говорил честно – Серко учуял бы ложь.
– Неужели отпустишь его? – не поверила Влада.
– Верьте тому, у кого ярость в глазах, а с губ летит всё, что он думает, злость – честнее всего, – повторил брат её
