Черный день. Книги 1-8 - Алексей Алексеевич Доронин
Собирались пройти по деревне как смерч, но их ждали пустые дома. То, что никого не оказалось на улицах – не удивило наемников: в деревнях редко слоняются просто так. Но были пусты и дворы. Хотя полагалось, что все должны отпереть двери и ждать вооруженных автоматами гостей у дверей хат.
Дозорный сообщил, что возвращается группа на «Кактусе». Пришлось задержаться с колядками. Дождались злого, страшно матерящегося Режиссера. Они не успели далеко отъехать, когда лейтенант что-то заподозрил. Ему не понравились бегающие глаза проводника и невнятные ответы на уточняющие вопросы.
Кончилось тем, что он застрелил старейшину, потому что тот попытался выхватить у лейтенанта пистолет. Стало ясно, что они едут в ловушку, но успели развернуться до того, как та захлопнулась. Группу не преследовали, хотя несколько пуль по броне они получили.
Известие о взрыве, безлюдье и тишина в деревне, отсутствие на месте старейшин Режиссеру очень не понравилась.
Командир объявил боевую тревогу. И вовремя.
Словно в подтверждение его правоты загрохотало, затрещали винтовочные выстрелы, застучал пулемет. Откуда-то появившиеся внезапно оборвыши начали первые, «коты» отбивались при поддержке «крупняка» с турельных установок на гантраках.
– Ах вы, питоны штопанные, – цедил сквозь зубы Богодул, косясь на выщербленную отметину на стене.
Этой пулей, прилетевшей в окно и срикошетившей от стены, ему чуть не прострелило голову, но, видимо, какая-то сила хранила дядюшку-матерщинника, кусок свинца прошил его фуражку.
– Ах вы курвиметры неоткалиброванные…
Бой был выигран. Пулеметы «Тайфунов» − против горстки мужиков с двустволками и берданками, и только несколько из них были с автоматами. Жители Песочного бежали. Их и на момент приезда гостей в деревню было меньше, чем обычно, а теперь оставшиеся улетучились через подземный ход, который вел за околицу. Начинался он в сарае, стоявшем на подворье старосты. «Коты» при зачистке случайно обнаружили там открытый люк, сунулись было с погоней, но быстро вернулись. Темная сырая нора со множеством боковых ответвлений, из каждого в любую минуту может прилететь пуля. «Благодарю покорно – ворчал Богодул, вылезая на свет – мы коты, а не кроты». Но проблемы, как оказалось, были впереди.
Выглядели убитые «партизаны» совсем не как пригласившие наемников вожди – все худые, кожа да кости, в выцветшем камуфляже. И хотя стреляли они, бойцы первого эшелона, не очень метко, злобы у них было, как у бешеных. Вот тебе и «бараны»! Они бросились в самоубийственную атаку, а когда та захлебнулась, двое из укрытия прикрывали отход остальных и стреляли до конца. На некоторых трупах оказались самодельные «бронежилеты» из толстой плотной ткани, куда были вшиты стальные пластины, но помочь они могли разве только против пистолетных пуль и осколков, а более мощные патроны, не говоря о крупных калибрах, прошивали их насквозь. Даже самый ходовой патрон из калашей − 5.45 такая защита не останавливала. Скорее, для идущих на смерть, эта защита была психологической. Ни одного «пастуха» подстрелить не удалось. Похоже, их и не было в этой непонятной, нелогичной группе деревенских камикадзе. Отряд потерял одного – рядовой по фамилии Кривошеин, а по кличке Кривой, был убит засевшим в засаде «колхозником», неудачно высунув башку из укрытия. Оборвышей полегло полтора десятка – и это только по найденным телам, остальные смогли отойти, Понятно, что Туз не будет рад. Хотя еще меньше полковник был бы рад, если бы они погибли… они же, солдаты – материальный актив, в них вложены, инвестированы, средства. Но гораздо сильнее он трясся за материальную часть. За «Тайфуны» и «Кактус». Наемников можно набрать новых, особенно если погибли необученные. А вот техника… за это придется отвечать перед олигархом. И где взять новую? Патроны все же делали, в городе было несколько мастерских. Но Александр слышал, что боеприпасы к тяжелым пулеметам на Острове не производят – а привозят, причем стоят они баснословно дорого в товарном эквиваленте. Использовать их разрешалось только в крайних случаях.
Не послать наемников в карательный рейд магнат Михайлов не мог. Он бы потерял лицо, а это тоже его актив. Если бы он такое простил «помоечным крысам», над ним весь город бы посмеивался. Теперь же годилась только месть. Причем, максимально жестокая. Просто сжечь тут все постройки и уйти… было уже недостаточно.
Еще какое-то время длилась зачистка. Мирных жителей в деревне теперь официально больше не было. Все, кого поймают, могли рассчитывать в лучшем случае на легкую смерть.
Сначала никого не нашли. Конечно, надо было выставить оцепление, но где найдешь столько бойцов? Да и выцеливать растянувшихся цепью наемников неподалеку от болот дикарям будет куда легче.
Зато деревня и окрестности, как оказались, кишели ловушками оборвышей. Все они были расставлены по-дилетантски. Было и несколько нормальных мин, противопехотных. Но их разминировал отрядный сапер, собаку съевший на таких штуках. Он раньше обезвреживал даже МОНки, поставленные так умело, что, сработав, могли бы направленным взрывом выкосить взвод. Но здесь мин направленного поражения не было.
Минная война не только брала с них дань кровью, но еще и сильно мотала нервы, и сковывала движения. Но они были к этому привычные. Правда, в «договорных» деревнях немного расслаблялись. Но эта деревня уже такой статус потеряла, теперь тут − поле боя.
Поэтому трудно понять, как опытный капрал по фамилии Соловей (и с таким же позывным), попался в простейшую «вьетнамскую» ловушку. Это был лаз в подпол, прикрытый хлипкой фанеркой. Сверху лежал коврик, который словно говорил: «Проходите, только ноги вытирайте». В такую ловушку мог бы попасть только совсем зеленый новобранец.
И ведь он, идущий впереди, проверил этот коврик ногой. Ему показалось, что под ним прочные доски. Пожав плечами, наемник пошел дальше… и тут же улетел в подпол, откуда до оставшихся наверху товарищей донеслись жуткие крики. Внизу упавшего ждал жуткий сюрприз.
Младший офицер напоролся пахом на острую арматуру. Когда его вытащили, он был еще в сознании, хотя уже не мог говорить. Ему пытались остановить кровь, хотя медик и смотрел скептически: мол, этому соловью больше не петь. Через пять минут капрал скончался.
Такие пруты и колья нередко еще и смазывали калом или другой кишащей микробами гадостью. Даже небольшая поверхностная рана от них жутко гноилась, что уж говорить про протыкание брюшной полости, разорванные кишки, уничтоженные половые органы. Все были даже рады, что бедняга умер. И не потому, что не хотели возиться с раненым. Суровые «коты» понимали, что, даже если врачи в городе сделают чудо, человек после такого будет инвалидом,–
